Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения)
…Выдернул кол…
Я рванул Струну на себя — зная, что это не только самоубийственно, но и попросту глупо. Всё равно что свалить плечом небоскреб. И даже не сразу понял — получилось! В темных глубинах, в недрах иных тональностей, она будто слетела с шарнира и зашаталась, как гнилой зуб в распухшей десне.
— Не надо! — крикнула Лена и присела на корточки, закрыв голову руками. — Дурак, кретин, идиот… Ты же ничего не понимаешь! По-другому же надо! Ну зачем, зачем?
Ее спутники отступили подальше в лифт. Может, бросят ее и уедут? Плевать.
Струна… Я, дурак, и впрямь принял ее за какой-то вселенский штырь, скрепляющий миры? Поверил сказкам? Ничего с ней на самом деле не случилось, вот же стоит, как и раньше. Но вибрация, льющаяся откуда-то с черного потолка, ударила по мне — и я понял, что касаюсь Струны второй, а может, и первый раз в жизни. Сейчас она просто убьет меня, как обычную мошку, рискни та играть на гитаре и оттяни басовую «ми». Ударит, сожжет, вывернет наизнанку…
Прости меня, Димка, я и в самом деле дурак.
Странный звук, вспыхнувший повсюду разом, будто взвыла тысяча Тональностей, собрался в моей руке и ударил по ней беспощадным током, чудовищной музыкой, оглушающей и ослепляющей. Музыка разодрала меня изнутри, швырнула прочь, в лабиринт неевклидовых провалов и бездн, где все подчинялось отвратительному, совершенно немузыкальному звону. Наверное, что-то сломалось в мире. Или во мне.
Не люблю разрушителей…
9
Валуев, может, о чем-то и догадывался. Туманные слухи о нижних ярусах наверняка долетали и до него. Он вполне мог ждать самых разных неожиданностей, но такого…
…Свет, мгновенно ослепивший меня, схлынул, унося с собой звенящую тьму. То ли это своего рода контузия, то ли очередные шутки Струны… Лена говорила, что тогда, в Мухинске, Она тоже сверкнула как миллион молний сразу.
Ну и что? Плевать я хотел на эти Тональности, Струны и Музыки.
Димка оказался чуть сбоку, Валуев — точно передо мной. Мир вновь крутанулся, причем тут уж я был точно уверен — именно мир, а не мое восприятие. И значит, медлить нельзя. Как тогда, на темной заснеженной стройке…
Что, Костя? Ждешь Резонанса? Хватит глупостей, не поможет тебе Струна, не простит… Попросим ручками, маэстро.
И я ударил. Словно в уличной драке, просто и незатейливо — кулаком в челюсть.
— Ах, ты… — из Валуева вырвалось выражение, совершенно неуместное в присутствии детей.
Интересно, хулигана Исаева он тоже перевоспитал ругательствами и пинками?
— Константин Антонович! — Димка отскочил в сторону. Он хотел сказать еще что-то, но не успел…
— Получай!! — выплюнул я отдающее медным привкусом слово. И растерявшийся Валуев заработал новый, не менее хлесткий удар.
Не умел я никогда по-настоящему драться, и приемы мои не отличались изощренностью. Зато их эффективность была на лицо… На лице. На лице этой твари, в которой сошлась вся та мерзость, всё то дерьмо, что человек обязательно несет в себе, даже если выходит в путь лишь со светлыми и добрыми мыслями.
Валуев шатнулся, попробовал блокировать удар, но не смог. Все же моя комплекция пригодилась в деле, и теперь у великого педагога не было шансов.
Еще! Снова удар, той же рукой, чтобы не давать и секундной передышки.
Валуев отлетел к стене, приложившись к ней спиной, и я резко ударил его в живот, вложив в этот удар последние капли своей звериной ненависти…
Как тогда, в солнечном классе, когда на столе лежала злосчастная распечатка.
Хранитель Третьей Категории, сотрудник отдела нестандартных воспитательных акций Валуев скрючился на полу и тихо матерился, не в силах подняться. Я занес было ногу — добить, но вдруг понял: не смогу.
И в тот же миг чудовищный оркестр, гремевший в моей голове, смолк…
— Константин Антонович, я хотел предупредить. Но телефон не отвечал.
Голос Димки донесшейся откуда-то сзади, вывел меня из прострации. Сначала я увидел знакомые фонари и шершавые стены, потом уже перевел взгляд на себя…
Кулаки были в крови. Я вновь ничего не помнил, вновь не соображал, что наделал, а главное, как. Здоровый медведь наломал сдуру дров — и теперь будет хуже.
— Я так испугался, — всхлипнул Димка. — Блин… Ваще… Вы прям из воздуха, из темноты, оттуда… где фонарь не горел, я уж…
Он был растерян. Испуган, растерян, беззащитен… Здесь было холодно и могла пригодится форменная курточка «Веги», а то в одной майке можно и простыть. Накануне первого сентября…
Димка Соболев, хулиган из гадюшника № 543. Мальчик с растрепанными волосами, целый год не видевший мамы.
— Что вы стоите, Константин Дмитриевич, — я повернулся туда, где действительно на повороте не было фонаря и из темноты доносился другой детский голос, тоже знакомый и близкий. — Бегите, пока не разблокирован доступ. Вперед, третья дверь налево, сунете карточку, вы же до сих пор значитесь в базе охранником Флейтиста… Вам откроется. За ней коммуникационный туннель, через сто метров лестница наверх, выход во дворе на том берегу реки…
Я все ждал, что Костик появится и я еще раз увижу его рыжие волосы…
Но со мной говорила лишь чернота, мрак между расступившихся стен.
— Они нас догонят, — зачем-то сказал я, забыв, что не следует пугать Димку.
— Нет, — ответила темнота голосом Костика. — Зачем вы схватились за Нее?
Мне вдруг стало стыдно. Господи, как же глупо! Но ведь он сам подсказал мне?
— Ты предложил использовать Струну?
— Не так же грубо! — в его голосе родилась настоящая детская обида. — Вы же гвозди телевизором не забиваете?
— А что, эффективно, наверное, — брякнул я.
— Да! — кажется, Костик вновь обиделся на мою глупость. — Только телевизор потом сломается! Такого Резонанса еще не было! Никогда! Вас швырнуло через несколько слоев сразу, и еще повезло, что сюда. Могло совсем в другой подвал, а могло и…
Он замолчал. Не сказал ни слова, но я вдруг понял, что под Мраморным залом скрывалось что-то еще. Что-то такое, о чем не знал никто в «Струне» — ни Максим Павлович, ни тем более Лена.
— Да что вы стоите! — раздраженно воскликнул Костик. — Бегите же!
— А они… — вяло, обречено, как и тогда, смывая кровь с кулаков в школьном умывальнике, спросил я.
— Они пока в ужасе… — коротко бросил Костик, а потом вдруг добавил. — Высокая Струна лопнула. Вы порвали ее. Случайно.
Я стоял, глядя в слепую пустоту, и не мог понять, что же чувствую.
Вот и всё. Споры о будущем, о стране и о благе, диктатуре и демократии, правах и нарушениях, наименьшем зле и политике пряника с кнутом…
Вся болтовня, на которую завязана судьба целого государства.
И один дуралей, попытавшийся спасти мальчика… От чего? Не стали бы, в самом деле, его пытать — даже этот дурак Валуев, что корчится сейчас на полу. Хотя вот он как раз… кто его знает.
Плевать, я нашел свою цель. И цель моя скоро замерзнет в своей тонкой майке.
— Прощайте, Константин Дмитриевич, — выдохнула темнота. — Бегите скорее и загляните в карман пиджака…
Я повернулся к Димке.
— Ну что, ясноглазое дитя? Кажется, отсюда пора делать ноги?
Эпилог
Последний раз я был в «Макдональдсе» года три назад. Сходили как-то с Лариской… тогда это еще считалось некоторым шиком. Только не сюда, а в самый крупный, на Пушкинской. Как в цирк ходили. Из всех ресторанчиков с национальной кухней — самый дешевый. Американцам, наверное, русские блины с икрой обходятся куда как дороже…
…Эти места никак не могли считаться городским центром, но и спальными районами их все же не назовешь. Станция метро под боком. Удобно… А еще удобнее — снять деньги с карточки в банкомате напротив, послать Димку занять столик где-то в углу, а потом притащить туда пластиковый поднос, ломящийся от заморских яств.
Димка смотрел на меня отрешенно. Ни роскошный заказ, ни спокойная обстановка, ни моя показная расслабленность не ослабили его тревоги. Бывшая гроза восьмого «Б» сидел напротив и молча следил за тем, как я разгружаю поднос от стаканов «Колы», картошки, пузатых чизбургеров. Он даже по сторонам не смотрел, словно ничего уже не боялся. По-моему, на самом деле больше всего он боялся обнаружить свой страх.
А я вот вокруг посматривал.
Ничего интересного. Народу на удивление мало. Стайка девушек студенческого вида, серьезные молодые ребята при костюмах и галстуках, пара-трешка семейств плюс размашисто отдыхающая компания — кажется, какие-то туристы. Для воскресного вечера — более чем скудно.
Интересно пролетело время. Вот только что была суббота, отъехавший шкафчик с модельками, пожухлые травы и облака псевдотональности… По внутреннему ощущению — минуты. На самом же деле — почти сутки.
