Владимир Данихнов - Чужое
Дух шел впереди. Он привел Шилова к комнате, где жил Сонечкин сын. Шилов замер, не решаясь переступить порог, а хозяин печального дома прошел на середину комнаты и остановился перед креслом-качалкой. Ничего в обстановке комнаты не изменилось, также горел камин, шелестела на полу желтыми страницами книга, испещренная каракулями. Дождь хлестал в открытое окно, капли долетали до камина и шипели, испаряясь; мочили зеленый колпак светильной лампы, который перекосился от постоянных ударов. Изумрудные пятна света бегали по изрезанному морщинами лицу старика, который сидел в кресле, закрыв глаза. Что-то изменилось в нем, и Шилов сначала не понимал что именно, а потом подошел ближе и увидел, что на спине Сонечкиного сына вырос горб, а красный его халат натянулся спереди, плотно обхватывая грудь. Широкий пояс врезался в живот старика, рукава сдавили руки, стесняя движения.
– Молчальник! Молчальник, проснись! – позвал Дух и потряс его за руку. Сонечкин сын открыл глаза и уставился непонимающе, но вполне осмысленно, открыл рот, и Шилов подумал, что сейчас он скажет что-нибудь внятное, например: «Оставьте меня в покое!» или вообще матом пошлет, но старик ничего не сказал, да так и застыл с открытым ртом. Редкие седые волосы на голове молчальника промокли от дождя и прилипли к голове, покрытой перхотью, и это было крайне неприятное зрелище.
Дух схватил тонкое запястье Сонечкиного сына, помог ему подняться и повел за собой. Шилов пропустил их и захотел подойти к окну, чтобы захлопнуть створки, но Дух сказал:
– Оставь.
Они опять шли по длинному коридору. Бледные люди с картин глядели на Шилова осуждающе, а он старался не смотреть на них, внимательно следил за шаркающим впереди стариком, за тем, как трясутся его руки. Изо рта Сонечкиного сына сочилась и капала на пол желтая слюна, которая попадала на ковер, впитывалась и оставалась на нем коричневыми пятнами. Шилов старался обходить эти пятна.
Они миновали еще одну дверь, вошли в коридор, который привел их к лестнице, спирально уходящей вниз. Шилов недоумевал, зачем они тащат старика туда, где живут миротворцы, но спросить так и не решился.
Деревянная лестница привела их в залу, где не было электрического света, а стены, пол и потолок оказались совершенно голые. Зала освещалась свечами, и свечи эти, как сразу догадался Шилов, были необычные, потому что, например, по зале пробежался сквозняк, но огоньки свечей не шелохнулись, продолжали гореть ярко и ровно. Шилов подошел к одному из столов со свечами, и дунул, но пламя не погасло и даже не отклонилось. Как замороженное.
Стены в зале сложены из крупного серого камня, шершавого и во влажных потеках, и в этих стенах великое множество железных дверей, из-за которых сдавленно кричат люди. Шилов никак не мог понять: то ли это люди кричат так тихо, то ли двери заглушают их. Вопрос показался ему очень важным. Он спросил у Духа:
– Когда мы придем?
Дух стоял с Сонечкиным сыном за руку точно посреди залы и оглядывался, шевелил губами, показывая указательным пальцем поочередно на все двери, будто нашептывал про себя считалочку.
– Пятая, – сказал он, наконец, и повел старика к двери, а Шилову ничего не оставалось, и он последовал за ним.
Они вошли в большую каменную комнату с высоким потолком, под которым висело колесо от телеги, к которому, в свою очередь, беспорядочно лепились горящие свечи. Пол здесь был скользкий, влажный, холодил ноги даже сквозь толстые подошвы кроссовок. У стены стоял большой дубовый стол на низких ножках, покрытый темными пятнами, а рядом привалился к стене шкаф без дверок, на широких полках которого лежали необычные, в основном, инструменты, хотя встречались и привычные пилы, молотки, длинные толстые иглы и мотки прочных ниток. Под столом валялось ведро, тщательно вымытое и блестевшее. Слева Шилов увидел две табуретки и врезанные в стену цепи с кандалами, которые сверкали, надраенные. Вообще все в комнате было чистое, сияющее и пахло карболкой, и Шилов даже удивился, зачем Дух считал двери, ведь он, наверное, убирался тут совсем недавно и должен хорошо помнить комнату и то, за какой дверью она находится.
Дух подвел старика к столу и заставил его лечь на столешницу животом вниз. Погладил горб молчальника. Плечи старика затряслись и он, кажется, заплакал. Шилов подошел ближе, чтобы видеть, что делает Дух, а тот взял из шкафа длинный острый нож и стал разрезать халат на спине Сонечкиного сына. Делал он это медленно и торжественно, придерживая материю двумя пальцами свободной руки. Обернулся и сказал Шилову подчеркнуто официально:
– Вы, Шилов, будете моим ассистентом на операции.
Шилов кивнул, хотя не совсем понял, что от него требуется. Дух протянул ему нож и приказал:
– Шилов, верните инструмент на место.
Шилов взял нож за рукоятку и положил его на полку. Дух схватился за края разрезанного халата и развел их в стороны, обнажая белые недоразвитые крылья, что росли из желтой спины старика. Старик вздрогнул, и Шилов вздрогнул тоже, потому что понял, что собирается делать Дух, и хотел уйти, но не решился. Он хотел остановить Духа, но не отважился. Он хотел закричать патетично: «Как же так! Дух, вы – подлец!» – или какую-нибудь херню в этом роде, но не закричал.
Дух попросил:
– Шилов, дайте пилу.
Шилов повернулся к шкафу и достал острую, поблескивающую на свету пилу, и когда вытягивал ее из груды инструментов, она металлически зазвенела, и он вздрогнул. От пилы пахло машинным маслом, а зубчики на полотне были острые, такие острые, что, отдавая пилу Духу, Шилов, коснувшись их нечаянно, порезался.
– Шилов, подержите левое крыло, – приказал Дух. Шилов схватился за крыло и потянул его кверху. Перья оказались не совсем белые, а с болезненной такой желтизной, пахло от них чем-то неприятным, они были влажные и легко ломались, расползались в пальцах, как слизь, и падали на стол. Дух схватил крыло поудобнее и стал пилить, а Шилов старался не смотреть ниже, он смотрел только на свои руки, судорожно сжимавшие крыло, и мечтал не слышать, как всхлипывает старик, уткнувшийся носом в столешницу.
– Не переживайте, Шилов, – сухо произнес Дух, – здесь нет боли.
Нет боли, повторил про себя Шилов, нет боли. Совсем нет боли, и сердце мое не болит, это только кажется, я выдумываю. Пусть, пусть сердце колет, нам на это положить…
Шилов оттягивал крыло изо всех сил, но оно вдруг перестало держаться, и Шилов свободно поднял крыло над головой и увидел кровь в месте отреза, и перья, которые сыпались с крыла, как листья. Он держал крыло перед собой и тупо глядел на него, а Дух выхватил его у Шилова из рук и сказал жестко:
– Что это вы, Шилов, делаете? Медитируете? Прошу вас, в следующий раз сразу же кидайте крыло в ведро для отходов!
Дух подошел к рукомойнику, который висел на стене рядом, и тщательно вымыл пилу, отколупывая ногтем перья и кровь, а потом вытащил из-под стола большую цилиндрическую банку, на которую был наклеен листок с надписью «спирт» и отвинтил крышку. В комнате на самом деле запахло спиртом, а Дух сунул в банку пилу так, что только ручка ее осталась торчать снаружи, и распорядился:
– Шилов, найдите еще одну пилу.
Шилов долго рылся в шкафу в поисках пилы, однако ему попадались любые инструменты, но только не нужный. Дух что-то ворчал за его спиной, и Шилов чувствовал, как на лбу выступает холодный пот, руки его задрожали. Он так торопился, что вновь порезался об острейшие зубчики пилы, но боли не почувствовал, а, обрадованный, протянул инструмент Духу. С кончика полотна свисала кровяная капелька, Дух смахнул ее, и снова заставил Шилова держать крыло. Он усердно пилил, а старик стал дергаться и сучить ногами, поэтому Шилову пришлось одной рукой сжимать крыло, а другой вцепиться в шею старика и крепко придавить к столешнице.
С мерзким хрустом отделилось второе крыло. Шилов немедленно кинул его в ведро, и оно шлепнулось туда с хлюпающим звуком. В воздухе закружились желтые и красные перья, величаво опускались на пол и на спину старика, из которой торчали два окровавленных обрубка. Шилов отошел в сторону, с трудом сдерживая тошноту, а Дух, который мыл пилу, сказал ему:
– Куда это вы собрались, Шилов? Мы с вами, Шилов, не закончили еще операцию. Видите эти обрубки? Из них вырастут два новых крыла, если мы не покончим с ними раз и навсегда. Подойдите к операционному столу, Шилов, и возьмите молчальника за плечи. Крепко прижимайте его к столу, пока я буду удалять корни.
Он так и сказал: «корни», и Шилову вспомнился стоматологический кабинет, которого он, помнится, жутко боялся в детстве. Шилова затошнило сильнее, но он переборол дрянное чувство, подошел к Сонечкиному сыну, взял его за вздрагивающие плечи и с силой вмял в стол. Дух самостоятельно достал из шкафа два ножа, пинцет, молоток, странное приспособление, похожее на кусачки, и еще кучу инструментов, назначение которых Шилову было непонятно.
