Игорь Кром - Самая страшная книга 2015

Пальцы Сереброва автоматически поменяли зеркалу угол обзора, и охотник успел заметить быстро удаляющуюся худую спину с отчетливо выпирающим позвоночником и широко ходящими под тонкой кожей лопатками. Странное создание стремительно неслось между кустами и деревьями, ловко перепрыгивая бурелом, огибая заросли кустарника, стелясь под самыми низкими ветками. Без единого звука – это Михаил Степанович знал абсолютно точно. Он и плеер-то не выключал в основном из-за того, что уж больно жутко было в полной тишине смотреть на призрачно-бесшумный бег детской фигурки.

Удовлетворенно кивнув самому себе, охотник захлопнул портсигар, но далеко убирать не стал, сунул в карман. Вытащив из-за пазухи «айпод», Серебров отыскал там Полковника, зациклил любимую песню на повтор, и, выведя звук на максимум, облегченно прислонился к спинке своего природного кресла. Участие Сереброва в охоте закончилось. Теперь ему оставалось просто ждать. И надеяться, что все пройдет гладко.

Поводив плечами, Михаил Степанович приподнял ворот куртки, уткнулся лицом в высокое горло грубого шерстяного свитера и закрыл глаза отяжелевшими от налипшего инея ресницами. В тревожной полудреме зрачки его безостановочно сновали под веками, изуродованными вспухшими красными прожилками. Неглубокий сон смешал в один бессвязный сюжет бродящего по болотам, в поисках больших сапог, Полковника, застреленных им грибников, мертвенно-бледного Матвейку и, отчего-то Буяна. Это было странно, потому что Буян не снился Михаилу Степановичу уже года полтора. Первые месяцы он приходил регулярно – упирался своими тяжеленными лапами прямо в грудь Сереброву и, глядя в его беспокойное мятущееся лицо, давил всем весом… давил, давил и давил…

Буян был пес – всем псам пес. Настоящая охотничья собака, не чета всяким шавкам. Покойный лесник Лехунов, шесть лет тому назад окончательно спившийся и утонувший по осени в речке Оленьей, отдавая Сереброву Буяна, тогда еще совсем щенка, клялся и божился, что кутеныш этот ни что иное, как помесь волка и лайки. Большой веры покойнику, Царствие ему Небесное, не было. В погоне за водкой мог и не такое наплести. Сереброву памятен был случай, когда Лехунов толкнул «черным следопытам» координаты партизанского оружейного склада, оставшегося, якобы, со времен Великой Отечественной войны. Тогда предприимчивый лесник закопал в полусгнившей землянке одну из конфискованных браконьерок, в надежде, что проканает. Не проканало. На счастье свое, отделался Лехунов вывихнутой челюстью, да тремя сломанными ребрами. Так что, не было веры покойничку, не было. Однако, когда он, глядя Сереброву в глаза своими мутными, гноящимися буркалами, истово крестился и, вздергивая за шкирку маленькое скулящее тельце кричал…

- Волчара! Степаныч, Христом богом клянусь – настоящий волчара! Только тебе, по дружбе, задаром почти!

…Серебров ему поверил. Поверил, и, обменяв скулящий черный комок на мятую пятисотку, сунул щенка за отворот куртки и унес домой.

Так получилось, что «волчара» стал первым и последним псом Сереброва. Бобыль, одиночка по жизни, старый охотник не слишком жаловал домашних питомцев, считая всех городских собак, даже самых больших и злобных, бесполезными тварями, пригодными, разве что, на хорошую теплую шапку. Живущий в частном секторе на самой окраине города, охотник сразу же поставил четкие границы для нового жильца, отдав ему на откуп огороженный высоким забором двор и покосившуюся будку, в которой никто не жил с тех самых пор, как Серебров купил этот полуразвалившийся деревянный дом и привел его в порядок.

Но время шло, пес взрослел и совершенно неожиданно для себя Михаил Степанович обнаружил, что не такие уж они и разные. Даже будучи щенком, при виде хозяина Буян не заливался радостным лаем, не бросался лизаться, а молча подходил, и тыкался лобастой головой ему в ногу, разрешая почесать себя за ухом. «Волчара» рос и матерел, ходил с Серебровым на охоту, становясь обстоятельным и деловитым, полностью оправдывая утверждение, что собаки – копии своих владельцев.

К осени Серебров починил ему будку и накидал внутрь ветоши и соломы. А к зиме, как-то незаметно для себя разрешил псу жить в доме, на старом полушубке, постеленном возле батареи центрального отопления. Никогда и никого не любивший затворник вдруг осознал, насколько это приятно, когда любят тебя.

Буян вырос в здоровенного мощного зверя, не боящегося ни лося, ни медведя, ни черта с дьяволом, и за хозяина готового убить, или умереть.

Возможность представилась два года назад...

С самого утра все шло на редкость мерзопакостно. Вздумавший вечером порубить дрова, Серебров здорово разошелся, и орудовал тяжеленным колуном, стоя на промозглом ветру в одной лишь майке, да ватных штанах. Так что просквозило его вполне закономерно. Проснулся он от жуткого кашля, рвущего на части не только легкие, но казалось и всю грудную клетку.

Одними только проблемами со здоровьем дело не ограничилось. Внезапно взбунтовавшаяся мебель бросалась под ноги, а мелкие предметы при всяком удобном случае норовили выпасть из рук. В хлебнице отчего-то не оказалось ничего, кроме пары зачерствевших горбушек, а в холодильнике закончилось молоко и яйца. Ветром сорвало с крыши антенну, обрубив единственный телеканал. В довершении всего, перегорела лампочка в сенях, и Михаил Степанович едва не сломал о порожек пальцы.

Верь Серебров в приметы, непременно остался бы дома, пить чай с купленным по случаю алтайским медом, слушать «Маяк», да вполголоса ругать паршивую погоду. Но Серебров в приметы не верил, и потому, как и собирался, пошел на охоту. Однако отцепиться от неудачи оказалось не так-то просто – череда мелких неприятностей преследовала Михаила Степановича неотступно целый день, к шести часам вечера заставив остервенеть настолько, что в сердцах ковырнув ногой снег, он сломал толстую охотничью лыжу, сломать которую было практически невозможно. Глядя на ехидно щерящийся из-под снега пень, Серебров едва не взвыл от досады. Распушивший мохнатую шерсть Буян тактично отошел в сторонку, чтобы еще больше не смущать хозяина в минуту душевной слабости.

Чувствуя, как в ушах закипает пар, а глаза наполняются кровью, Михаил Степанович сел прямо на снег и принялся стаскивать бесполезные лыжи с мохнатых унтов. Заевшее, как назло, крепление, обжигало пальцы металлическим холодом, скользило, царапалось, но открываться не желало. И тогда, плюнув на свою обычную сдержанность, Серебров с мясом вырвал застежку, со злостью сорвал крепление с ноги и запустив его в засыпанный густым снегом кустарник, громко и с наслаждением выматерился. Поспешно содрав с себя вторую лыжу, Серебров вскочил на ноги и в голос заорал, вместе с паром и криком, выпуская наружу все скопившееся за день раздражение. Перепуганные ревом неведомого животного, с окрестных деревьев в воздух сорвались несколько птиц. Невозмутимый Буян продолжал деловито обнюхивать ничем не примечательную березу.