Андрей Щупов - Сонник Инверсанта
— Враг — это враг, — вещал Димка, — и если ты будешь с ним церемониться, он никогда не угомониться. Сам посмотри, тебя даже Юрок с Веней не боятся. Ты с ними борешься, а им это по барабану. Тот же Юрок тебе в рыло плюет, а Веня чинарики в твой портфель подбрасывает.
— Что же делать? — угрюмо интересовался я.
— А ты дай им разок по чавке — по-настоящему дай! И увидишь, как все изменится…
Самое обидное, что Димон снова оказался прав. Уже через день в ответ на плевок Юрика, я ударил его кулаком. Попал, кажется, по уху. И тут же врезал стоящему рядом Вене. Врезал просто так — за компанию. Юрик с Веней в голос заревели и убежали из класса. Больше ни окурков, ни плевков не было. А еще через неделю я схлестнулся с самим Павловским. Поводы для драк находились в те времена удивительно легко, — вот и схлестнулись. Правда, он не ожидал, что недавние советы столь быстро обернутся против него, и потому первый же мой удар его совершенно обескуражил. Я наотмашь навернул ему справа, потом слева, а от третьего удара он упал на глинистую землю и заплакал. Пожалуй, впервые я увидел Димку плачущим. И непонятно было, от чего именно он ревел — от обиды или от боли. Как бы то ни было, но процесс моего совращения состоялся, и грозную силу кулака я осознал в полной мере.
Стал ли я после этого более счастлив?
Не знаю…
Стал ли я более сильным?
Абсолютно не уверен. Скорее, даже наоборот. Димка после той схватки больше со мной не дрался. Думаю, в его глазах из благородного рыцаря я превратился в подлого злодея. Конечно же, мы скоро помирились, но некий шрам на душе остался у обоих.
Я ни о чем не напоминал ему, но, видимо, ассоциативно, он тоже понял, о чем я сейчас думаю. И в смущении понурил голову.
— Мы были детьми, — пробормотал он. — Не следовало все воспринять так серьезно.
— А я и сейчас воспринимаю твою науку всерьез.
— Ну, и дурак! Причиняя боль, ты калечишь, прежде всего, себя самого.
— Возможно, но я делаю это ради людей.
— И именно они тебя когда-нибудь за это накажут…
Поскрипывая, телега въехала во двор, и нашему взору открылся огромный трехэтажный особняк с остроконечной черепичной крышей, просторными окнами и широченной, больше похожей на ворота дверью.
— Вот тут я и обитаю! — Тарас с кряхтением соскочил на землю. — Милости просим, Ваше Величество! Уверен, вам здесь понравится.
Мы с удовольствием последовали за ним. После тряского, посаженного на деревянные колеса транспорта земля казалась великолепнейшей из опор. И наши ноги не ступали по ней, а скорее гладили — неспешными шагами норовили обнять…
Глава 3 Топкий оазис…
Усадьба Тараса Зубатова понравилась всем без исключения. Даже нагрянувший следом за нами Адмирал Корнелиус, придирчиво обшаривший со своими автоматчиками просторный двор и череду сараев с разнокалиберными постройками, так и не нашел к чему придраться. Я же был настроен и вовсе благостно. Как ни крути, это было логово первого встреченного нами ванессийца — ванессийца, без сомнения, умного и интересного, настроенного по отношению к нам вполне дружелюбно. Кроме того, меня привлекала очевидная патриархальность его хозяйства. Никаких кирпичей с пластиком и никакого камня, — все было выстроено исключительно из дерева. Даже центральная усадьба была собрана из массивных не самым тщательным образом ошкуренных бревен, а черепица поражала грубоватой формой, выдавая местное полукустарное производство. Следовало признать, что дом Зубатова не поражал изяществом, но от него за сто шагов веяло первобытным уютом. И даже астрономическая башенка, сооруженная на крыше, сообщала скорее о простоте хозяина, нежели о его просвещенности. Очень уж не вязалась она с общей концепцией усадьбы, выпирая, словно шишка на лбу очаровательной фотомодели. Тем не менее, приблизившись к высокому крыльцу и, по достоинству оценив жестяного петушка на далеком шпиле, я неожиданно понял, что с легкостью променял бы свой дворец на это поместье. И пусть смешны были гипсовые статуи в саду, пусть нелепо выглядели беседки на берегу широкого пруда, меня лично подобное мещанство ничуть не возмущало. Что ни говори, а искусство икебаны — штука насквозь условная, и главный ее результат — соответствие мира внешнего и внутреннего. Меня же здешнее соответствие вполне устраивало. Оглядываясь, я не видел скучноватых домов-коробок, не слышал собачьего лая и гула моторов. Не было здесь и вездесущего автомобильного смрада с заводскими дымами и химической пылью. Запах сосновой смолы мешался с ароматами сушеных трав, а в сенях отчетливо угадывалось терпкое дуновение меда. Выглянув в окно, я действительно разглядел небольшую пасеку, и волна теплой зависти, душистой периной накрыла меня с головой. Думаю, для описания хозяйства Тараса Зубатова превосходно подошел бы язык Куприна или Набокова, но я таковым не владел и потому любовался окружающим безо всяких утонченных изысков.
Благословенно то время, когда городские постройки не превышали в высоту десяти метров, а пятиэтажные монстры считались натуральными небоскребами. На сегодняшний день подобными монстрами была застроена добрая половина планеты, а потому усадьба фермера воспринималась как пример сельского сюрреализма, как сладостный оазис, волею судьбы занесенный в каменные джунгли человеческой цивилизации…
Проведя нас через анфиладу вкусно пахнущих комнат, Тарас царственным жестом распахнул дверь своего кабинета.
Я шагнул за порог и не без любопытства огляделся. Впрочем, чего-то подобного я, наверное, вправе был ожидать. Здесь было все, чем отличаются городские офисы от обычного жилья. Типичный кабинет стандартного европейского чинуши. Вернее сказать, азиатского. Изящный факс, совмещенный с компьютером и телефоном, огромный стол с множественными ящичками, разлапистый вентилятор, стулья для гостей, картины и… Пожалуй, единственная деталь, которая сообщала о некоторой самобытности хозяина, была деревенская гармонь, повешенная на стену, словно сабля или гитара. От неожиданности я прищурился, и вместо гармони на стене тотчас появилась внушительного вида базука. Секундой позже я рассмотрел сверкающий саксофон, а следом за ним вновь проявилась гармонь. Положительно, с моим матрицированием происходила какая-то чепуха…
— Я ведь раньше был обычным деревенским лоботрясом. — Добродушно рассказывал Зубатов. — Плевал в потолок, отлеживал бока на сеновале, девок соседских тискал. Вот и дотискался. Замаячил впереди ребенок, пришлось жениться. Все бы ничего, но как женился, так и с нуждой познакомился. А как двойня образовалась, вовсе локти начал грызть. Помощи-то откуда ждать? Словом, понял, что нужно становиться хозяином. В смысле, значит, настоящим хозяином — с пудовым кошельком, в хромовых сапогах! На это ведь каждый способен, — надо только понять, что ты этого хочешь. С тех пор и начал подкапливать денежки, в газеты экономические заглядывать, банковскую систему изучать. Сперва огород расширил, пасеку завел. Мед на рынок повез, овец прикупил. Пошли первые небольшие доходы, а там и втянулся. Да так втянулся, что даже супруга от меня ушла. Надоел я ей со своим хозяйством. Вот и пришлось к дому башенку пристраивать. Вместо семьи трубой телескопической обзавелся, звезды стал изучать. Это, понятно, не дети, но тоже мечтать позволяют.
— И много чего вымечтал? — грубовато поинтересовался Адмирал Корнелиус.
— Кое-что есть! — фермер хитровато подмигнул. — Как найду дополнительные подтверждения, пожалуй, и опубликую.
— Что опубликуешь?
— Да обнаружились кое-какие мыслишки. — Фермер продолжал лучиться улыбкой. — Касательно нашей Луны…
— Это все, брат, скучно! — Адмирал чеканным шагом прошел к окну. — Да и желудок, признаться, дает о себе уже знать. Ты бы нас к столу, что ли, пригласил.
— Конечно, конечно! — Тарас даже подпрыгнул на месте. — Хотите в столовой устроимся, а можно прямо на открытом воздухе.
— Лучше на воздухе. — Я кивнул в сторону окна. — Уж больно хорошо у тебя тут. Незачем запирать себя в четырех стенах…
* * *Желание мое осуществилось. Тарас вывел нас во внутренний двор, где располагался грубоватой конструкции стол. Издали он напоминал выставленный на табуреты гигантский гроб, и хотя ассоциации были не самыми приятными, я все же покорно занял предложенное мне место. Никакой скатерти на столе не наблюдалось, зато кто-то успел водрузить на него крынку молока и глиняные кружки. Взяв одну из них в ладони, я с любопытством покосился на хозяина. Я почти не сомневался, что эту посудину он изготовил самолично. Между тем, при всей своей грубоватости кружка также оказалась чрезвычайно удобной и устойчивой, а об этих характеристиках в погоне за призрачным дизайном человечество напрочь успело забыть.
