Лорел Гамильтон - Пляска смерти

— Мне все равно нужно с собой не меньше двух охранников, так что ты должен знать.

Он кивнул:

— Хорошо, Анита, но, как говорила мне Клодия, Ричард не даст тебе вызвать его зверя. Что пользы в его волке, если он не даст его вызвать?

Я кивнула:

— Верно, но он все равно захочет поехать.

— А если я возьму в качестве охранника одного из волков?

— Только без шума.

— Я сделаю так, что Ричард знать не будет, — сказал Римус. — Хотя он может все-таки передумать.

Я покачала головой:

— Если он не хотел перекидываться здесь, под землей, то тем более не станет посреди акушерского отделения больницы Святого Иоанна.

— Должен сказать, что никто из нас не стал бы. Отличный способ, чтобы на тебя натравили полицию.

Я кивнула:

— Знаю и изо всех сил постараюсь держаться, но я боюсь, а визит обещается стрессовый.

— Тебе нужен лев. Этот новый не придет в человеческий вид к двум часам, — сказал Римус.

— Кто-то вроде бы говорил, что Джозеф сегодня приведет своих, чтобы я могла выбрать?

Мика кивнул.

— Ему нужно позвонить и узнать, когда он может здесь быть, — сказала я. Заставила себя доесть круассан, а одной чашки кофе уже не было. Я отпила из второй и оперлась на спинку кровати. Сколько-то еды я в себя запихала и могла теперь наслаждаться кофе не портя его едой.

— Я сделаю.

Он вытащил откуда-то маленький сотовый телефон и отошел от кровати, создавая нам подобие уединения. Подобие — поскольку он все равно все слышал, но я была благодарна за жест.

Мика был одет в белую рубашку, накинутую на загорелое тело. Рукава туго застегнуты, но надета она была скорее как пиджак, а не как рубашка. Джинсы начинали свою жизнь черными, но сейчас скорее были серыми. Он свернулся на кровати возле меня, босиком.

— Ты надел то, в чем не жалко перекинуться, — сказала я.

Он кивнул. Волосы он убрал в хвост, но несколько прядей пропустил, и они обрамляли его лицо. Выглядел он просто очаровательно, если не считать глаз — слишком серьезных.

— Ты думаешь, у меня снова будет… — я помахала рукой, подыскивая слово, — приступ?

Он улыбнулся, но до глаз улыбка не дошла.

— Скажем так, что я к этому готов.

Я стала пить кофе чуть быстрее, потому что он остывал.

— Я достаточно поела?

— Нет, — ответил он просто.

Я опустила голову:

— У меня живот сегодня будто в узел завязан.

— Или еще один круассан, или целый фрукт, или весь сыр.

Я допила кофе и потянулась за круассаном. Когда не хочешь есть, хлеб проще всего в себя затолкать. Я стала отщипывать кусочки.

— Жан-Клоду нужно сказать про больницу.

— Знаю.

— Я могу сказать.

Я посмотрела на него, сдвинув брови:

— Ты не доверяешь мне это сделать?

Он сел, поднял руки:

— Я сделаю все, чтобы облегчить тебе задачу, но он должен как можно скорее узнать, что ты собираешься у него увезти слугу-человека, подвластного зверя и как минимум двух-трех доноров крови.

Я бросила недоеденный круассан обратно на поднос.

— Если есть какой-нибудь другой способ это сделать, скажи, я так и поступлю.

— Я этого не говорил. Я сказал только, что Жан-Клод должен знать.

— Так пойди скажи ему, — буркнула я, чувствуя первые струйки злости.

Обиженных глаз я не увидела — увидела осторожные. Он попытался взять меня за руку, я отдернулась.

— Не надо меня за ручку держать, а то я совсем расклеюсь.

Он убрал руку.

— Никто тебя не осудит, если ты расклеишься.

— Кроме меня.

Он вздохнул:

— И всегда тебе надо быть сильной…

— Надо, — кивнула я.

Он слез с кровати, встал рядом, глядя на меня. Мне не хотелось, чтобы он так стоял и меня разглядывал. Я хотела злиться, а это всегда было нелегко, когда он так славно выглядел. Черт, мне трудно было ссориться с кем угодно из мужчин моей жизни: им стоило только раздеться, и они уже выигрывали спор. Это правда, и это меня тоже злило.

— Злость — это роскошь, Анита.

Я завопила во всю глотку, низко и громко. Завопила так, что эхо пошло от стен. Вопила, пока не открылась дверь и не вбежали, толпясь, охранники.

— Вон отсюда, вон к чертовой матери! — заорала я на них.

Они массой черных рубашек обернулись к Римусу. Он их отослал движением руки, но двоих оставил при себе, так что у нас снова было четыре охранника. Наверное, его можно было понять.

— Скажи Жан-Клоду и пришли ко мне Реквиема.

Голос у меня прозвучал ниже, чуть более хрипло, чем обычно.

— Анита…

— Если будешь меня утешать, я сорвусь. — Я посмотрела на него. — Мика, пожалуйста, просто сделай, что я говорю.

— Жан-Клоду я скажу, но насчет Реквиема ты уверена?

— Уверена ли, что хочу кормить на нем ardeur?

Он кивнул.

— Нет. Я абсолютно уверена, что не хочу питаться от него, но мы говорили с Жан-Клодом. Если я буду кормиться от Реквиема и он снова окажется с замутненным умом, то я слишком опасна для кандидатов в pomme de sang. Я должна напитаться от Реквиема до того, как встанет Огюстин. Потому что если я действительно освободила Реквиема от ardeur’а, то тем же способом мы сможем освободить Огюстина.

— Слишком много «если» и «быть может».

— Быть может, я смогу вылечить Реквиема, пока буду питаться. Похоже, я иногда могу лечить метафизическим сексом, с половым актом или без него. Маленькая вспышка Менг Дье не произведет на гостей хорошего впечатления, а мы ее не скроем, если Реквием будет так серьезно ранен.

— Ты можешь покормиться на ком-нибудь другом, кто уже твой возлюбленный.

— Ты имеешь в виду, что новое потрясение для этого дня мне не нужно, — сказала я и стала смеяться, но смех кончился всхлипом, и я прикусила губу, чтобы его сдержать.

Меня пожирала паника, проедала дыры в костях и внутренностях, и я становилась все более и более хрупкой, и когда мне будет нужнее всего, от меня ничего не останется, кроме страха, — ничего полезного не останется.

Я шепнула, потому что не доверяла своему голосу: я либо снова заорала бы, либо разрыдалась. Ни то, ни другое мне не было нужно.

— Жан-Клод думает, что сила Реквиема может преодолеть мою неохоту. Я должна напитать ardeur, а мне так не хочется. Если сила Реквиема может меня заставить его захотеть, то присылай его, потому что сейчас я никого не хочу. Просто хочу, чтобы ушли все к такой-то матери и дали мне покой.

У любого другого был бы обиженный вид, но не у Мики. Он выслушал все это со спокойным лицом и тихо сказал:

— У всех у нас есть предел прочности, Анита. У всех.

Я стала качать головой — снова и снова.