Борис Миловзоров - Рок
– Ректор, я очень мало понял из лекции Храмовника, меня это очень огорчает.
– Не расстраивайся, Георг, – улыбнулся Норех. – Надо быть гением, чтобы сразу вникнуть в суть дела. Скажи, ты хотя бы понял, о чем Валентин говорил?
– Да. О времени. Мне даже вначале было понятно, особенно когда студенты отвечали по пройденному материалу. А потом я совсем запутался. Я не понимаю, что такое Первичный и Вторичный мир, что такое коррекции. Извините, Ректор, но я чувствую себя совершенным неучем.
– Что ж, ощущение не лишено оснований. Но мы его уберем, не сразу, конечно. Сегодня мы начнем с начала, с самых азов, без усвоения которых тебе никогда не понять нас. – Норех встал и заходил по кабинету. – Я буду рассказывать тебе по возможности просто и коротко, главное – научить тебя мыслить по-новому. Все остальное будешь дополнять самостоятельными занятиями. Хочу тебя предупредить, что твой срок обучения в нашей школе еще не определен.
– А кто его определяет?
– Монах. И постарайся впредь меня не перебивать. Итак, постарайся усвоить как можно больше знаний. Неизвестно, какие из них необходимы тебе для проявления Дара.
Ректор замолчал и долго ходил по кабинету, задумчиво смотря в пол. Потом остановился и сел в кресло.
– Итак, молодой человек, начнем с главного: веришь ли ты в Бога?
– Да, верю! – тихо, но твердо выдохнул наконец-то Георг.
Норех долго испытующе смотрел на него. Но Георг не отвел глаз, смотрел прямо в эти бездонные зрачки, ему нечего было скрывать.
– Хорошо. А скажи, Георг, как ты себе его представляешь?
Проквуст опять застыл. Он никогда прежде не думал о том, что такое Бог! Мама с детства твердила: чти Господа, и он будет к тебе милостив. Он так и делал: ходил в молитвенный дом, просил у Бога прощения, молил о доброте и помощи. Для него Господь был, просто был, и все!
– Простите, Ректор, но я не могу ответить на этот вопрос.
– Я понимаю тебя, – улыбнулся Норех. – Готов ли ты услышать о нем?
– О Боге?! Конечно!
– Тогда внимай, баловень Рока.
Проквуст приготовился слушать, но Ректор не спешил. Он встал, задумчиво поглядывая в пол, подошел к остывшему чайнику, включил его и потом терпеливо стоял и ждал, пока из короткого носика не повалил густой пар. Залив кипятком новую порцию сушеной травы, он вернулся с кружками к собеседнику.
– Мне, с одной стороны, – негромко начал говорить Норех, – легко вести разговор с тобой, а с другой – трудно. Легко, потому что ты искренне веришь в Бога, а трудно, потому что ты не знаешь, зачем и кому веришь. Вожди Новой Цивилизации за прошедшие тысячелетия сделали все, чтобы вытравить из народа божественный образ, обезличить его, растворить капли истины о нем в океане незнания. Надо сказать, что они преуспели в этом. Поверь, мы располагаем вполне достаточной и достоверной информацией о вашем обществе, чтобы отчетливо видеть эти негативные процессы.
– Но позвольте, – робко возразил Георг, – у нас в каждом городе есть молитвенные места и нам не запрещено верить в Бога.
– В том-то все и дело, – угрюмо усмехнулся Ректор, – на Бога запрета нет, а на религию фактически есть. Ведь у вас нет божественного учения, а значит, нет и самой религии как таковой. Посуди сам, Георг, что ты можешь знать о Господе, если у вас нет ни одной книги о нем?
– Но разве Бога надо знать? Мама всегда говорила, что Господь везде, во всем – и в большом, и в малом, и что познать его нам не дано, но любить и верить в него мы обязаны. Разве она не права?
– У тебя очень мудрая мама. Она жива?
– Нет, – голос Проквуста дрогнул, – она умерла три года назад.
– Соболезную и преклоняюсь пред ней. Твоя мама, невзирая на царство тысячелетней духовной засухи, сумела посеять и взрастить внутри тебя живой росток веры.
– Разве в моей вере есть что-нибудь особенное? Я всегда думал, что большинство людей вокруг меня испытывает к Богу похожие чувства. Когда мы ходили в молитвенный дом, там всегда было много народа.
– Все это так, за исключением того, что каждый из вас молился и молится своему Богу, ставя во главу своей веры только собственные желания и потребности. Подумай, разве к тебе самому это не относится?
Проквуст задумался. Ректор был прав. Действительно, что он знал о молитвах и вере других людей? Ничего! Под предлогом свободы вероисповедания обсуждать Бога было запрещено. Каждый, кто считал себя верующим, молился, как придется. Раньше, когда он жил в Городе, это казалось в порядке вещей, а сейчас словно пелена с глаз спала, все это виделось абсурдным и странным.
Георг поднял глаза на Нореха.
– Вы правы, Ректор, – тихо произнес он. – Я не знаю, как молиться.
– Это не самая главная беда, Георг. Можно прекрасно знать тексты молитв, но не верить в них. Твоя мама смогла научить тебя верить искренне, и это очень важно. Надеюсь, что в темноте Новой Цивилизации еще много таких, как ты, тех, в душах которых вопреки всему все еще тлеют искры божьи. Но вернемся к сути нашего вопроса. Как ты думаешь, Бог существует для нас или мы для него?
– Не понимаю.
– Ну, вот ты раньше молился, допустим, о собственном здоровье. Представь себе, где-то в глубинах неба сидит большой и светлый старик с пушистой седой бородой и выслушивает все эти молитвы. Зачем это ему?
– Я не знаю. – Проквуст даже головой помотал, чтобы показать, насколько трудно ему не то что ответить, а даже просто размышлять на подобную тему.
– Представляешь, – с усмешкой продолжал Норех, – выслушивать эти просьбы – и то муторно, а уж исполнять их… сам понимаешь.
– Но, – Проквуст запинался, слова с трудом пробивались сквозь туман мыслей, – если Господь создал нас и весь этот мир, значит, это ему нужно?
– А почему ты так думаешь? Разве Господь не мог создать наш мир, людей в порыве мимолетного желания или скуки ради? А потом взял и забросил нас, как ребенок надоевшую игрушку?
– Не может быть! – горячо возразил Георг. – Господь не мог так поступить, потому что он добр, милосерден, мудр…
– Да-а? – хитро улыбнулся Норех. – Но если Бог столь чувственен, то почему он не может быть капризным, обидчивым, мстительным?
– Но… – Георг растерянно запнулся. Он понимал, что Ректор не думает так, как говорит, но он не мог найти подходящих слов, да что там слов… – Я не знаю, что сказать, но не могу верить в Бога, которому присущи такие качества, Ректор.
– Согласен, – качнул головой Норех, – в такого Бога верить не хочется, но если у него есть чувства добродетельные, то что мешает ему испытывать негативные эмоции, хотя бы ради интереса? Посмотри вокруг, Георг, разве наш человеческий мир совершенен?
– Скорее он безобразен! – угрюмо отозвался Проквуст.
– Вот именно! – Норех опять вскочил с кресла и стремительно заходил по комнате. – Получается логический парадокс: или несовершенство нашего мира свидетельствует о несовершенстве Бога, создавшего его, или… – Ректор остановился и многозначительно задрал палец в потолок… – Или именно такой мир Богу и нужен!
Проквуст завороженно смотрел на Ректора.
– Но зачем?! – прошептали его губы.
– Зачем? – переспросил Норех и с довольным видом уселся в кресло. – А затем, что Богу от этого польза. А то, в чем она конкретно состоит, как раз и изучает Церковь Рока. Тебе пока все понятно?
– Да. Простите, Ректор, но неужели вы хотите сказать, что вам известны замыслы Божьи?!
– Замыслы? Нет. А вот цели замыслов Божьих – да! Во всяком случае, тех, которые касаются нашей вселенной.
– Но ведь это звучит на грани богохульства! – Георг говорил встревоженно, с нотками страха в голосе. Он очень боялся разочароваться, увидеть вместо бездонного колодца знаний, откуда он намеревался пить и пить, мелкую грязную лужу домыслов и спекуляций.
– Э-ка, ты хватил! – заулыбался Норех. – Хулить Бога не дело, а пытаться понять, как служить ему с пользой – вот это дело! Разве мы не создания Господа, не дети его плоть от плоти? Почему же не порадеть за святое дело? Не так ли, молодой человек?
– Да, наверное. Но мне все равно…
– Оставь сомнения и страхи, Георг, рано они тебя обуяли. Ты ведь еще только занес ногу над тропой знаний, а уже пытаешься судить о всей дороге. Ну, успокоился?
– Да, Ректор.
Георг действительно ощутил умиротворение. Он снова готов был жадно впитывать знания, он жаждал их, и жажда эта была нестерпимой.
ГЛАВА 11 в которой Бенни и Чарли попадают в плен.
Адамса выдернули из сна грубо и бесцеремонно. Глаза еще досматривали уходящие сновидения, а чьи-то ладони выкручивали его руки, закрывали потной и вонючей кожей рот. Вслед за этим губы стянуло что-то липкое, вроде пластыря. «Господи, – подумал Бенни, – откуда здесь пластырь?», – и захрипел в бессильной ярости. Он всегда считал себя физически сильным мужчиной, умевшим постоять за себя, но в эти мгновения ощутил себя беспомощной игрушкой, подвластной чужой силе, злой и непреодолимой. Перед глазами мелькнула поникшая зеленая травинка, и тут же нос уперся в песок и пыль. С невероятным усилием Адамс повернул голову. Теперь можно было дышать. Он почувствовал, как неведомые враги молча закручивают его запястья за спиной веревками. Сопротивляться было бесполезно. В шуме возни, раздававшейся рядом, Бенни расслышал глухие чертыханья Чарли, судя по всему, с ним тоже не церемонились. Через минуту и там все стихло.