Виталий Кулик - Ведьма полесская

— Давай. Я заплачу.

Хозяин быстренько засуетился, и перед Прохором на столе появилась вечеря: полкружки молока, крохотный кусочек сала, зачерствелая корка хлеба и добрый пучок зелёного лука.

Большие глаза детей теперь жадно глядели на стол, за который уже садился незнакомый им дядька.

Прохор долго не рассиживался. Это был не тот случай, чтобы чаевничать в удовольствие. Встав из-за стола, он протянул хозяину целый рубль и поблагодарил за угощение:

— Спасибочко, всё было вкусно.

Мужичок растерянно глянул на Прохора и со страхом произнёс:

— У меня сдачи нема… Может, хоть какая мелочь у тебя найдётся…

Гость сразу догадался, почему испугался хозяин, и тихо сказал:

— Не надо сдачи. Это всё тебе… и детям.

— Это шибко много… еда не стоит столько… — недоуменно проронил хозяин, но глянув на стол, всё понял. Смущённо опустив взор, он еле слышно проронил: — И тебе спасибо, хлопче… Сам видишь, туго приходится…

— Вижу, — тихо сказал Прохор и легонько притронулся к плечу мужика, у которого начала вдруг наворачиваться слеза.

Готовый вот-вот разрыдаться, многодетный вдовец растерянно бросал взгляды то на детей, то на деньги, то на стол, на котором стояло почти нетронутое угощение. Незнакомец насытился лишь несколькими перьями лука.

Стараясь унять волнение, мужик от всего сердца ещё раз поблагодарил гостя:

— Спсибочки… и дай Бог тебе счастья!

Прохор спал тревожно. Снились какие-то сны, от которых он часто просыпался весь в поту и с бьющимся в волнении сердцем.

Как только начало светать, Прохор тихо вышел во двор. Стараясь никого не потревожить, умылся колодезной водой и шагнул к выходу со двора.

— А кто такая Янинка? — неожиданно раздался голос мужика из-под повети.

Прохор повернулся, нашёл взглядом хозяина хутора. Видимо, тот вставал задолго до восхода солнца.

— А что? — удивлённо переспросил Прохор.

— Да так, ничего. Ты всю ночь во сне метался… Янинку какую-то звал. Вот я и подумал: либо дочка тебе, либо девка, на сердце запавшая.

— Не дочка…

— Тогда понятно, — сочувственно кивнул головой мужик.

— Что тебе понятно?! Даже мне ничего не понятно… — вдруг с раздражением ответил понятливому мужику Прохор, но сразу ж и остепенился. — Ладно, не серчай. И так тяжко на душе…

— Понятно, — опять заладил своё мужик. Наверное, была у него такая привычка.

На этот раз Прохор лишь посмотрел на крестьянина и совсем мирно сказал:

— Пора мне. За кров благодарствую. Прощай.

— И тебе спасибо… Ступай с богом.

Чем ближе Прохор подходил к отчему дому, тем большее волнение охватывало его. Как встретят? Знают ли о его злоключениях? Раньше-то через пана Хилькевича и пана Войховского весточками обменивался с родными, но охладела их былая дружба. Молодой Хилькевич уехал в Петербург да и нашёл там себе невесту. За это и обиделся крепко Егор Спиридонович на товарища своего, совсем знаться перестали.

Прохор уже шагал по родной Петриковской волости. Вот уж и угодья пана Войховского. Вскоре показались и серые шапки соломенных крыш деревеньки, покинутой им три года назад. Заныло сердце Прохора, затрепетала душа при виде родных мест.

Изба Чигирей стояла на отшибе, у самого леса, как и подобает жилью лесника. Прохор с волнением ступил на подворье и с интересом начал осматривать батьковское селище. За прошедшие три года почти ничего и не изменилось. Беззаботные куры, как и прежде, копошились возле хлева. Худощавая свинья вольготно разлеглась в грязной навозной яме. Никому до Прохора не было никакого дела. Но вот из-за хаты вяло выбежала собака и, неожиданно наткнувшись на незнакомого человека, сама испугалась. Быстро опомнившись, она тут же приступила к исполнению своих обязанностей. Её звонкий лай огорчил Прохора.

— Жучок! Неужто не признал?

Пёс вдруг замолк и внимательно уставился на чужака, стараясь припомнить, кому это принадлежит знакомый голос.

— Жучок… ну что ж ты… позабыл? Иди ко мне, — взволнованно говорил Прохор, а у самого сердце обливалось кровью, и горький комок подкатил к горлу. «Даже и тебе я не нужен», — нерадостно стояло в голове у парня.

Глядя на настороженность Жучка, Прохор замолчал. Слова застряли в сдавленном горле. Казалось бы, ну что тут такого: дворняжка не откликнулась на зов. Да может у неё голова в этот момент забита какими-нибудь своими «архиважными» собачьими мыслями. Но именно эта мелочь сейчас сильно задела Прохора. Даже на глаза начали наворачиваться слёзы. Не уповая уже на голос, он как когда-то давно смог лишь похлопать рукой по ноге, и каждый хлопок отдавался в его душе болью.

И вот тут Жучок вспомнил! Не сразу, но вспомнил Прохора! Живо завиляв хвостом, он кубарем бросился к нему. Теперь уже радостный лай огласил весь двор. Узнал-таки того, с кем не одну версту отмахал по Полесью.

Распахнулась дверь и на шум вышла мать Прохора — Агафья. Стоя на пороге и щурясь от яркого света, она сначала и не узнала родного сына. Но вот глаза привыкли к дневному свету, и сердце матери обмерло.

— Сынок! Ну, наконец-то! — выдохнула она.

Агафья со слезами радости кинулась обнимать Прохора.

— Здравствуй, мама. Как вы тут?

Вместо ответа мать ещё сильнее зашмыгала носом.

— Все ли живы-здоровы? — спросил Прохор.

— Усё добре, сыночек, — всхлипывала женщина.

Из-за поленницы дров появился самый младший из Чигирей. Узнав старшего брата, он, по-детски подпрыгивая, тоже бросился к нему в объятия.

— Сашко, ух, как вымахал, — в радостном волнении обнял братишку Прохор.

— Тебя и не узнать! Поди, и за девками уже бегаешь?

— Куда ему за девками, сопливый ещё, — Агафья, ласково потрепав вихрастую голову своего самого младшенького, легонько подтолкнула его к хате и тихо сказала: — Беги, покличь Марыльку. Вот радости-то будет.

Услышав это имя, Прохор непроизвольно вздрогнул и побледнел.

— Да что это с тобой? — встревожилась мать.

— Откуда и чего она тут? — обеспокоенно прошептал он.

— Сынок, да ты что?! Ты ж сам её сюда отправил… Иль запамятовал? Помнишь, кода у нас один раз гостил — ещё, когда пана Хилькевича сопровождал, — так тогда ж и рассказывал о своей женке Марыльке. Тогда ж и говорил, что была б твоя воля, так перебрался бы сюда. Ну вот… — видя растерянность сына, заволновалась уже и сама Агафья.

— Ну, помню… было такое… — пребывая в крайнем замешательстве, выдавил Прохор, и под ложечкой у него вдруг противно засосало.

В последнее время в Черемшицах уже давно никто не видел ополоумевшую Марылю. Думали, сгинула где-то на топях, а она вот оказывается куда забралась! «Видать, не совсем, окаянная, умом тронулась! Вот вцепилась, стерва!» — в ужасе думал Прохор.