Все оттенки падали - Иван Александрович Белов
И объявился новый пророк, и речи еретичные говорил, и многим оказался люб. И я, прости, Господи, сходил послушал его. Собой старик, обликом на волхва поганого схожий, и сказывал так: „День последний настал, и боле не будет уже ничего, оттого всё отныне дозволено, и кто чего хочет, иди и возьми“. И внемлили люди, и отошли от Господа нашего. И зачали град громить, винные погреба разорять, девок насилить до смерти, и купцов с евреями убивать, и добро их ставить на разграбление и поток. Нарушили заповеди Божьи, предались поджогам, разбою, чревоугодию и блуду срамному. Вчерашние нищие обрядились в соболя, бархат и шелк и толпами преогромными по граду шастать взялись, упившись до полусмерти, богохульства выкрикивая, в барабаны и бубны стуча, на дудках играя и зла твориша без меры. И унять их некому, ибо воины все на стенах стоят, в ожиданье приступа сатанинской орды. А вместо того Преисподняя разверзлась во граде самом, и сотворили сами люди ее, забыв о грехе и проливая христианскую кровь. Помилуй нас, Боже, ежели можно еще…»
«В августа день 23 пришла новая беда. Беженцы с отметинами Дьявола, которые в город успели войти, принесли заразу с собой. И все, кто с ними касался, зачали такоже чернеть, гнить и от мук превеликих криком кричать. Брат Сергий, знакомец мой, был на площади возле Софии и вместе с митрополитом оскверненных утешал, и кормил, и исповедовал. А на третий день покрылся нарывами гнойными, и нарывы те лопались, а внутри каждого зубатый червяк. Сергий метался в горячке, стонал, а остался в здравом уме и настрого приказал не приближаться к себе, дабы зараза не перескочила на нас. Затворился в келье, и слышно было, как молится, а больше воет от боли. К утру и вовсе затих, а все одно в келью никто не идет. А в городе светопреставление началось, оскверненных заново стали ловить и издаля убивать, каменьями забрасывать и на копья сажать. У Михайловской часовни согнали в амбар несчастных числом в две сотни, а может, и в три, обложили сеном и подожгли. И никто не разбирался, кто хворью поражен, а кто нет…
Бог прибрал отца нашего, митрополита Алексия, осиротил нас, оставив в печалях и ужасе, какого не пытал человек. Господи, спаси, Господи, спаси, Господи, спаси и помилуй… Услышь меня, Господи… Сказывают свидетели, лекарь зашел к нему и донесся крик, какого не слышал прежде никто. В Аду тако грешники вопят, претерпевая вечную муку. И подступить побоялись, двери закрыли, и приехал сам князь Андрей, и вошел в покои митрополита, и обратно вышел бел как покойник, а меч княжий был черной кровью покрыт. И объявлено было, что ушел митрополит Алексий в вечную жизнь. И понесли тело во гробу закрытом в Софийский собор и провожали его всем миром, оплакивали и руки ломали. Да только навстречу попались гулящие люди, и свара затеялась, и гроб уронили, и обмерли все и обиду забыли. Ибо лежало в гробу чудище богомерзкое, в шерсти и чешуе, нутро вывернуто, и кости торчат, и одето в обрывки духовного облачения. И ужаснулись люди, увидав, во что превратился святой наш отец. И многие говорили, будто запродался митрополит Сатане, и за то был вознагражден, и кто примет Люцифера в сердце своем, тому спасенному быть. И вспыхнули заново татьба и разбой, и стал человек человеку волк, и заполонили город грешники, оскверненные и ожившие мертвецы. И видел я сие и ужаснулся. И тогда открылся мне замысел Сатаны, и от чего войско его на приступ не шло. Было нам послано испытание тяжкое, и не вынесли ношу мы. Стольный Киев пожрал сам себя, превратившись в кипящий адский костер, и сожгли мы в нем души свои. И души наша сами на тот костер принесли…»
«В день августа счетом 24 начался приступ и сеча злая, и дружина княжая вся полегла у Золотых ворот. И бысть чудо великое, спустился с небес Ангел белокрылый, с ликом прекрасным и светом объят, и разил поганых мечом огненным, и дрогнули рати бесовские, и возрадовались мы и победу алкали, да только демон парящий сразил Ангела в спину черным копьем, и пал Ангел на землю, и облепили бесы его, аки мураши, и плоть сорвали с костей. И вскричал Ангел и умер. А с Ангелом умерла наша надежда. Поганые ворвались в город во многих местах. Князь Андрей мог на другой берег утечь, да не стал, и принял смерть лютую возле Святой Софии со словами: „Если и пойду я долиною смертной тени, да не убоюсь зла, потому что Ты со мной. Стойте, братие, рядом, супротив Сатаны, ибо погибла земля русская, и без нее нам не быть“. И никто не спасся, ибо как предсказал пророк: „Песни в тот день обратятся в рыдание, много будет трупов, на всяком месте будут бросать их молча“. А в саму Софию набились люди во множестве, и Богу молились, и непрестанно били в колокола, и думали, будто дьяволы в храм святой не войдут, и тем спасутся. Но подступилась орда сатанинская, врата вышибла ударом единым, и бесы ворвались и убили всех, и стал храм полон растерзанных мертвецов, и кровь рекой со ступеней текла. И я, раб Божий неразумный и многогрешный, в тот час хотел умереть, да слаб я, слаб телом, духом и верой, а оттого пустился в бега, шкуру спасая, и видел, как град горит, горит небо, горит земля. Зрел, как исчадия рыщут по улицам, выискивают уцелевших людей и разрывают на части. Крики и стоны не умолкают. Видел я, как живые прячутся среди мертвецов, как матери, схватив детей, кидаются в горящие избы, лишь бы не достаться на поругание бесам, видел погибающий город. Чудом Божьим спасся от чудищ рыскающих и живых мертвяков, опалился огнем, кожа на груди пошла пузырями, от бороды остался горелый клочок, не
