Алексей Грушевский - Игра в Тарот
Глава 12. История одного обмана (Часть вторая)
В доме, где он остановился, всё было как обычно. Жёны его пререкались между собой, особенно Марфа буквально бросающаяся на Марию, по обыкновению попрекающая её тем, что она совершенно не занимается хозяйством. Апостолы предавались обжорству, пьянству, безделью и бессмысленным дискуссиям, за исключением сурового Петра, который по старой солдатской привычке начищал свой меч, внимательно следя за происходящим, и старательного Иуды, который что-то усердно считал в своих гроссбухах, традиционно скорбя над сумами расходов.
Еуша сел на своё место, внимательно разглядывая своих соратников и прикидывая — как они поведут на предстоящей акции? Увы, выводы были явно пессимистические. Он было уже начал думать — не отложить ли, пока не поздно, захват Храма на годок, другой, но насмешливые прокуратор и его колдунья так и стояли перед его глазами, и, стыдно сказать, больше всего он после разговора с ними боялся упасть в их мнении.
Сзади послышались визгливые бабские крики. Похоже, Мария с Марфой сцепилась не на шутку. Ссора произошла из-за нардового мира. Пока Марфа хлопотала по хозяйству, Мария, как обычно, мучимая бездельем, села расчёсывать свои густые кудри гребнем смазанным миром. Увидев это, Марфа взорвалась — ничего не делает по хозяйству, только миро переводит! Марфа бросилась отобрать кувшин с миром, но Мария схватила его и кинулась бежать. Марфа дёрнула убегающую Марию сзади за платье, и та, не удержав равновесие, в падении разбила алавастровую вазу прямо об голову Еуши, облив его всего драгоценным маслом.
Мария, плача, в ужасе бросилась перед Еушей ниц прямо в натёкшую с него липкую лужу, и стала, дабы загладить вину, своими длинными и густыми волосами размазывать по его ногам растёкшееся миро.
Потрясённый ударом, Еуша молча сидел, крепко схватившись руками за поручни кресла, чтобы не свалиться с него от головокружения. Наступила тяжёлая тишина. Все в ужасе ждали, что же последует за потерей столь значительной части общака.
Первым не выдержал Иуда, гнусаво причитая — о скорби мои, скорби — он стал высчитывать, сколько же дней надо собирать, милостыню чтобы покрыть убытки. За ним визгливо заверещала Марфа, обвиняя во всём, естественно Марию. Скоро началась всеобщая ругань, грозившая вот-вот перейти в массовую подтасовку. Один лишь Пётр спокойно сидел на своём месте, чему-то усмехаясь, пробуя пальцем остриё своего меча.
— Тихо — прейдя в себя, крикнул, еле вставший, шатающийся Еуша. Шум от склоки был совершенно невыносим для его чуть не расколовшейся головы. — Завтра идём в Храм. Или на царство или на погибель.
— Знак, знак — закричала стоящая на коленях, вся промасленная, Мария, раскачиваясь справа — налево.
Она вскинула вверх руки, отчего её полные соблазнительные груди, теперь совершенно не скрываемые прилипшей к ним обильно пропитавшейся маслом тонкой тканью платья, словно вывалились наружу.
— Знамение! Помазание на Царство! Свершилось, помазанье свершилось. Чудо, чудо. Завтра в Храм! В Храм! — кричала она в исступлении, раскачивая в такт безумным воплям своими открытыми для всеобщего обозрения прелестями.
Постепенно амплитуда и частота качания увеличивалась, скоро её движения переросли в стремительно набирающее обороты вращение. Центробежная сила срывала с её распущенных волос капли мира, так что обильно летящие во все стороны липкие брызги обильно орошали присутствующих
— В Храм, В Храм — эхом прокатилось по комнате волна нервного возбуждения.
Начинался обычный для этой компании шабаш всеобщего сумасшествия. Скоро судороги, эпилептические припадки, пена изо рта, безумные выпученные глаза, дикие крики, и другие немыслимые корчи, овладевшие присутствующими, зримо и недвусмысленно обозначили факт сошествия на них очередного откровения. Всё это продолжалось до тех пор, пока участники радения беспорядочно попадали оземь полностью обессиленные.
Следующее утро Еуша ознаменовал своим очередным, можно сказать рядовым, маленьким чудом. Он дал чёткие указания, где найти осла для своего передвижения. В указанном месте действительно стоял осёл, и достаточно было сказать находящемуся рядом с ним бородатому громиле пароль — он надобен Господу — как к радости и благоговению посланцев, совершенно незнакомый им бородач без колебаний отдал своё имущество, расставшись с ушастым животным.
Въезд в город был воистину триумфальным! Вдоль улицы через каждые два метра стояли рослые мужчины в одинаковых серых хламидах с закрытыми платками лицами. Они синхронно размашисто взмахивали пальмовыми ветвями и хорошо поставленными командными голосами отрывисто гаркали — Осанна! За ними ходили такие же рослые мужчины, только уже в белых хламидах (один ходящий где-то на десять стоящих и размахивающих ветвями) и сообщали всем прохожим, что, это едет — сын Давидова, воскреситель Лазаря из мёртвых.
Надо признать, что эти усилия привели к определённому результату — к Храму вместе с Еушей подошла довольно значительная толпа. Войдя в его приделы Еуша после короткой речи осуждающей торговцев и менял, призвал очистить Храм и самолично перевернул первый стол. Рослые мужики в серых и белых хламидах, с закрытыми платками лицами, которые все после приветствия организованно последовали за ним, видно воодушевлённые его примером, быстро и умело разгромили торговые ряды, мигом выгнав всех торговцев вон, вместе с их скарбом.
Так что скоро Еуша залез на какое-то возвышение посреди всеобщего разгрома, кажется перевёрнутый ящик, и начал свою проповедь. Вокруг него сплотилось двенадцать соратников, немного поодаль как-то необычно ровными рядами выстроились его новые последователи в серых и белых хламидах, ну а за ними как-то опасливо жались и остальные слушатели.
Он говорил долго. Осуждал сребролюбие саддукеев, догматизм фарисеев, говорил, что Храм и вера должны стоять на Истине, и что если в основе нет истины — здание рухнет. Он предрекал всеобщую скорую гибель и скрежет зубовный, и тут же обещал рай и спасение. Он говорил, говорил, говорил…
Время от времени серые и белые хламиды громко гаркали — Ура!
В какой-то момент их ряды раздвинулись, и к нему бодро и деловито направилась большая группа слепых и калек, которых он с радостью, под всеобщие крики ура, всех до одного благополучно исцелил.
Ожидаемые саддукеи с фарисеями так и не появились. Время от времени он замечал, как из за колон высовывались какие-то явно подосланные синедрионом соглядатаи, которые, немного понаблюдав, быстро утекали куда-то по направлению к дворцу первосвященника.
Постепенно стало смеркаться. Зеваки и любопытные, толпившиеся за спинами серых и белых хламид, стали постепенно расходиться. Скоро в залившей пустое пространство тьме остался только он, двенадцать апостолов, и серые и белые хламиды. Его соратники запалили факелы, и он теперь стоял в кольце их мерцающих огней. В их дрожащем свете он заметил, как со стороны башни Антония незаметно из тьмы появился Руфос. Он деловито обошёл пустую площадь, как-то нерешительно покрутился вокруг их группы, близко, однако, не приближаясь, потом отошёл и что-то сказал одному в белой хламиде, тот взмахнул рукой, и серые и белые организованно и быстро удалились.
Перед уходом, как показалось Еуше, растерянный и озадаченный Руфос ободряюще махнул ему из далека, и тут же быстро скрылся за ближайшей колонной, без следа растворившись во тьме.
Еуша и двенадцать соратников (по числу колен Давидовых) остались совершенно одни. Огромная холодная пустота безлюдного храма казалось давила их своей бесконечностью. Такие маленькие и одинокие посреди этой безмолвной громады они невольно задрожали, как будто их пронзил какой-то посюсторонний совершенно непереносимый холод, так не похожий на мягкую, ночную прохладу, обычно заливающую приятной свежестью раскалённое в течение дня каменное пространство. Ещё немного подождав, они, вдруг все остро почувствовали, как на них навалилась, словно, выдавливая прочь, какая-то нечеловеческая усталость этого суматошного дня, и, кроме того, они всё вдруг вспомнили, что ничего не ели с самого утра. Началось роптание. Пара, самых нестойких, без спросу отправилась восвояси. Потом ушёл ещё один, Иуда, с обещанием принести хлеба и вина. И вдруг, словно разом сломавшись, вся оставшаяся компания, как по команде, быстро направилась вон из храма, обратно в Вифанию, туда, где горел очаг, ждала постель, а жёны вчера помазанного на царство Царя Иудейского наверняка, истомившись в ожидании, уже приготовили обильный ужин.
Когда они уже подходили к Вифании, им повстречался идущий навстречу Иуда, нёсший кувшин вина и несколько лепёшек. Он был очень удивлён, увидев бредущих из города павших духом соратников, и поведал, что жёны помазанного на царство уже спят, готовясь с самого раннего утра наделать съестных припасов, чтобы доставить их в захваченный ими Храм.
