Борис Миловзоров - Рок
– Кто вы? – презрительно спросил Джованни. – Вот ты, – он кивнул на Пульдиса.
– Я?! – он вздрогнул от неожиданности и растерянно умолк, собираясь с мыслями.
– Ну! – прикрикнула старуха. – Чего молчишь, тебя спрашивают!
– Ладно, – перебил ее мужчина, – оставь его. Спросим у этого. – Он обратил на Адамса взгляд. – Ты отвечай.
– Я бывший мусорщик. Он, – Бенни кивнул на Чарли, – тоже. Мы сбежали и вот пришли сюда, – Адамс на секунду умолк, потом добавил: – чтобы жить.
Реакция на его слова была очень странной. Мужчина, глядя на него, прищурился, а старуха от удивления открыла слюнявый рот с парой зубов. Потом они переглянулись.
– Как тебя зовут?
– Меня? Бенни Адамс.
– А его?
– Его – Чарли Пульдис.
– Ты хочешь сказать, что вы оба пришли из большого мира?
– Да.
– Вы прошли через Свалку?
– Да.
– Удивительно! – Джованни скрестил руки на груди. – Нет, ты послушай, Резерва, они прошли Свалку! Вот такие чистенькие, свеженькие. Послушай, парень, – обратился он опять к Бенни, – лучше рассказывай правду!
– Но я не лгу! – искренне возмутился Адамс.
– Да? А как насчет того, что мусорщиками работают только дохи?! Разве вы похожи на них?
– Нет. Но мы оба проходили обработку! У Чарли врожденный иммунитет, а мне помогли.
– Помогли?! – мужчина рассмеялся. – Да разве можно в это поверить?!
– Но я говорю правду! – Бенни растерялся. Он вдруг взглянул на мгновение на их собственную историю глазами местного обитателя. Действительно, поверить было невозможно, но ведь это все произошло, как же доказать? – Простите, сэр, но я не знаю, как доказать. Вместе с нами были вещи, они сделаны в городе, то есть из большого мира, как вы говорите.
– Я смотрел ваши вещи, – кивнул Джованни, – да, они оттуда. Но это только добавляет вопросов. Впрочем, я вижу, что ты собеседник интересный. Резерва, я его забираю.
– Как! – та аж подскочила от возмущения. – Мы еще не обговорили цену!
– Не забывайся, старуха, – холодно отрезал Джованни. – Хозяин берет все, что ему требуется, а платит столько, сколько сочтет нужным! Ты все поняла, старая?
– Да, – Резерва сникла. – Ну, Джованни, дорогой мой, похлопочи за меня, не дай обидеть.
– Не волнуйся, свое получишь. Кстати, вот с ним, – он ткнул пальцем в Пульдиса, – чтобы ничего плохого не случилось! Головой отвечаешь! Поняла?!
– Да как же не понять, – старуха угодливо склонилась, – не волнуйся, все будет хорошо. Разреши только его кровушкой свежей попользоваться?
– Это пожалуйста. – Джованни усмехнулся и, поглядев на побледневшего Пульдиса, обратился к нему. – Не пугайся, Чарли, так ведь тебя зовут, кровь у тебя пить не будут. Жить будешь, – он опять загадочно хихикнул, – да еще как жить. – Он опять повернулся к старухе. – Резерва, ты особо не усердствуй!
– Конечно, Джованни, можешь быть спокоен.
– Смотри, Резерва, не хитри со мной! Хозяин второго тоже заберет, только позже. А с этим, – он кивнул в сторону Бенни, – я иду не медля, дай мне одного верзилу в провожатые.
Глава 12 в которой Георг читает конспекты.
По указанию Нореха Проквуст после каждой их беседы составлял по памяти конспект в специально отведенной для этого тетради. Там же Георг записывал то, что понимал на лекциях. К сожалению, понимал он немного, порою ему казалось, что он присутствует на собрании людей, говорящих на незнакомом языке. Отдельные слова были ясны, но объединенные лектором в предложения, они наполнялись загадками, общий смысл расплывался, ускользал.
Ректор очень большое значение придавал этой тетради. Он открывал ее в начале каждой беседы и самым внимательным образом просматривал. Иногда задавал вопросы, иногда поправлял, но все дополнения или исправления ошибок ученик должен был делать самостоятельно. Такая методика не была изнурительной: Георг от природы обладал хорошей памятью, а Норех был великолепным рассказчиком, поэтому его речи легко запоминались и впоследствии также легко ложились на листы бумаги. Поначалу Проквусту очень понравилось такое обучение, больше похожее на светскую беседу двух людей: мудреца и его ученика. Уроки Ректора были понятны и просты, не то что обычные дневные лекции. Казалось, что слова Нореха сами собой льются в него, наполняя душу сокровенным смыслом и ощущением высокой значимости.
Георг незаметно расслабился, почти перестал перечитывать свои первые конспекты и, конечно, очень скоро за это поплатился. Однажды Норех задал несколько простейших вопросов из самой первой беседы, и Георг с ужасом осознал, что он ничего не помнит, более того, катастрофически теряет смысл даже только что услышанного. Норех все сразу понял, прервал их вечернее собеседование и выставил нерадивого студента за дверь, молча указав в ее сторону костлявым пальцем.
Проквуст тягостно вздохнул: сам виноват, что теперь сидит безвылазно в келье, Ректор даже на лекции запретил ему ходить, пока не усвоит всего того, что уже пройдено. Георг опять вздохнул и открыл первый лист…
Мир един и логичен. Все, что происходит в нем, закономерно, просто люди, не зная сути этих закономерностей и не в силах охватить своим разумом их многообразие, придумали случайность. Миром правит логика. Пусть непонятая или непознаваемая, но логика. Логика – это единственная тропинка, ведущая из сумятицы и хаоса к порядку. Даже Бог должен исходить из логики, пусть своей, божественной, но логики, иначе он не может быть Богом.
Георг вспомнил, как стал спорить по этому поводу с Ректором, горячо защищать могущество Господа, доказывая, что он может быть выше логики. Теперь он понимал, насколько Норех был корректен и терпелив с ним. Тот все выслушал, а потом спросил: «А как ты себе представляешь, что такое быть выше логики? Поступать нелогично? Тогда непонятен смысл любых действий, так как в этом случае они теряют связь друг с другом и с единой целью или замыслом. Как же тогда Бог может быть всемогущим, если не знает, как и зачем поступит через секунду своего бесконечного бытия?»
Здесь Норех сделал акцент, на который Георг поначалу обратил мало внимания. Он сказал, что не все то, о чем они будут говорить, останется впоследствии истинным знанием, ряд положений будут промежуточными, путеводными, даже заведомо неверными. Но без этого понять учение будет очень трудно. Теперь Проквуст начинал чувствовать это и сам.
Мир един, и этим все сказано. Но мало декларировать это, надо это еще и доказать. Например, если мир един, то он должен включать в себя и наше воображение, которое, казалось бы, произвольно рисует любую, даже самую изощренную форму бытия, например, такую, в которой отсутствует время и пространство, или вероятность многомерных и многовременных миров. Мы предполагаем, что такое может быть, но не можем знать этого точно. Если где-то такие миры или явления существуют, то они есть помимо нашего «хочу – не хочу», и в этом смысле они не менее материальны, чем мы сами. Как такое может быть? Дальше вернемся к этому, пока же запомни, что как все мы, так и все наши мысли являются частью мира, созданного Богом. А может быть, сонма миров. Мы не знаем о них, но если они есть, то они есть вне нас и помимо нас. Они богаче и изощреннее любой человеческой фантазии, даже если бедны и просты, потому что они есть. Впрочем, возможны исключения, но об этом позже. Путь к истине лежит через многие и многие дни кропотливого труда, прежде чем в один прекрасный момент ее луч блеснет ослепительным прозреньем и покажет, сколь короток уже пройденный путь. И самое печальное в этот момент – ясное осознание, что мы даже не знаем, многого ли мы не знаем.
Все наши попытки познать внутреннюю суть вещей, сокровенность пространства и времени наталкиваются на такой клубок проблем и загадок, что охватывает отчаянье от собственного бессилия перед безграничностью непознанного. Откуда начать движение к знанию, как коснуться хотя бы его тени, где в клубке вопросов находится начало путеводной нити? Тысячи лет человечество размышляло над тайнами мироздания, от ошибки к ошибке накапливало редкие крупинки истины, но они никак не складывались воедино. Туда, в глубины тысячелетий, уходит история возникновения Церкви Рока, она стоит на фундаменте мыслей и дум сотен и сотен мудрецов, лучших представителей рода человеческого.
Церковь Рока не просто верит, она знает. Ее главная книга «Конструктор» – это скорее научный труд, чем свод религиозных основ.
В памяти Георга всплыло лицо Нореха, говорившего эти слова. Тогда он сделал долгую паузу, потом повернулся к Проквусту и сказал:
– Ты, наверное, можешь спросить, почему же в таком случае наши знания все-таки объединены в рамках религии, а не науки? Я тебе отвечу. Дело в том, что мы уверены в неопровержимости наших доводов, в надежности наших умозаключений, мы легко можем говорить о них как о науке, но не со всеми. Кроме того, мы не можем доказать абсолютную истинность самых первых логических шагов, а ведь на них строится громадное здание всего нашего мировоззрения. Поэтому в истинность основ мы просто верим, в этом и состоит сокровенный смысл. Сегодня мы будем говорить о начале…
