Мэри Расселл - Дети Бога
— Да, — согласился Дэнни, — и если теперь Китери сочиняет такие песни, то вся структура данного общества…
В дверях общей комнаты возник Сандос, держа под мышкой виртуальную маску. Все разом замолчали, как это происходило обычно, когда он появлялся после длительного отсутствия, а его настроение было неясным.
— Джентльмены, Герион укрощен, — объявил он. — Я успешно завершил тренажерный перелет с «Бруно» на поверхность Ракхата и обратно.
— Будь я проклят, — выдохнул Франц Вандерхелст.
— Вполне может быть, — откликнулся Сандос и поклонился с притворной скромностью, отвечая на одобрительные возгласы, аплодисменты, свист.
— Я вправду не понимаю, почему у тебя было с этим столько проблем, — сказал Джон, когда он и Нико, словно секунданты в боксерском матче, подошли к Эмилио, чтобы снять с него ВР-перчатки и забрать маску. — Неужели это трудней, чем игра в бейсбол?
— Похоже, я просто не мог представить, что нужно делать. Я почти слепой — умственно, — ответил Сандос, занимая свое место за столом. — Я даже не знал, что другие люди способны видеть что-то в своих головах, пока не попал в колледж. — Он кивнул, когда Карло предложил выпить по этому поводу. — И я не умею читать карты — если кто-то инструктирует меня, как попасть в какое-либо место, я обычно записываю все это словами. — Он откинулся в кресле, расслабленный, усталый, и улыбнулся, вскинув глаза на Нико, принесшего ему с камбуза бокал. — Возможно, в графике полетов я все еще буду безнадежно последним…
— Мягко говоря, — пробормотал сидевший напротив него Джон. И был донельзя доволен, когда Эмилио засмеялся. — Может, хоть теперь дашь всем немного расслабиться!
Раздался хор ворчливого согласия с этим заявлением, и впервые с начала полета установилось некое коллективное благодушие, когда они ели и пили вместе, а разговор сделался общим. Все сознавали хрупкость ощущения, будто они единая команда, но никто не смел это комментировать, пока, в самом конце трапезы, Нико не сказал:
— Вот так мне нравится больше.
Повисло короткое молчание, как это бывало на всех совместных обедах, но его нарушил Дэнни Железный Конь:
— Послушай, Сандос, есть новая ракхатская песня, над которой я сейчас работаю…
— Дэнни, прекрати! — запротестовал Джон. — Никаких деловых разговоров.
Но Эмилио не нахмурился, и Дэнни воспринял это как разрешение продолжать.
— Лишь этот один фрагмент, — настойчиво сказал он. — Он необычен, Сандос. Я в самом деле считаю важным — с политической точки зрения, — чтобы мы поняли значение этих стихов; без твоей помощи не разобраться.
— Дэнни… — начал Джон снова.
— Когда мне потребуется адвокат, я дам тебе знать, — предупредил Эмилио. Джон пожал плечами: «Я умываю руки». Эмилио продолжил:
— Хорошо, Дэнни. Давай послушаем.
Сама мелодия была узнаваема, точно музыка Моцарта, и столь же мощно воздействовала на эмоции, как произведения Бетховена. Если не считать басовой партии, исполняемой баритоном голоса были не похожи ни на что слышанное раньше: бархатистые, роскошные альты, мерцающие, искрящиеся сопрано — и все сплетено в гармонии, от которых перехватывает дыхание. Затем единственный голос — восходящий все выше, выше, безнадежно увлекающий за собой…
— Вот это слово, — с нажимом сказал Дэнни, когда сопрано погрузилось в хор, точно осевшая волна в океан. — Думаю, оно ключевое. Почти уверен. Ты его знаешь?
Сандос покачал головой и, вскинув руку, дослушал весь отрывок, прежде чем заговорить.
— Еще раз, пожалуйста, — сказал он, когда тот закончился. А затем: — Еще раз.
И в молчании прослушал его в третий раз.
— Пожалуйста, Нико, принеси мой блокнот, — попросил он. — Дэнни, когда это пришло?
— На прошлой неделе.
— Дайте-ка я погляжу каким образом к нам поступила эта трансляция, — сухо произнес Сандос, когда Нико отправился за компьютером. — Когда эти песни впервые передавались по ракхатскому радио, «Магеллан» их автоматически выловил, закодировал, сжал и упаковал, так? Держал в памяти и не отсылал, пока звезды не заняли нужную позицию. Затем они были выловлены на Земле радиотелескопами — через четыре с лишним года после того, как «Магеллан» их отправил. Проданы Консорциумом по контактам иезуитам — несомненно, после длительных переговоров о цене. Изучены, снова упакованы. Посланы нам — когда? Через два года, возможно? А мы летим сейчас на предельной скорости? — спросил он, посмотрев на Жирного Франца. — Значит, пока этот пакет нас догнал, прошло еще несколько лет. Я понятия не имею, сколько выходит в итоге, но, Дэнни, это старые новости… A, grazie, Нико.
Какое-то время остальные следили за процессом, с которым все были хорошо знакомы, — пока Сандос просматривал свои файлы, выискивая похожие корни, чтобы подтвердить или опровергнуть гипотезы, приходившие ему в голову.
— Это слово, полагаю, родственно корневому слову сохраа, — заговорил он наконец. — Ударение на первом слоге. По-моему, это поэтический неологизм, но мне он не знаком. А может, наоборот, архаизм. И комбинирует сохраа с основой, которая подразумевает побег или освобождение: храмаут. Я слышал его лишь однажды, когда Супаари повел меня на свой двор, чтобы показать, как из куколки появляется насекомое. — Он посмотрел Дэнни в глаза. — Мне кажется, значение слова — раскрепощение. А тема фрагмента — радость освобождения от оков.
Дэниел Железный Конь ненадолго закрыл глаза — чтобы помолиться. Все разом заговорили, но голос Дэнни заглушил прочие голоса:
— Ты согласен, что это композиция Китери? Что это его стиль — как в поэзии, так и в музыке?
Сандос кивнул: несомненно.
— А голоса? — допытывался Дэнни. — Кто поет? То есть не кто именно, а представитель какого вида?
— Басы — конечно, мужчины-джана'ата. У других гораздо более высокий регистр, — спокойно заметил Сандос.
— Scuzi — вежливо произнес Нико. — Что значит раскре… Что это за слово?
— «Раскрепощение». Значит «освобождение», — ответил Эмилио. — Когда рабам даруют свободу, это и есть раскрепощение.
— У руна голоса намного выше, ведь так? — предположил Нико. — Может, это они поют, радуясь, что свободны.
Железный Конь не отрываясь смотрел на Эмилио.
— Сандос, а что если Китери освободил руна? — Он впервые посмел произнести это вслух.
— Боже, Эмилио, — воскликнул Джон, — если поют руна… Поют о свободе…
— Это все изменит, — прошептал Шон, в то время как Карло театрально вздохнул: «Я опоздал!», а Франц Вандерхелст вскричал:
— Поздравляю, Джонни! Вот тебе и скрытый смысл!
— Сандос, — осторожно сказал Дэнни, — может, поэтому тебе было предназначено вернуться…
Обрывая поднимающийся шум обсуждения, Сандос в упор посмотрел на Дэнни:
— Даже если ты прав, в чем я сомневаюсь по ряду причин — лингвистических, политических, теологических, дабы узнать об этом, мое присутствие на Ракхате едва ли требуется. — Он взглянул на показания часов земного времени. — Я мог бы услышать эту музыку, когда она достигла Земли. Годы назад. Например, когда Джина и я праздновали бы восьмую годовщину свадьбы, — сказал он, бросив холодный взгляд на Карло.
Повисла неловкая пауза.
— Мне жаль разочаровывать Нико и прочих романтиков, — продолжил Сандос, — но эти голоса не похожи на голоса руна. Кроме того, песня исполняется на высоком к'сане, что не опровергает гипотезу Дэнни, но вряд ли ее подтверждает. Альты используют личные формы местоимений, которых я никогда не слышал. Я ни разу не говорил ни с одной женщиной-джана'ата, даже когда жил в гареме Китери, так что могу предположить, что эти местоимения женского рода и что голоса принадлежат взрослым женщинам. Возможно, наиболее высокие — голоса детей, но скорее всего, детей джана'ата, а не руна.
— Но даже если он освободил лишь джана'атских женщин… — начал Дэнни.
— Отец Железный Конь, я усматриваю здесь склонность к принятию желаемого за действительное, — произнес Сандос с язвительной вежливостью, которой все они боялись. — Почему вы приписываете Китери столь высокие заслуги, не имея достаточной информации? Возможно, вы проецируете собственную потребность в самооправдании на ситуацию и человека, о которых ничего не знаете?
Дэнни перенес эти слова, словно пощечину, коей они, в сущности, и были.
— Если же, — продолжил Сандос, — Хлавин Китери каким-то образом изменил статус представителей своего вида… хоть я и не могу этого вообразить… я рад за них. Но ему не прощаю ничего.
— Однако даже незначительное изменение может нарушить систему, — заметил Джозеба, все еще захваченный этой идеей. — А если что-то из сказанного или сделанного тобой каким-то образом повлияло на Китери или других джана'ата? В таком случае то, что произошло с тобой…
