Основной закон-2 - Дмитрий Николаевич Матвеев
Бабка тем временем выдохлась. Замолчала на секунду, набирая воздуху в грудь перед следующим залпом. Тут Вероника шагнула вперед, поймала взгляд склочной старухи. И, не давая ей времени опомниться, изо всех сил постаралась передать всё, что она сейчас чувствовала: всю черноту, что клубилась в душе, всю свою злость, искреннее желание свернуть цыплячью, обвисшую морщинистыми складками, шею. И готовность сделать это, невзирая на все последствия.
Бабка дрогнула, испугалась, поперхнулась собственным ядом и надрывно закашлялась. Вероника же обвела взглядом собравшихся вокруг тёток. С глубоким внутренним удовлетворением отметила, как сползают с лиц довольные ухмылки. Молча сделала шаг вперед, и злоязыкая, алчная до чужих тайн бабская стая расступилась, освобождая проход.
Такая же прямая, с поднятой головой, Вероника размеренным шагом пошла по улице. До угла, до поворота на ведущую к дому дорогу надо было прийти каких-то полсотни метров. Минута, две – не больше. Не дали. Едва стих позади кашель, как в спину прилетело истошное:
- Ведьма!
И сразу вдогон впечаталось меж лопаток почти физически ощущаемое клеймо:
- Потаскуха! Шалава!
Может, и стоило бы ответить, да не машут кулаками после драки. И лишний раз мараться в дерьме тоже не хотелось. И поворот был совсем рядом. Вероника лишь напряглась, чтобы не дрогнуть, не сбиться с шага, не смазать финал стычки. И только углубившись в лес, где с гарантией не было никого постороннего, отпустила себя. И будто ожидая этого момента, из глаз потекли слёзы.
Вероника жаловаться не собиралась. Пять километров – это час быстрым шагом, а если не спешить, то и все полтора. Она успела успокоиться, умыться в ручье, даже вновь начала улыбаться, но Валерик всё равно заметил. Не сказал ни слова, не стал жалеть и утешать, за что девушка была ему благодарна. И так бы этот эпизод остался лишь мимолётным эпизодом, жизненным уроком на будущее, если бы через день не раздался поутру стук в калитку. Громкий, настойчивый, нахальный.
Валерик занимался очередным стариком, приехавшим от Трофимова, и Вероника пошла открывать. Перед калиткой стояла давешняя тётка, та, что была в зеленой кофте. Только нынче она приоделась: старомодное платье, почти новый жакет, слегка потёртые туфли для разнообразия надеты на капроновые гольфы. Даже прическа мало-мальская сделана, даже губы помадой накрашены. В руках древняя дерматиновая сумка с облезлыми, замотанными изолентой, ручками.
Едва калитка приоткрылась, как тётка сразу же шагнула вперед, не позволяя вновь её захлопнуть. Вероника вполне могла бы в два удара её выставить, но начался бы шум, вопли. А у них пациент. Тётка же, отпихнув пузом преграждавшую ей путь девушку, уверенно направилась к дому. Шла вразвалочку как по собственному двору, деловито оглядываясь по сторонам.
После секундного раздумья, Вероника решила, что бить хамку не будет. Но и в дом не пустит. А потому, защелкнув калитку, метнулась вперед и встала на крыльце, преградив незваной гостье дорогу. Та и впрямь задержалась, но ненадолго.
- А ну отойди! – приказала тётка.
Громко, как привыкла. Слово «шалава» вслух сказано не было, но явно читалась в глазах. Вероника в ответ говорить ничего не стала, лишь продемонстрировала всем понятный жест: левую руку, отмеренную до локтя ребром правой ладони.
- Ах ты сучка! – прошипела тётка и в голос добавила:
- Быстро пропустила!
- У себя в огороде командуй, - вполголоса парировала Вероника, не сдвинувшись ни на миллиметр.
- Не к тебе пришла! – не сдавалась визитёрша.
И внезапно заголосила:
- Ой-ой-ой! Моченьки моей нет! Ой спасите, помираю!
И лицо сразу сделала такое, чтобы никто не усомнился: вот еще минутка – и точно помрёт.
На вопли выскочил Валерик. Тётка, едва его увидев, сразу прекратила верещать. Растянула губы в слащавой улыбке и залебезила:
- Дохтор, у меня третьего дня тут вот закололо. Да так, что ни вздохнуть ни охнуть. Вы бы посмотрели, да таблетку какую прописали. А то ведь моченьки нет, так в боку колет.
И потихоньку, мелкими шажками принялась подбираться к дверям, рассчитывая заскочить внутрь, пока сопляк-доктор думает. Но уже на втором шажке у неё над ухом прогремело:
- Вон отсюда, симулянтка!
И указательный палец доктора обозначил конкретное направление.
Тётку эта фраза притормозила лишь на пару секунд.
- А вот не уйду!
Она вбила каблук туфли в утоптанную щебенку перед крыльцом.
- Я свои права знаю! Я пациентка, к дохтору пришла. Ты меня осмотреть должен и лечение назначить. Пускай меня в кабинет, а то быстро в минздрав жалобу настрочу!
Валерик понимающе кивнул. Повернул голову к помощнице. Только и спросил:
- Она?
Та, отчего-то смутившись, кивнула.
- Тогда открывай ворота. Быстро.
Вероника почуяла: не время задавать вопросы, время действовать и бегом сорвалась выполнять порученное. Валерик же начал делать странное: заглянул тетке с одного боку, с другого. Пробормотал себе под нос:
- Ишь ты, пациентка!
Двинулся, вроде бы обойти незваную гостью кругом, но, едва оказавшись у неё за спиной, ухватил двумя руками за ворот, приподнял и быстро понёс к воротам.
- А-а-а! – заверещала тётка. – Я жалобу! В минздрав! Я…
Валерик поставил скандальную бабу на землю за воротами. Та быстро повернулась лицом к обидчику.
- Я… - начала было старую песню.
Валерик ухватил её за подбородок вздернул голову и уставился ей в глаза.
- Хоть президенту пиши, - холодно произнес он. - Ещё раз на глаза попадёшься – прокляну. Здесь появишься – домой не вернешься. Всё ясно?
Губы у тётки затряслись, она часто закивала, не в силах вымолвить ни слова.
- А теперь пошла прочь, и чтобы даже дорогу сюда забыла!
Что померещилась местной скандалистке, так никто и не узнал. Но сразу по возвращении она отправилась в поселковую церковь, наставила свечек каждому святому без разбора и долго молилась непонятно кому непонятно о чём, мучительно вспоминая давно и прочно забытые слова.
***
Весь остаток дня Вероника молчала. И лишь вечером, обняв ладонями кружку с чаем, сказала:
- Спасибо.
Сделала паузу, зябко передернула плечами, отпила из кружки.
- Я первый раз в жизни столкнулась с беспомощностью. То есть, теоретически я могла бы тётке этой по морде настучать и на пинках её вынести, а практически - нет. Потому что в этом случае конкретно так подставлялась, как говорится,