Татьяна Харитонова - Цена одиночества
— Всё, девочка, всё! Никакая ты не гражданка. Ты просто девочка, которая заблудилась. Но всё очень скоро исправится. Вот увидишь. Главное, мы знаем, сколько нам с тобой здесь куковать.
— Знаем? Ничего не знаем. Это просто предположения. Вдруг это никогда не закончится?
— Ну, всё! Я, конечно, понимаю, что это пустыня, и с водой здесь напряжённо, но не настолько, чтобы так обильно поливать её слезами. Ты должна подумать, почему ты здесь оказалась. Что в твоей жизни оказалось самым главным? А на самом деле — суетой сует?
— Не знаю! Не думала.
— Мы состоим из страстей, зависимостей. У тебя есть зависимость от чего-нибудь?
— Я не курю, алкоголь умеренно, в компании, редко.
— Наркотики?
— Что ты. Никогда.
— Беспорядочные связи?
— Хватит глупости говорить.
— Странно. Ошибки быть не должно. У тебя есть зависимость. Только ты её не осознаешь. А это плохо. Это очень плохо.
— Почему?
— Ты не знаешь, с чем тебе придётся бороться.
— А ты знаешь?
— Да. Я знаю. Я понял, что меня привело сюда, в одиночество.
— И что?
— Ну, уж точно, тебе эта моя страсть не понравится. Всё. Я пошёл спать.
— Бессердечный.
— Стоп! Хватит! Ты меня не знаешь совсем. Это проекция твоих бывших партнёров.
— Хам! Как ты смеешь? Никаких партнёров у меня не было! Слово, какое гадкое выискал.
— Можно подумать. Да вы все одинаковые! Всё! Я ушёл. — Шагнул в палатку, задёрнул полог.
Лера села в машину, хлопнула дверцей. Спать не хотелось. — Какой же он? А я повелась. Другой, не такой, как все. Глаза какие. Такой же мешок с амбициями и мужскими половыми гормонами. — Расплакалась от обиды и безысходности. — Ну уж нет! Я тебя сделаю! С потрохами! Плакать будешь, рыдать, валяться в ногах, клясться в вечной любви до гроба! Будешь!!! — Не заметила, как задремала.
Серая мгла за стеклом потихоньку редела, рассеивалась. Наступал новый день. Что-то давило в бок. Нащупала сумку, подтянула к себе. Вот она — прошлая счастливая жизнь. Дотронулась рукой до мягкой кожи, понюхала. Лёгкий запах духов вернул в реальность. Открыла сумку, достала косметичку. — Так, отражение в зеркале не порадовало. Глаза заплаканные, бледная, волосы после земляничного мыла как пакля. Красотка! Да, без шампуня она долго не протянет. И одеть нечего. Платье через несколько дней превратится в тряпку. Вытащила из сумки любимый журнал — купила в киоске возле универа. Новый, не читанный. Ура! Открыла глянцевую обложку. Лицо современницы, безукоризненное, ухоженное, смотрело на Леру с грустью и сочувствием.
— Ну, что? Попала?
Перевернула страницу.
Сила молодости сокрыта в ваших генах. Новые духи! Так, здорово. Но не нужно. Сейчас не нужно. Хотя, почему нет? Духи всегда поднимали настроение. Внимательно посмотрела, пытаясь запомнить. Да, еще вспомнить запах, это важно. Закрыла глаза, представила во всех подробностях. Мысленно подержала на ладони, открыла пробку, распылила на кожу запястья, вдохнула запах. Голова закружилась от терпкого аромата невиданных восточных трав и пряностей. Открыла глаза. Флакон лежал на ладони, дорого поблескивал позолотой на вишневых гранях.
— О! Получилось! Вот оно, счастье! Без экономии, без отказа от всего, чего так хочется в суете повседневности. Перевернула страницу. Костюмы. Отлично. Надо что-то подобрать. Не может же она целый месяц быть в этом платье. Вот! Это подойдёт, брючки. Хотя нет, жарко. Перевернула страницу. О! Платье, в пол, черное. Она мечтала о таком целую жизнь. Спина обнажена, стразы по линии груди. И стоит? Провела пальцем по контуру выреза, погладила глянец страницы, закрыла глаза — увидела себя в чёрном вечернем платье в пол. Волосы подняты, в ушках — серьги Сваровски. Туфли можно свои, они совсем новые. Пока. Этот холодный гордец выпадет в осадок. Открыла глаза. Платье на плечиках, в хрустящем чехле. Дрожащими руками расстегнула молнию, прикоснулась к шелку. И тут пронзила мысль:
— Что я наделала? Зачем? Зачем оно мне здесь? — Вышла из машины. На востоке всходило солнце. Розовая полоска у горизонта становилась вся ярче, небо вокруг наполнялось нежно — розовым перламутром. Словно огромная раковина, переливалось всеми оттенками. Алая жемчужина солнца выкатилась неожиданно, засияла. Замерцал золотой песок, голубое небо вспыхнуло лазурью. Такой красоты Лера не видела никогда. Она замерла в немом восторге.
— Господи! Красота, какая!
— Это правда! Красота божественная.
— Ты? Ты видел это?
— Я стараюсь не пропускать рассвет. Ничего красивее не видел никогда. Знаешь, когда говорят, что всё это возникло ниоткуда, просто случайно — становится смешно. Хотя, нет — грустно. Кто-то сказал:
— Мне жалко атеиста. Он видит восход солнца и ему некому сказать «спасибо» за эту красоту.
— Если Бог есть — почему в мире столько несправедливости?
— Несправедливость — это наша продукция. Мы её производим. Целые фабрики, производящие несправедливость. Господь тут не причём.
— Как не причём?
— Так. Он создал человека свободным. То, как мы распоряжаемся свободой — наше дело. Если бы мы были муравьями, бежали бы друг за дружкой по стволу дерева — не рассуждали бы о несправедливости.
— Но ведь Бог всё видит. Он же может как-то влиять?
— Только если ты этого захочешь. Тогда да. Выбор всегда за человеком. Когда совсем плохо. Конечно. Бывают болезни. Несчастья. Тогда человек приближается к Богу гораздо быстрее. На войне нет атеистов. И в хосписах нет.
— Наука движется вперед. Изобретают лекарства. Воюют роботы. Сила человеческой мысли огромна.
— О чем ты? Каждый ученый, мало-мальски шагнувший вперед, замирает перед величием неизведанного, И понимает, Кто за этим стоит. Среди великих учёных тоже не было атеистов. Иначе, они просто сошли бы с ума. Это так. Нет объяснений. И не будет. За всем стоит Бог.
— И, тем не менее, человек двигает цивилизацию
— Пластиковый стол? Да, ещё пластиковый гамбургер на столе. Вот она — цивилизация. Без Бога — это наша гибель.
— О чём ты? Вспомни средние века, чума сметала целые города. Кто за этим стоял? Умирали все — и грешники и безгрешные.
— Инквизиция — страшная чума. Под прикрытием веры творилось зло. Вспомним древние города — Содом и Гоморру. Умирали все. Только что за этим стояло? Беспредел это называется. Бес-предел. Кстати, ты замечала, что наличие приставки так-называемой «бес» многое объясняет? И где она появляется, там чаще все плохо? Есть, конечно, исключения, но чаще — так.
— Нет. Не думала никогда.
— А ты подумай.
— Ну?
— Право?
— Бесправие?
— Покой?
— Беспокойство?
— Полезный?
— Бесполезный?
— За этой приставкой стоит разруха.
— Возможно. Но интеллект, разум. Ты его отвергаешь?
— Интеллект, разум плохой советчик. Как-то Наполеон спросил у математика: — Почему в вашей толстой книге с формулами нет ни одного упоминания о Боге?
— Я в этой гипотезе не нуждался. — Он обходился лишь уравнениями. А, обходясь лишь уравнениями, человек поворачивает реки. А потом споры, симпозиумы: куда надо было поворачивать лучше. Потом крики оппонентов. И все это без конца. Напоминает строительство Вавилонской башни.
— Слушай, давай завтракать. Я устала от этих разговоров. Философские дебаты стимулируют у меня жуткий аппетит. Что тебе представить?
— Слушай, я вообще обходился без завтрака.
— Всё изменилось, как ты понял. Можно, я приготовлю сама?
— Отлично, а я решил соорудить нам маленький пруд. Когда-то в детстве я ловил там карасей. Если ты вытащила из памяти душевую кабинку, почему бы и мне не рискнуть?
— Может, хватит водоёмов? Тем более, мы в пустыне. Он же высохнет через три дня. Вытащи что-нибудь более практичное. Домик, пусть старенький.
— Слушай, старуха, тебе это ничего не напоминает?
— Предлагаешь начать с корыта?
— Именно. Сказал — пруд, значит пруд. Готовь свой завтрак.
Лера открыла Ламборджини, достала свой любимый журнал. На последних страницах, в рецептах мира, нашла экзотический рецепт свежей спаржи с воздушным голландским соусом. Дорого, наверное, но уж очень хотелось произвести впечатление. Внимательно прочитала рецепт, рассмотрела картинку и представила две тарелки. Всё получилось так, как на картинке. Добавила хлеб, две чашки кофе, тосты.
— Марк!
— Это что?
Завтрак.
Лера, я это есть не буду. Только кофе. Я ведь попросил
— Марк! Я старалась. Попробуй, пожалуйста.
— Что за трава под майонезом?
— Спаржа, воздушный голландский соус. — Проговорила, чуть не плача.
— Я это не буду. Всё. И на будущее. Прекрати роскошествовать. Впрочем, это твое дело. Хочешь зависнуть тут на год — пожалуйста. Но учти, через полтора месяца меня тут не будет.
— Ты сам говорил, что еда стоит ровно столько, сколько мы её едим. Давай быстренько прожуем — и все дела.
— Не собираюсь жевать всякую голландскую гадость, да еще воздушную. Откуда ты это выцепила? — Увидел журнал на сиденье. — Я, кажется, понял. Вот он, источник всех благ, глянец. Я должен тебе гламурно улыбнуться, прожевать эту траву и сказать:
