Жерар Клейн - Боги войны. Запрещенная реальность. Зеленая машина.

Мне оставалось только разыскивать дорогу к каналу и убираться подобру-поздорову из города муравьев.

Я решил смешаться с толпой и ввериться судьбе. Конечно, это было бы невозможно сделать, если бы муравьи были зрячими. В этом идеально построенном городе не существовало ни переулков, ни закоулков, где можно было бы укрыться от взоров горожан.

К счастью, все жители города были слепы, и это обстоятельство, как мне казалось, давало мне некоторые шансы на спасение. Но ведь находят же каким-то образом насекомые свою дорогу, значит… Я весь похолодел. В самом деле, повторяю, уличное движение совершалось в образцовом порядке. Никаких столкновений экипажей не было заметно. По сравнению с этим городом любой из наших земных показался бы сплошным хаосом.

Движущиеся передо мной гигантские муравьи казались такими необычайными, что я с трудом верил своим глазам. Несомненно, они были наделены чувствами, отличными от человеческих. Эти существа представлялись мне воплощенным противоречием; несмотря на мириады глаз, они были слепы и, однако, с изумительной точностью ориентировались в пространстве; движения их отличались легкостью, быстротой и уверенностью; каждый стремился к своей цели, не торопясь и не мешая другим. Невозможно себе представить ничего более невероятного, чем эти призрачные обитатели фантастического гигантского города.

Я притаился в тени дома, прижавшись к стене, и пытался собраться с мыслями. Внезапно из-за угла выступила гигантская фигура муравья и остановилась передо мной. Казалось, он заметил меня. Его усики зашевелились. Он смотрел на меня в упор. Было нечто невыразимо ужасное в этом огромном насекомом. Оно стояло, неподвижно уставившись на меня своими бесчисленными немигающими глазами. Я понял, что оно меня видит. Не могу описать ужаса, который я пережил, ощущая на себе этот взгляд василиска. Нечто аналогичное должен испытывать кролик, зачарованный взором змеи. Я стоял, как загипнотизированный. Казалось, кровь застыла у меня в жилах. Если бы насекомое на меня напало, я не оказал бы ему ни малейшего сопротивления. К счастью, оно стояло неподвижно. Наконец, оно сдвинулось с места и пошло по тротуару ровной размеренной поступью, характерной для этих насекомых-гигантов.

Я стоял, дрожа с головы до ног. Последний опыт меня достаточно убедил, что дьявольские создания каким-то непостижимым образом могли видеть. Ни за что на свете не выйду на улицу, — решил я. Может быть, здесь, в тени, мне удастся простоять незамеченным до наступления дня. Однако страх не мешал мне продолжать мои наблюдения. Я обратил внимание, что муравьи не носили одежды, и что их походка была странно приглушенной, — казалось, они скользили, едва касаясь камней. Все эти создания стройными рядами шли все в одну сторону. Я невольно уподобил их прусским гренадерам, марширующим на плацу.

По-видимому, город был весьма густо населен, так как толпам насекомых не было конца. Все новые и новые потоки темных фантастических существ мерно катились мимо меня. Скоро, к своему ужасу, я понял, что меня заметили. Ни один муравей не оборачивался в мою сторону, и, тем не менее, у меня сложилась твердая уверенность, что меня видят. Казалось бы, у меня не было никаких данных считать себя замеченным, но какой-то необъяснимый инстинкт подсказывал мне, что меня видели. Я чувствовал, как меня пронизывали мириады невидимых глаз.

Вскоре я понял, что мне грозит большая опасность. Очутившись на улице и захваченный новыми жуткими впечатлениями, я совсем было забыл об убитом муравье. Внезапно перед домом, где находился убитый муравей, остановилась огромная машина, напоминавшая автомобиль, но двигавшаяся с быстротой, совершенно недоступной нашим машинам.

Словно по мановению волшебного жезла, поток пешеходов расступился, образовав две неподвижные стены. Я вспомнил хорошо знакомую мне картинку, поражавшую мое детское воображение: переход сынов Израиля через Чермное море. Особенно удивил меня при этом следующий эпизод. Один из муравьев, казалось, был глух, так как он продолжал спокойно идти, не обращая никакого внимания на машину. Однако в тот момент, когда она готова была задавить его, он, словно повинуясь какому-то инстинкту, внезапно отпрянул в сторону.

Машина остановилась у входа в дом, из которого я только что вышел. Каков же был мой ужас, когда я увидел, что из дома вынесли труп моей жертвы и положили в машину, которая мгновенно умчалась. Все это произошло скорее, чем можно об этом рассказать. В этом городе все совершалось с необычайной быстротой. По сравнению с этими легкими и подвижными насекомыми наши самые лучшие пожарные показались бы тяжелыми увальнями. Несомненно, жизнь этих насекомых была строго регулирована и подчинена дисциплине.

Немного спустя мне пришлось вторично убедиться, как великолепно были организованы эти существа. Вот как это произошло. Когда тело муравья было увезено, я начал помышлять о бегстве, так как было несомненно, что преступление обнаружено. Конечно, для меня это убийство было простым актом самозащиты; однако я имел сильное основание опасаться, что муравьи иначе отнесутся к моему поступку. К этому моменту я был уже твердо уверен, что сделался предметом всеобщего внимания, хотя муравьи по-прежнему не оборачивались в мою сторону. Я чувствовал на себе упорные взгляды, пронизывающие меня до глубины души. Казалось, эти насекомые обладали каким-то внутренним зрением. Нервы мои были напряжены до крайности.

Внезапно я заметил вереницу муравьев, маршировавших по улице и направлявшихся в мою сторону. При проходе их толпа расступилась, и уличное движение приостановилось. Через несколько мгновений они окружили меня. Огромные щупальцы насекомых обхватили меня и крепко сжали, словно в железных тисках. Сомнений не было, я попал в руки полиции. Меня задержали на месте преступления. Все улики были, конечно, против меня. Нечего было ожидать пощады. Милосердие совершенно не вязалось с этими бесчувственными созданиями.

Мне оставалось только вступить в борьбу с полицейскими. Завязалась ужасная схватка. Полицейских было около полдюжины, но, несмотря на свои крупные размеры, они были физически слабы. Достаточно было бы одного “хела-хела”, чтобы уничтожить множество этих созданий. Должен сказать, что я расправлялся с ними весьма свирепо. Во время битвы меня чрезвычайно поразило то, что никто из пешеходов не шевельнул пальцем, чтобы помочь моим противникам. Никто даже не глядел на нас, каждый спокойно шел по своим делам…

Я попытался было освободиться от цепких объятий насекомых, однако это оказалось далеко не легкой задачей. Противные холодные щупальца охватили меня со всех сторон, впиваясь в мое тело. С огромным трудом мне удалось высвободить ноги, завязнувшие в студенистой липкой массе, какую представляли собой тела насекомых. Однако через мгновенье щупальца снова опутали мои ноги, и, теряя равновесие, я свалился на тротуар и очутился под кишащей грудой насекомых. Дальнейшее сопротивление было бы бесполезно. Я задыхался под тяжестью муравьев. Было совершенно невозможно выбраться из-под скользкой студенистой массы, под которой я был погребен.

Один из муравьев вытянул щупальца, напоминавшие ряд огромных гвоздей, и вонзил их в мое лицо. Горячая кровь залила мне глаза. Я обезумел от боли. Должно быть, этому припадку безумия я и обязан своим спасением. Говорят, сумасшедшие в припадках бешенства обнаруживают сверхчеловеческую силу. Думаю, то же явление было и со мной. Вне себя от ужаса и боли, я с такой бешеной силой рванулся из цепких объятий муравьиных полисменов, что проклятые тиски невольно ослабились. Через мгновенье я был уже на ногах и с дикой яростью наносил удары направо и налево. Каким-то невероятным маневром мне удалось стряхнуть с себя нападавших. Я пустился бежать что было сил по улице. Не помню, где я пробегал и куда направлялся. Внезапно, оглянувшись по сторонам, я увидал, что нахожусь на эспланаде: я каким-то чудом выбрался из лабиринта улиц и очутился возле канала.

К моему удивлению, канал был покрыт разного рода судами. Мне было совершенно непонятно, где могли находиться эти суда днем. Я бросился разыскивать свой челн, но, конечно, не мог его найти.

Между тем кровь стекала ручьями по моему лицу. Сознание туманилось от боли. Вероятно, я умер бы на набережной от потери крови, если бы мне не пришла в голову счастливая мысль: прыгнуть в канал. Как только я очутился в ледяной воде, кровотечение прекратилось. Однако через несколько мгновений я почувствовал себя слишком слабым, чтобы плыть дальше. Подплыв к пристани, я вскарабкался по ступеням и свалился без чувств на камни.

Не помню, долго ли я так пролежал в состоянии полной прострации. Мне казалось, что на меня смотрят мириады глаз, и я содрогался от этих сверлящих взглядов. Однако возможно, что это впечатление было простой галлюцинацией.