Дыхание дьявола - Грег Ф. Гифьюн

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Бесплатные переводы в наших библиотеках:

BAR "EXTREME HORROR" 2.0 (ex-Splatterpunk 18+)

https://vk.com/club10897246

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

Для Фрэнка Скалы

Лучше сгореть, чем исчезнуть.

- Альбер Камю, "Посторонний".

Грег Ф. Гифьюн

"ДЫХАНИЕ ДЬЯВОЛА"

1

Это ужасно - знать ужасные вещи.

* * *

Зеркало овальное и грязное, заляпанное и измазанное грязью. Запущенное, как и старое заброшенное здание, в котором оно висит, оно дает едва различимое отражение молодой женщины, стоящей перед ним. Ее лицо размыто и ужасно, глаза - не более чем пустые черные глазницы, волосы стянуты по бокам головы, рот и подбородок скрыты тенью и грязью.

Снаружи клубится туман, окутывает мир, окружает нас, медленно подползая все ближе, как разумное существо, поглощая все и всех на своем пути. Те немногие окна, что здесь есть, выбиты и разбиты, зазубренные раны кровоточат наполненными туманом кошмарами из давно разрушенных разумов.

"Ты знаешь, где мы находимся?"

"Нет", - отвечаю я, и наши голоса звучат богохульно в тишине, такой предательской.

"Ты знаешь, что происходит?"

Я качаю головой и, несмотря на свой ужас, отворачиваюсь от нее и смотрю в ближайшее окно. Сквозь густой туман на меня с большого расстояния смотрят следы города: здания и небо - все - тусклое, гнетущее, едва различимое серое покрывало, разделенное огромной полосой такого же пепельного безмятежного океана.

"Мы спим?" - спрашивает молодая женщина, отвлекая меня от призраков.

Вместо ответа я опускаю взгляд на свою руку. Она сжимает что-то блестящее и острое. Прямая бритва, лезвие которой отражает искаженную и удлиненную версию меня самого, словно какое-то измененное инопланетное существо, изгибающееся и скользящее во времени и пространстве, искаженное сошедшей с ума вселенной.

Я оборачиваюсь к ней, возможно, в поисках ответов.

"Что-то не так", - говорит она. "Что-то внутри нас".

И тут я понимаю, что это ее отражение в грязном зеркале, в которое я смотрю.

"Они идут", - говорит она.

Ее губы не двигаются, когда она говорит.

"Нас не должно быть здесь", - говорю я ей, думаю или только фантазирую.

Что-то над головой привлекает мое внимание. Потолок темный, но выглядит почти жидким, волнистым и набухающим, словно живой. Пауки. Он покрыт тысячами пухлых черных пауков, которые грозят обрушиться на нас мутантным дождем.

"Сделай это", - шепчет кто-то. Кто-то другой. Кто-то... другой.

Я крепче сжимаю бритву, подношу ее к лицу и быстро и жестоко режу по щеке, потом обратно, рассекая плоть дугообразными взмахами.

Позади нас что-то шевелится, сдвигает и перемешивает груду сломанных кровавых костей, собранных у наших ног. А где-то не очень далеко кто-то начинает кричать.

* * *

Раннее утро показалось мне подходящим временем для смерти.

В моей жизни бывали тяжелые времена, но самоубийство никогда не приходило мне в голову. И вот оно, прямо перед лицом. Сорок шесть лет на этой земле, и вот к чему все это привело. Все началось с унылого бормотания, на которое я не обращал внимания, но неизбежность этого постепенно набирала силу. Словно незнакомец, увиденный с большого расстояния, появляющийся над горизонтом, размытым жарой и пылью, он постепенно превращался в нечто осязаемое, узнаваемое и полностью осознаваемое. Я уже не мог отмахнуться от него, как от концептуальных измышлений эмоционально истощенного ума, и в отличие от прежних времен, когда я мог часами обсуждать все "за" и "против", а потом в конце концов отбросить все это как нелепость, чем больше я думал об этом, тем больше смысла в этом появлялось. Альтернатива - продолжать жить, как раньше, - казалась бессмысленной, хотя инстинктивное желание все еще оставалось. Какая-то первобытная часть меня все еще боролась за выживание, цепляясь за скрытую потребность дать этому отпор, как врагу. Это наводило меня на мысль, что, возможно, в глубине души я флиртую с концепцией смерти, а не с ее реальностью. Но смерть не была концептуальной. Не было ничего более буквального.

Ранее тем утром, страдая от одного из худших похмелий в моей жизни, я стоял перед зеркалом над раковиной в ванной, чистил зубы и смотрел в свои собственные темные глаза, словно надеясь на избавление. Странно, но за последние несколько месяцев я видел такое же отчаяние в тихие минуты, и оно тоже оставалось без ответа. Тогда я точно понял, что помилования не будет. Спасения не будет, а значит, не будет и побега, и вместе с этим странным прозрением пришло принятие и покой, которых я раньше не чувствовал. Я отпраздновал это событие глотком листерина.

Все в порядке, сказал я себе. Просто покончи с этим.

Время пришло. Я не понимал, откуда я это знаю, но я знал, и с жутким и неожиданным спокойствием навел порядок в своем маленьком домике, затем вымыл посуду и убрал ее, аккуратно сложив каждую в шкаф. Закончив, я принял душ, побрился, причесался и оделся в черные чиносы, черные туфли и черную рубашку. В конце концов, я собирался на похороны, так что вполне мог одеться соответствующе.

Я уже решил не писать записку. Тому, что я собирался сделать, не было разумного объяснения, и никакое цветистое прощальное письмо этого не изменит.

К тому же кто его вообще прочтет - парамедик, полицейские, может, хозяин квартиры? Вместо этого я опустился на стул за двухместным кухонным столом и задумался о том, что когда я был ребенком, я и представить себе не мог, что однажды буду сидеть за этим столом всего в нескольких мгновениях от того, чтобы покончить с собой. Я попытался вызвать приятные воспоминания, но они не шли на встречу, поэтому через минуту-другую я поднялся со стула, прошел в ванную и достал с края раковины бритву. Я положил ее туда раньше, чтобы не искать ее, когда придет время. Мельком взглянув на себя в зеркало, я понял, что вижу свое отражение в последний раз.

Я глубоко заглянул в собственные глаза, как мне показалось, очень долго, затем заставил себя вернуться на кухню и снова сел за стол. Поначалу я подумывал о