Макс Сысоев - Странники

      — Что здесь происходит? — спросил я у них.

      — Мы проводим ритуал выметания шелухи, — сказал Элистер. — Присаживайся к нам, брат Александр.

      Я приготовился внутренне возмутиться действиям религиозных фанатиков, которые уничтожали интеллектуальное наследие цивилизации, но, поинтересовавшись, какие именно книги приготовились отправиться в костёр, понял: эти поклонники Энгора вовсе не дураки.

      — С человечества, — сказал Элистер, — как и с каждого человека, в течение жизни осыпается старая кожа, волосы, ногти, — одним словом, шелуха. В целях гигиены Энгор советует нам сжигать шелуху, поскольку иногда её становится так много, что не видно живого тела. К тому же, в ней водятся паразиты.

      И он кинул в костёр учебник по истории.

      Я сел напротив них на высохшую от жара траву. В пламени корчились и сгорали десятки учебников, справочников и энциклопедий по истории, социологии, экономике — и не только. Там были ещё сборники плохой поэзии, научные трактаты по искусствоведческим дисциплинам, сочинения кое-каких известных философов и куча глупых книжонок, написанных чёрт знает для каких недоумков. «Сто советов, как стать миллионером», допустим. Или вот ещё: «Основы эффективного пикапа».

      — Помнишь, — спросил Антон, швырнув в огонь «Пятьсот лет европейской демократии», — помнишь, мы как-то с тобой крупно поспорили, имеем ли мы право решать за наших будущих детей, что им нужно, а от чего их отгородить?

      — Помню, — сказал я. — Мы, правда, спорили в основном насчёт компьютеров — уничтожать их или не уничтожать.

      — Так вот, — кивнул Антон, — насчёт компьютеров ты был прав. Если у нас родятся умные детишки, то они и без нас сумеют разобраться, как им поступить с техникой, оставшейся от прошлого. Но не говори мне, что не надо сжигать книги. Если мы их не сожжём, то умных детей нам не видать.

      — Запоздало ты признал мою правоту, — заметил я. — Компьютеры-то — тю-тю. Сгорели вместе с небоскрёбом.

      — Ничего, — отмахнулся Антон и кинул в огонь «Основы маркетинга». — Их ещё полно.

      Я спросил, нельзя ли поучаствовать в ритуале выметания и, получив разрешение, первым делом сжёг работу А.Ф. Лосева «Проблема символа и реалистическое искусство». Этот словоблуд и мракобес, высасывавший свои ничтожные демагогические идейки из пальца и (как справедливо отметил Элистер) паразитировавший  на высоком искусстве, о котором он не имел и отдалённого представления, давно раздражал меня. Помнится, я сказал ему в напутствие: «До встречи в аду!», — и стал рыться в книгах, выискивая, не затесалось ли туда ещё каких-нибудь филологических фолиантов, и вот вслед за Лосевым в огненной купели нашли последнее пристанище Роман Якобсон, Ольга Фрейденберг, Цветан Тодоров и сладкая парочка Греймас с Бремоном.

      — Хорошо, — сказал я, испытав некоторое удовлетворение от маленькой мести. — Многие книги тут подобраны со вкусом. Графоманы, искусствоведы, составители дурацких пособий по всякой всячине, — они действительно лишние на этом свете. Про экономистов, политологов и бизнесменов я и не говорю. Но зачем сжигать учебники по истории? Понимаю, там много вранья и пропаганды, но ведь и факты в них содержатся. Должны дети знать об Иване Грозном или нет?

      Антон скорчил нехорошую рожу, но Элистер не дал ему разразиться гневной тирадой и ответил в своей смиренно-вдохновенной манере, не допускающей пререканий:

      — Конечно, брат Александр, узнать об Иване Грозном было бы весьма и весьма интересно как для нас, так и для наших детей. Но мы, к сожалению не узнаем о нём ничего.

      — Сжечь! — выкрикнул Антон, не сдержавшись.

      — Все историки, — сказал Элистер, — независимо от того, на какой век пришлась их жизнь, и каких взглядов они придерживались, сводили историю к одному: к смене правителей. Каждый новый правитель осуждал предшественников и высоко оценивал тех, кому на смену эти предшественники пришли. Так было всегда.

      — Но мы с этим покончим, — сказал Антон. — Помнишь? Помнишь, что говорил Кузьма Николаевич?

      Я помнил.

      Если что-то было всегда, это вовсе не значит, что так должно продолжаться  дальше.

      — Правителей древности, — говорил Элистер, — вроде того же Ивана Грозного, каждый правитель современности представлял по-своему, с выгодной ему стороны. Но ни один историк никогда не взял на себя труд описывать человеческое сознание в ту или иную эпоху. Поэтому у многих сложилась иллюзия, будто человеческое сознание со временем не меняется. И оно во многом действительно не менялось — как раз благодаря тому, что люди читали учебники по истории. Историки говорили, будто хотят, чтобы ошибки прошлого не повторялись в будущем. Но они будут повторяться, пока существуют учебники по истории. Ошибки — это всего лишь следствие. А причина — в сознании. Сегодня на проповеди наш брат Курт говорил о волнах Очень Тихого Океана, размывающих человеческую память и мешающих детям понимать отцов. Мы можем бороться с волнами только одним способом: объяснить потомкам, как мы думали, чем мы руководствовались, когда совершали ошибки, которые будут казаться им — нашим детям — такими глупыми. Как это объяснить — другой вопрос, поскольку все мы знаем, до какой степени дети не любят слушать наставления родителей.

      — Ничего, брат Элистер, — утешил жреца Антон, — мы с братом Александром знаем, как объяснять. Помнишь, брат Александр?

      Я помнил.

      Если история это круг, мы должны его разорвать. Если история это спираль, то мы должны её распрямить. Если человечество движется к счастью, наша задача его подтолкнуть. А если к несчастью — то остановить и повернуть в другую сторону. Вот моя Идея.

      — О! — восклицал Антон. — О! Как я ненавижу эту дрянь!

      И кидал в огонь тома: «Новая жизнь перестройки», «Осень Белевцева», «История средних веков», «Война и мир президента Стендтера» и т.п.

      — Вот ты спрашивал, надо ли нам знать про Ивана Грозного? — говорил Антон с жаром. — Ну знаешь ты, что был такой полоумный царёк, имел столько-то жён и столько-то детей, устроил опричнину и завоевал кучу ханств. Вот ты всё про Ивана Грозного изучил — но что тебе это даёт? Ты стал хозяином мира? Ты теперь можешь предотвратить опричнину, если опять появится полоумный царёк и решит опять завоевать кучу ханств? — А ни черта ты не сможешь, скажу я тебе. Ты думаешь, пятьдесят лет назад не знали, что такое опричнина? Распрекрасно знали — только почему-то тогда существовал Фиолетовый корпус, который пускал колдунов в расход по первому доносу! И Инквизиция почему-то пятьдесят лет назад была. И она прямо так и называлась: Святая Инквизиция. И сжигала людей живьём на площадях. Никто не сможет предотвратить новую опричнину, если у него останется сознание, как у тупого крестьянина времён Ивана Грозного. А полоумным царькам только того и нужно, чтобы оно таким осталось. Поэтому они во все времена плодили подлых историков и уничтожали писателей и художников... Да если у человека есть мозги, — воскликнул Антон, — то он и без всякой истории, с первого раза поймёт, что устраивать бойню плохо!

       — Брат Элистер, — Антон повернулся к жрецу. — Ты думаешь над тем, как описать людям будущего наше сознание. А думать, я скажу, тут не над чем. В подвалах твоего Храма огромная библиотека хороших книг. Их создатели давно поняли, как объяснять другим, что и о чём и как они думали. И никакого секрета здесь нет.

      Я помнил.

      Каждый день повторяй очевидные вещи, иначе через неделю всё забудешь.

      — Мне нравится, как ты говоришь, — одобрил Элистер. — Из тебя бы вышел хороший проповедник, брат Антон. Пожалуй, я вас покину. Вижу, вам с братом Александром есть что обсудить после долгой разлуки. А шелуху, я думаю, вы и без меня выметете.

      Я попытался его остановить, хотя и без особенной охоты, но Элистер отнекивался-отнекивался и ушёл. Между ним и мной возникла мамихлапинатана: он чувствовал, что мне претит его вера, и я знал, что он это чувствует, но оба мы будем вежливы и отзывчивы по отношению друг к другу.

      — Он не обиделся? — спросил я. 

      — Чёрт его знает, — сказал Антон. — Мы с ним вроде бы давние приятели, но иногда он меня поражает. Отчего-то он тебя невзлюбил, хотя и не показывает это. Впрочем, он не знает, кто ты такой.

      — А кто я?

      — Пришелец из прошлого. Посланник великого бога Энгора. В Храме в курсе, что человек из Эпохи Вырождения проник в наш мир, и уже готовятся сделать его пророком, который отвратит апокалипсис. А отвратит он, между прочим, благодаря тому, что мы увидим, какое у него сознание. Но я был нем как рыба. Никто в Храме не знает, что пророк — ты.