Корпункт (СИ) - Прягин Владимир
Чужак шагнул к нему.
М-фон завибрировал, скрутился вокруг Ивана жгутом.
Пейзаж подёрнулся рябью, смазался, чувства перемешались. Иван остался на месте и в то же время взмыл вертикально вверх. Площадка с вертолётом исчезла, вместо неё перед глазами возникло нечто вроде светящейся паутины. Так мог бы выглядеть снимок ночного материка с орбиты — или, точнее, художественный коллаж по мотивам такого снимка. Оранжевые сгустки-узлы были городами, но соединялись они не асфальтовыми дорогами, а каналами смыслов.
Иван видел целиком всю картину и каждый её элемент в отдельности, каким бы мелким тот ни был. Один из таких фрагментов сразу привлёк внимание — он умещался на клочке бумаги и состоял всего из пяти уродливых букв, но своей чужеродностью отравлял окружающую реальность. Очаг заразы, саднящий струп, который следовало немедленно сковырнуть…
И для этого имелся в наличии единственный инструмент, безобидный и жалкий с виду. Привет из старого мира, канцелярский заменитель волшебной палочки. Сувенир с дешёвым секретом.
Иван перевернул гелевую ручку и потёр бумагу химическим наконечником, предназначенным для удаления чернил. Буквы стирались плохо, неохотно, с ощутимым сопротивлением. Но всё-таки их хищно-компактный строй нарушился, исказился, утратил целостность.
Скала под ногами вздрогнула.
Иван почувствовал, что ему не хватает воздуха. Жгуты М-фона стянулись туже, пропитанные враждебным смысловым ядом, который сочился из распахнутого «окна». Досталось, впрочем, и «призраку» — он отпрянул, будто ошпаренный, оглянулся на вертолёт и заорал:
— Стартуй!
Машина дёрнулась, взвыла — но высоко взлететь не смогла. К бешеному хору винтов примешался звук, похожий на болезненный кашель. Железную тушу косо повело над самой землёй. Задняя часть задралась, а передний винт ударил по балюстраде. Брызнули каменные осколки. Вертолёт снова плюхнулся на асфальт и нехотя, боком начал сползать за кромку обрыва. Дверца распахнулась, пилот выпрыгнул на площадку — а в следующее мгновение покалеченный аппарат сорвался и ухнул вниз.
«Окно» перехода схлопнулось и погасло.
Отдача через М-фон оказалась настолько мощной, что Иван не устоял на ногах. Он едва успел выставить ладони, чтобы не приложиться физиономией об асфальт. Ручка выскользнула из пальцев и откатилась в сторону.
Послышался звон расколотого стекла — ауксилитовые фонари, которые окружали площадку, лопались один за другим. На край плато наползала тьма, едва разбавленная блеском далёких звёзд.
— Валим отсюда!
Двое заговорщиков и пилот метнулись к грузовику. «Призрак» замешкался на секунду, бросил взгляд на Ивана — прикидывал, очевидно, не прибить ли всё-таки на прощание. Но тут из-за забора сверкнули фары, и на площадку, визжа покрышками, вырулил полицейский автомобиль.
Силуэт «призрака» исказился — словно вдруг утратил объём, превратился в плоскую наклейку на ткани мира, в собственную ожившую тень. И тень эта (Иван уже не столько видел её, сколько просто угадывал) рванулась полицейским навстречу.
Те, однако, были готовы.
Один из патрульных вскинул парализатор, напоминавший по виду фоторужьё. Замерцала линза, короткий раздутый ствол описал дугу — и сообщники «призрака» возле грузовика повалились наземь.
Самому «призраку» не хватило буквально нескольких метров, чтобы уйти. Невидимость слетела с него, как сорванная ветром накидка. Он споткнулся на бегу, смог сделать ещё два шага, но, утратив равновесие, рухнул к ногам стрелка.
И это была хорошая новость.
Плохая же состояла в том, что Иван тоже угодил в радиус поражения.
Дичайшим усилием воли он сумел остаться в сознании ещё на пару секунд, чтобы увидеть финал охоты. Ему почудился голос Кати, и вроде бы её фигура мелькнула в свете автомобильных фар. Но после этого разум наотрез отказался повиноваться.
Беззастенчиво-длинный день подошёл к концу.
37
Космос вокруг был иссиня-чёрным, уютным, как на детском рисунке.
Время остановилось.
Мысли потеряли значение.
Разум готов был полностью, без остатка, раствориться в невесомости и покое, но мешал едва уловимый шёпот, отголосок чего-то полузабытого, застрявший в голове, как заноза. Особенно раздражало одно короткое слово — оно повторялось без конца, раз за разом…
— Иван! Иван!
Он вдруг осознал, что так звучит его имя.
Осознание это, подобно неводу, потянуло из глубин памяти целые гроздья ассоциаций. За короткий миг ему вспомнилась вся сорокалетняя жизнь, прожитая криво и по-дурацки, и попытка сбежать в параллельный мир, и охота за «призраком» над обрывом.
Ум опять наполнился тяжестью, громоздкими смыслами.
Вокруг сомкнулась реальность.
— Доктор, он очнулся!
— Глаза открыл!
Он пошевелился, осмотрелся и понял, что лежит на больничной койке. Над ним склонилась Катя-репортёрша, за ней маячил инспектор, а спустя несколько секунд появился врач, знакомый ещё с апреля. В окно заглядывало утреннее спокойное солнце.
— Позвольте, дамы и господа, — сказал доктор. — Иван Егорович, вы нас узнаёте? Можете говорить?
— Да, только соображаю плохо… И слабость…
— Это не страшно. Вот мы вам сейчас укольчик…
Посетителей попросили подождать в коридоре. Вошла деловитая медсестра, вколола ему что-то в вену на руке. Пару минут спустя он и впрямь почувствовал себя лучше, голова прояснилась. Ещё с четверть часа его обследовали, подключив какой-то прибор с вездесущим префиксом М- в названии.
Наконец было констатировано, что пациент идёт на поправку, хорошие новости будут ему полезны, а посему визитёры могут с ним побеседовать. Врач и медсестра удалились. Снова появился инспектор, и Иван первым делом спросил у него:
— Что с «призраком»? Допросили?
— Да. Он отнюдь не дурак — понимает, что никуда не денется, и даёт показания. Его сообщники — тоже.
— Что им тут было нужно? Кто они такие вообще?
Задавая вопрос, он внутренне подобрался. Вот сейчас он услышит то, что должно объяснить все странности последнего времени. Узнает разгадку ребуса, который не давал ему жить спокойно. Продерётся сквозь опостылевшую тягучую мистику…
— Контрабандисты, — сказал инспектор.
Иван моргнул. Слово было простым и внятным, но но ожидал чего-то совсем иного (хотя сам не знал, чего именно). Полицейский тем временем продолжал:
— Везли товар из своего мира, где М-фон почти на нуле, в Москву. Транзитом через наш город.
— Ага… — протянул Иван. — Ну да, понимаю… Два мира без магии нельзя соединить напрямую, геолог мне объяснял… Нужен промежуточный пункт, магический, где много ауксилита… Верхневейск отлично подходит… Тем более что полиции тут немного, нравы провинциальные… Извините…
— Бросьте, Иван Егорович. Мы тут и правда слегка заплыли жирком, привыкли к спокойной жизни. А на ваш репортёрский сыск смотрели чересчур снисходительно.
— Ладно, не суть. Так что они там везли, эти контрабандисты? Оружие? Наркоту?
— Нет, — инспектор посмотрел удивлённо. — Обычные вычислительные машины. Ну, в смысле, по меркам их мира они обычные, а по меркам вашего — очень мощные, опережающие прогресс на десяток лет.
— Погодите, — сказал Иван, — погодите… Получается, весь этот сыр-бор — из-за ерунды, по большому счёту? Из-за каких-то вшивых компьютеров?
— Ну почему «из-за ерунды»? Нарушен закон. Да и переход, открытый без разрешения, мог привести к нежелательным М-эффектам…
Иван перестал слушать. Просто лежал, уставившись в потолок и ощущая, как выступает на лбу испарина, а на языке появляется привкус гнили.
Ночью он чуть не погубил человека — пилота, который выскочил из кабины буквально в последний миг. Человек этот был не монстром, не эмиссаром тьмы, не злодеем, лелеющим план по захвату мира (или хотя бы ауксилитового карьера), а всего лишь прохвостом, который вёз в Подмосковье левый товар. Но он, Иван, не разобравшись в ситуации толком, кинулся в драку и начал строить из себя колдуна. И даже не подумал о том, что возможный промах — это уже не ляп в газетной статейке, за который его пожурят коллеги, а нечто совсем иного порядка…
