Витус Вагнер - Дети пространства
— Мне иногда стыдно за то, что я по крови землянин, — опустив глаза пробормотал Ким.
— Ребята, вы что? — удивилась Линда. — Ведь уже по его поколению было видно что из пяти детей, родившихся на Луне выживает один. И это один не сможет потом вернуться на Землю.
— Линда, кому ты это говоришь? — внезапно распалилась Труди. — Я, между прочим, марсианка. И прекрасно знаю, какая цена заплачена за то, чтобы вот такая я могла родиться и вырасти под плёнкой хандрамита Офир.
У нас в первые десятилетия колонизации детская смертность была как в грёбанном XVIII веке. Только к 30-м годам научились правильную генокорекцию делать детям, родившимся неприспособленными к марсианским условиям. До этого было непонятно в какую сторону корректировать.
— Тридцатым годам какого века? — не поняла Линда.
— Нашего, марсианского. У нас он пока первый. По нашему календарю сейчас 94-й год Колонизации. — пояснила марсианка, и продолжила свою речь. — Хочешь, у мастера Брукмана спроси. Он из третьего поколения, он ещё помнит живыми тех героинь, которые рожали по 12–15 детей, а до взрослого возраста доживали 3–4, и из тех кто-то погибал в экспедициях или на строительстве хандрамитов, не успев завести детей.
У нас только три года назад, я уже подмастерьем была, торжественно праздновали день, когда марсиан, имевших детей, за всю историю Марса стало больше, чем марсиан, умерших бездетными.
— Но ты-то собираешься на Землю.
— Собираюсь. Мы вынуждены были отработать систему подготовки к визитам на планеты с 10 м/с², потому что техническая цивилизация в 4 миллиона человек не может быть жизнеспособна сама по себе. Без контактов с другими колониями нам бы не выжить. А все остальные обитаемые миры, ну кроме Сиэсса, но там ещё меньше народу, почему-то планеты с кислородной атмосферой не меньше 100кПа и гравитацией в 8-12 м/c². Я думаю, и потомки Таннера что-нибудь придумали бы.
Вообще ему надо было сбегать со своей девушкой к нам. В наши 10-е годы, когда тут им запретили иметь детей, между Марсом и Землей летали достаточно регулярно. Но, видимо, тогда денег на билет не было. А потом, когда он денег на целый корабль-завод набрал, уже и рейсов почти не было, и незачем, наверное, было.
Пока Линда с Труди обсуждали возможные альтернативные варианты судьбы Таннера, Ким стоял, прислонившись к косяку и по шее его стекали капли холодного пота. До этого ему в голову как-то не приходило, что такое перебраться с Марса на Землю. Что привычная для него с детства сила тяжести для его Труди — двухсполовинойкратная перегрузка. Ким знал, что такое двухсполовинойкратная перегрузка. Ну нельзя прослужить три года юнгой на военном корабле и этого не знать. Но «Лиддель-Гарт» мог развивать такое ускорение от силы несколько минут. А чтобы месяцами и годами?
На краю бассейна
Линда, набросив на голое тело халат, вышла из душевой к бассейну. С появлением в Клавиусе марсианской молодежи, совершенно лишённой стеснительностью, бассейн малого купола окончательно превратился в нудистское заведение.
Вот и сейчас молодежная компания азартно играла в водное поло. Линда попыталась их посчитать по головам, но они слишком быстро двигались. Но явно там дело не ограничилось практикантами-экотехниками. Ну Ким, несомненно тоже там участвует, хотя марсиане и ворчат, что, мол курсанта ВКФ с его уровнем физподготовки ни в коем случае не следует подпускать к командным играм. Но всё равно их там явно больше. Они что шварцвассеровских подростков в игру затащили? Могли. А Мориц не там? Если его с его ростом выпустить против Кима, пожалуй преимущества будут скомпенсированы. Вот вагабовские ребята почему-то подчеркнуто дистанциируются от экотехников.
Двое аспирантов-планетологов, Харальд и Джефф, те самые, которые в первой вылазке в Большой Купол помогали Маре тащить Линду из болота, сидели на краю бассейна в шезлонгах и, потягивая что-то из больших пластиковых стаканов, наблюдали за игрой.
— Привет, что это вы пьёте?
— Марсианский сидр. Ким привёз целый контейнер вкусняшек. Так что присоединяйся, — жестом фокусника Джефф извлек из-под шезлонга здоровенную, литров на восемь, пластиковую бутыль с этикеткой «Сады Герьона»[24] и стопку полулитровых пластиковых стаканчиков.
Линда взяла стакан, бросила взгляд на светящее через прозрачный купол Солнце, потом на бассейн, где явно не получится спокойно, в неспешном темпе поплавать, пока там не прекратится эта куча-мала, потом решительно скинула халат и расположилась в шезлонге, стоящем боком к тем, на которых сидели планетологи.
Ребята старательно сделали вид, что не смотрят в её сторону, хотя сами были одеты так же, и Джефф спросил:
— А не обгоришь?
— Не-а, главное не увлекаться. Минут пятнадцать я сейчас могу позагорать.
— Слушай, Линда, — продолжил он. — Ты вроде с этими ребятами куда больше дела имеешь чем мы, может ты понимаешь, почему они такие?
— Какие такие? Не такие как мы? Ну что же ты хочешь, это другая культура, в других условиях живут уже чуть ли не десять поколений. А так для пятнадцати-шестнадцатилетних ребят, увлечённых какой-нибудь наукой — вполне нормальные.
— Пятнадцатилетних? — ахнул Харальд.
— Да я тут на днях сама чуть не села на пол, когда Ким мне сказал что ему шестнадцать. Я думала ну уж двадцать-двадцать два ему точно есть. А если ты марсиан спросишь, сколько им, они ответят «восемь». Восемь марсианских это как раз примерно пятнадцать земных. Они тут все на практике старшего курса колледжа. Даже если у кого-то это называется «Военно-космическая Академия».
Так что вполне нормальные мальчишки-девчонки. Купаются, видишь, в мячик играют, влюбляются друг в друга. В свободное от практики время. Мы, что-ли на младших курсах не такие были?
— Ну, насчёт влюбляются… Мы в их возрасте прилюдно целовались, у всех на виду ходили в обнимку. А они какие-то асексуальные. Вот бултыхаются сейчас в воде безо всего, хватают друг друга за руки за ноги и ничего.
— Не знаю… У нас в этом возрасте был какой-то привкус запретности, надо было урвать, ухватить кусочек чувственного удовольствия, пока старшие не осудили. А они уверены, что им можно.
Это вообще ключевая идея их воспитания. Эти самые бета-листы с длинным перечнем экзаменов нужны именно для этого. Не потому что нельзя тому, кто не сдал, а потому что можно тому, кто сдал. Вот гуляет ребёнок лет 4–5 по городу один. Естественно взрослые поинтересуются, не заблудился ли он. А он покажет бета-лист с правом на свободное передвижение по городу. Всё, полицейский отдаёт честь и маленький человек идет куда-то по своим делам.
К 14–15 годам они настолько привыкают что можно всё, нужно только галочку в бета-лист получить, что мысль заняться сексом, не сдав соответствующего экзамена у них просто не возникает. А если галочка есть, то вопросов у окружающих по поводу «куда это ты поволокла парня» бывает примерно столько же, сколько у нас таких вопросов к молодожёнам.
Если поближе к ним приглядеться будет видно, что они уже все разбились на парочки. И мелких знаков нежности друг другу оказывают не меньше чем влюбленные у нас. Это не так бросается в глаза, но когда мы тут втроем с Кимом и его девушкой разбирались с наследством Таннера, мне периодически казалось, что они прилагают явные усилия, чтобы я не почувствовала себя третьей лишней.
— С трудом могу себе представить чтобы наши подростки прилагали какие-то усилия чтобы какая-то посторонняя тетка на десять лет старше не чувствовала себя третьей лишней.
— Ну, естественно. Если тебя всю твою жизнь взрослые ставили на место, то как только у тебя появляется возможность их игнорировать, ты будешь это делать. И даже слегка демонстративно. К тому же я для Кима не посторонняя тётка, а «та девушка из антиспейса, которая не побоялась взять в руки настоящую гауссовку». Этакий забавный любимец, вроде дикой кошки которая иногда берёт еду из рук и даже позволяет себя погладить, если есть настроение. Всё-таки Земля для них немножко зоопарк.
А вообще из них позитивная энергия так и прёт. Такое впечатление что они непоколебимо уверены, что мир — их. Мне Труди показывала один ролик про ландшафтный дизайн в Мире Осануэва, так там фоном шла такая песня про Белую Землю…
— Это где «варится суп с консервами»? — перебил Джефф.
— Ну да. И ещё там альбом с гравюрами.
— Знаю я эту песню. — он дотянулся до лежащего на стопке вещей рядом с шезлонгом коммуникатора, и несколько раз ткнул пальцем в экран. Из аппарата раздались гитарные аккорды:
На самый край белой земли, на краешекМы добрались, долгой тоской намаявшись.Сердцем пойми эти снега, пожалуйста,Вот тебе мир, делай его, не жалуйся.[25]
— Она? — спросил планетолог, поставив запись на паузу.
