Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)
– Пока что нет, – сказал Мейзлик, выводя карандашом на бумаге замысловатые спирали.
– Ага! – торжествующе воскликнул Дивишек. – Вот видите, и Шебек тоже не нашел в этом ничего особенного. А ведь очень странно, сударь, то обстоятельство, что его королевская милость не вызвал дворянина Ещека – каковы бы ни были проступки последнего – на обычный светский суд, а предоставил его правосудию Божьему. Король ясно дал этим понять, – почтительно произнес архивариус, – что проступки эти такого свойства, что сам государь изымает их из ведения светского правосудия. Если бы вы побольше знали о его королевской милости Иржи Подебраде, вы сразу поняли бы, что это исключительный случай, ибо блаженной памяти король всегда неукоснительно придерживался строгого соблюдения законов.
– Может быть, он побаивался дворянина Ещека? – заметил Мейзлик. – Во времена его правления это…
Архивариус возмущенно вскочил:
– Что вы говорите, сударь! Чтобы король Иржи боялся кого-нибудь! Да еще простого дворянина!
– Значит, у Ещека была протекция, – заметил Мейзлик. – Сами знаете, у нас…
– Никакой протекции! – вскричал Дивишек, покраснев. – О протекции может идти речь, когда мы говорим о правлении короля Владислава, а при Иржи Подебраде… Нет, сударь, при нем протекция не помогала! Он бы вас выгнал. – Архивариус немного успокоился. – Нет, никакой протекции быть не могло! Очевидно, сами недостойные деяния были таковы, что его королевская милость препоручил виновного Божьему правосудию.
– Что же это были за деяния? – вздохнул Мейзлик.
Архивариус удивился:
– Именно вы и должны это установить. Ведь вы криминалист. Для этого я к вам и пришел.
– Ради бога… – запротестовал Мейзлик, но посетитель не дал ему договорить.
– Прежде всего вы должны познакомиться с фактами, – сказал он наставительно. – Итак, обратив внимание на туманное указание письма, я поехал в Вотице искать следы упомянутых «недостойных деяний». Там, однако, о них не сохранилось никаких записей. Зато в местной церкви я обнаружил могильную плиту дворянина Петра Берковеца, и эта плита, сударь, датирована как раз тысяча четыреста шестьдесят пятым годом! А Петр Берковец был, видите ли, зятем дворянина Ещека Скалицкого, он женился на его дочери Катержине. Вот фотография с этого камня. Вы не замечаете ничего особенного?
– Нет, – сказал Мейзлик, осмотрев снимок с обеих сторон; на могильной плите была высечена статуя рыцаря со скрещенными на груди руками. Вокруг него шла надпись готическим шрифтом. – Постойте-ка, вот тут, в углу, отпечатки пальцев!..
– Это, наверное, мои, – сказал архивариус. – Но обратите внимание на надпись!
– «Anno Domini MCCCCLXV», – с трудом разобрал Мейзлик. – «Год от рождества Христова тысяча четыреста шестьдесят пятый». Это дата смерти того дворянина, не так ли?
– Разумеется. А больше вы ничего не замечаете? Некоторые буквы явно чуть покрупнее других. Вот поглядите. – И он быстро написал карандашом Anno DOmini MCCCCLXV». Мастер нарочно сделал буквы О, С и С побольше. Это криптограмма, понимаете? Напишите-ка эти буквы подряд – ОСС. Вам ничего не приходит в голову?
– ОСС, ОСС, – бормотал Мейзлик. – Это может быть… ага, это сокращение слова «occisus» – «убит», а?
– Да! – торжествующе вскричал архивариус. – Мастер, сделавший могильную плиту, хотел сообщить потомству, что высокородный Петр Берковец из Вотице Веленовой был злодейски умерщвлен. Вот что!
– А убийца – его тесть, тот самый Ещек Скалицкий! – провозгласил Мейзлик по внезапному историческому наитию.
– Чушь! – пренебрежительно отмахнулся Дивишек. – Если бы высокородный Ещек убил высокородного Берковеца, его милость король предал бы убийцу уголовному суду. Но слушайте дальше, сударь. Рядом с этой надгробной плитой лежит другая, под ней покоится Henricus Berkovec de Wotice Welenova, то есть брат высокородного Петра. И на этой плите высечена та же дата: тысяча четыреста шестьдесят пятый год, только без всякой криптограммы. Рыцарь Индржих изображен уже с мечом в руке. Мастер, видимо, хотел дать понять, что покойный пал в честном бою. А теперь объясните мне, пожалуйста, какова связь между этими двумя смертями?
– Может быть, тот факт, что Индржих умер в том же году, – просто чистая случайность? – неуверенно предположил Мейзлик.
– Случайность! – рассердился архивариус. – Сударь, мы, историки, не признаем никаких случайностей. Куда бы мы докатились, если бы допустили случайности! Не-ет, тут должна быть причинная связь! Но я еще не изложил вам все факты! Через год, в тысяча четыреста шестьдесят шестом году, почил в бозе высокородный Ещек из Скалице, и – обратите внимание! – его родовые владения Скалице и Градек перешли по наследству к его родственнику, уже известному нам дворянину Яну Боршовскому из Черчан. Вы понимаете, что это означает? Это означает, что дочери покойного, Катержины, которую, как известно каждому младенцу, в тысяча четыреста шестьдесят четвертом году взял себе в жены высокородный Петр Берковец, тоже уже не было в живых. Но могильной плиты с именем высокородной Катержины нигде нет! Разрешите спросить вас, разве тот факт, что после смерти высокородного Петра мы не находим никаких следов и его супруги, это тоже случайность? Что, и это вы называете случайностью? Почему же нет могильной плиты? Случайно? Или дело тут именно в тех самых «недостойных деяниях», из-за которых его милость король препоручил высокородного Ещека правосудию Божьему?
– Вполне возможно, – уже не без интереса отозвался криминалист.
– Не возможно, а несомненно! – непререкаемо изрек Дивишек. – А теперь все дело в том, кто же кого убил и как связаны между собой все эти факты. Смерть рыцаря Ещека нас не интересует, поскольку он пережил эти «недостойные деяния». Иначе король Иржи не велел бы ему каяться. Нам надо выяснить, кто убил высокородного Петра, как погиб рыцарь Индржих, куда девалась высокородная Катержина и какое отношение имеет ко всему этому высокородный Ещек из Скалице.
– Погодите, – сказал Мейзлик. – Давайте-ка запишем всех участников:
1. Петр Берковец – убит.
2. Индржих Берковец – пал с оружием в руках, не так ли?
3. Катержина – бесследно исчезла.
4. Ещек из Скалице – препоручен правосудию Божьему. Верно?
– Да, – просмотрев запись, сказал архивариус. – Только надо было говорить «высокородный Петр Берковец», «высокородный Ещек» и так далее. Итак.
– Мы исключаем возможность, что Ещек убил своего зятя Петра Берковеца, потому что в этом случае он угодил бы под суд присяжных…
– Предстал бы перед судом, – поправил архивариус. – В остальном вы правы.
– Погодите, тогда, стало быть, остается только брат Петра – Индржих. Вернее всего, это он убил своего братца…
– Исключено! – проворчал архивариус. – Убей он брата, его не похоронили бы в церкви, да еще рядом с убитым.
– Ага, значит, Индржих только подстроил убийство Петра, а сам пал в какой-то схватке. Так?
– А почему же тогда рыцарь Ещек попал в опалу за свою вспыльчивость? – возразил архивариус, беспокойно ерзая на стуле. – И куда делась Катержина?
– М-да, в самом деле, – буркнул Мейзлик. – Слушайте-ка, а ведь это сложный случай. Ну, а допустим так: Петр застиг Катержину in flagranti[106]с Индржихом и убил ее на месте. Об этом узнаёт отец и в приступе гнева убивает своего зятя…
– Тоже не выходит, – возразил Дивишек. – Если бы рыцарь Петр убил Катержину за супружескую измену, ее отец одобрил бы такую расправу. В те времена на этот счет было строго!
– Погодите-ка, – размышлял Мейзлик. – А может быть, он убил ее просто так, в ссоре…
Архивариус покачал головой:
– Тогда она была бы похоронена честь честью: под могильной плитой. Нет, и это не выходит. Я, сударь, уже год ломаю голову над этим случаем, и ни в какую!
– Гм… – Мейзлик в раздумье разглядывал «список участников». – Экая чертовщина! А может быть, тут не хватает еще пятого участника дела?
– Зачем же пятый, – укоризненно заметил Дивишек. – Вы и с четырьмя-то не можете разобраться…
– Ну, стало быть, один из двух – убийца Берковеца: или его тесть, или его брат… Э-э, черт подери, – вдруг спохватился Мейзлик, – а что, если это Катержина?
– Батюшки мои! – воскликнул подавленный архивариус. – Я и думать об этом не хотел! Она – убийца, о господи! Ну и что же с ней потом случилось?
У Мейзлика даже уши покраснели от напряженной работы мысли.
– Минуточку! – воскликнул он, вскочил со стула и взволнованно зашагал по комнате. – Ага, ага, уже начинаю понимать! Черт подери, вот так случай! Да, все согласуется… Ещек здесь главная фигура!.. Ага, круг замкнулся. Вот почему король Иржи… теперь мне все понятно! Слушайте-ка, он был голова, этот король!
– О да, – благоговейно подтвердил Дивишек. – Он, голубчик мой, был мудрым правителем.
– Так вот, слушайте, – начал Мейзлик, усаживаясь на свою собственную чернильницу. – Наиболее вероятная гипотеза следующая, я за нее голову даю на отсечение! Прежде всего надо сказать, что гипотеза, признаваемая приемлемой, должна включать в себя все имеющиеся факты. Ни одно самое мелкое обстоятельство не должно ей противоречить. Во-вторых, все эти факты должны найти свое место в едином и связном ходе событий. Чем он проще, компактнее и закономернее, тем больше вероятия, что дело было именно так, а не иначе. Это мы называем реконструкцией обстановки. Гипотезу, которая согласует все установленные факты в наиболее связном и правдоподобном ходе событий, мы принимаем как несомненную, понятно? – И Мейзлик строго взглянул на архивариуса. – Такова наша криминалистическая метода!
