Игорь Кром - Самая страшная книга 2015

Впрочем, Михаил Степанович не особо-то и таился. Былинный богатырь, широкоплечий и рослый, он мерно вышагивал по еле заметной звериной тропке, практически не глядя под ноги. Под тяжелой поступью обутых в подкатанные болотники ног, треща, разбегались изломанной сеткою маленькие лужицы, крошилась в труху ломкая заиндевевшая трава, лопались тонкие ветки. Перепуганное шумом, с дороги исполина торопилось убраться все окрестное зверье, и даже вездесущая пернатая мелочь стайками срываясь с верхушек деревьев, стремительно улетала прочь, на писклявых птичьих языках кроя двуногое чудовище по матери. Серебров их не слышал, равно, как не слышал он, какую сумятицу вносят в застывший мир замерзшего леса его тяжелые шаги.

Узнай кто из коллег, как Михаил Степанович ходит на охоту, подняли бы на смех, а то и вовсе сочли бы ненормальным. Нет, со снаряжением у Сереброва был полный порядок. Толстые зимние портянки плотно укутывали спрятанные в сапоги ноги. На спине висел вместительный, видавший виды рюкзачище на девяносто литров, купленный около десяти лет назад и все еще верой и правдой служащий своему хозяину. Охотничий костюм - полукомбинезон, дополненный теплой курткой, легко выдерживал температуру до минус двадцати градусов, так что при нынешних минус восьми Михаилу Степановичу было вполне комфортно. И даже камуфляжная расцветка с поэтическим названием «Зимний кедр» была подобрана, как раз по сезону.

Вот только оружия у охотника не было. Нет, конечно, болтался на поясе скрытый полами куртки и плотными кожаными ножнами тяжелый нож с широким лезвием, да в одном из боковых карманов рюкзака валялась давно не вынимавшаяся швейцарская «раскладушка». Но вот ни ружья, ни патронов Серебров с собой не брал уже два года. Зато брал вещь абсолютно не нужную, и даже, по мнению подавляющего большинства охотников, вредную. Ну кто, скажите на милость, идя в лес бить зверя, берет с собой плеер? А между тем, тонкие проводки наушников привычно выползали из-под ворота зимней куртки и, извиваясь черными змеями, терялись в густой бороде Михаила Степановича.

- Поброжу по болотам, проверю грибные местаааааа.

Отпущу свою душу погреться на звезды…

… задушевно выводил в динамиках глубокий бас Полковника. Плеер, миниатюрную четырехгигабайтную китайскую подделку под «Айпод», Серебров приобрел в прошлом году, удачно сменяв на выделанную волчью шкуру заезжим толкиенистам, устроившим в окрестных лесах какой-то свой шабаш. Тощий длинноволосый паренек, одетый в кольчугу, поверх грязной косоворотки, сам того не понимая, за одну ночь привил угрюмому охотнику любовь к музыке. Изначально Серебров собирался толкнуть игрушку кому-нибудь из городских барыг, не слишком жалующих волчьи шкуры, зато ценящих мобильные телефоны и прочий электронный хлам. Но среди мешанины незнакомых и зачастую непонятных песен, одна зацепила старого охотника за живое, как рыболовный крючок, вырывающий внутренности глупому окуню. Именно она сейчас играла в ушах Михаила Степановича, тонкой стенкой из гитарного перебора и писклявых клавиш гармони отсекая его от многообразия лесных звуков.

Запутанная тропка внезапно прекратила юлить, и вывела охотника к маленькой почти обмелевшей речке, чье имя знали, вероятно, лишь географические карты. Ведущий к ней пологий склон густо порос кустарником и низенькими кривыми березками. Аккуратно привалив рюкзак к стволу самого большого дерева, корневища которого изгибались удачным и крайне удобным для многочасовой засады образом, Серебров неторопливо спустился к воде. Встав на колени, осторожно, чтобы не пораниться, кулаком разломал тонкое ледяное стекло и долго смотрел на свое бородатое отражение. Простое широкое лицо, из тех, что принято называть «русским», за последнее время с виду совсем не постарело. Даже пучок длинных рыжих волос, стянутых на затылке резинкой, по-прежнему успешно сопротивлялся седине. Разве что лапки морщин, обосновавшихся возле глаз, тех самых морщин, что придают улыбке добродушную лукавость, стали заметно шире и ветвистее.

Большие грубые ладони зачерпнули ледяной воды и с наслаждением плеснули прямо в лицо, обжигающим холодом подстегнув кровь двигаться быстрее. Серебров с наслаждением потер глаза, отжал бороду и, глядя, как колышется его лицо в чистой воде, прошептал:

- Господи, пронеси… Пусть все хорошо пройдет, Господи…

Этот простенький ритуал в последнее время заменял ему псалмы и молитвы. Не был уверен Михаил Степанович, что право имеет с Богом разговаривать. Но и не разговаривать с Ним совсем тоже не мог, и потому перед каждой вылазкой ходил к безымянной речке умываться.

Упираясь ладонями в колени, Серебров поднялся к рюкзаку и отстегнул пластиковые карабины, закрывающие основной отдел. Из малого отдела вынул «пенку», подсунул ее под куртку и застегнул на бедрах. Пройдя к причудливо изогнутым корневищам дерева, присел прямо на стылую землю, спиной к рюкзаку. Поерзал, устраиваясь удобней и, откинувшись на самый толстый корень, достал из-за пазухи старый латунный портсигар. Пальцами подцепив сигаретку, сунул фильтром в заросли усов и бороды, а сам портсигар, на внутренней стороне крышке которого крепилось крохотное зеркало, пристроил на соседнем корне, так чтобы происходящее за спиной было видно во всех подробностях. Неторопливо подкурил. И только выдохнув в морозный воздух первую затяжку горького табачного дыма, Михаил Степанович бросил за спину:

- Матвейка, вылазь…

Отражение, которое давало зеркало, было слегка волнистым, и оттого казалось ненатуральным, как дешевый спецэффект в старом фантастическом фильме средней руки. К этому Михаил Степанович давно привык. И все же, где-то в самой глубине подсознания не мог отделаться от мысли, что он уже давным-давно «поехал крышей», и на деле сидит сейчас где-нибудь в комнате с мягкими стенами, намертво спеленатый белой рубашкой, с непомерно длинным рукавом. Потому что перед той реальностью, которой вот уже два года жил Серебров, меркла любая фантастика.

Верх рюкзака откинулся назад, и изнутри показались тонкие бледные руки. Неестественно выломавшись в локтях, они вцепились в усиленные каркасом стенки, примяли их, следом за собой вытягивая в морозный воздух притихшего леса лысую голову, с едва заметными, плотно прижатыми к черепу ушами. Частично выползая из рюкзака, частично снимая его с себя, существо поспешно выбралось наружу целиком. Тело - абсолютно голое, если не считать за одежду грязный кусок ткани, бывший некогда плавками, - казалось, совсем не реагирует на легкий, но все же ощутимый морозец, а босые ступни спокойно встали прямо на обледеневшую траву. Молниеносно обернувшись, существо на долю секунды явило отражению свой безносый лик, и тут исчезло из поля зрения зеркала. Совершенно бесшумно и практически незаметно.