Анастасия Монастырская - Теща Дракулы

Дракула сразу заскучал.

— Погоди к боженьке торопиться, еще успеешь. Ему есть, с кем сейчас поговорить. Вперед тебя посланца отправил. Ты вот, что мне скажи: отпустишь ли мой грех? Я только что убил человека.

— Не отпущу, твое величество, уж не серчай, — зажмурившись, ответил Мититей.

Позади охнул Ебата.

— Отчего ж? Твой вечный спорщик, отец Гектор, был не против.

— Его право, — вздернул подбородок отец Мититей. — Я же не стану. Покаяния в тебе нет, твое величество, а без этого и исповеди нет. Как убивал раньше, так и дальше станешь. Потому, как нравится. Душа твоя давно черной стала, изъеденная злом и гневом. Но отчего сердишься? Одно дело из турок мертвый лес делать, другое — своих убивать.

— Так ведь не понимают, — сам не понимая зачем, попытался объяснить Влад. — Куда ни ткнешь, всюду непонимание. Налоги не платят, мзду берут, каждый норовит сподличать, обмануть, присвоить чужое.

— И что? Ты — поводырь наш на земле, тебе объяснять жизнь и показывать. Убить проще всего, но если так и дальше пойдет, могильщиков на свете не останется.

К собственному удивлению Дракула ничуть не рассердился:

— Может, и прав ты, святой отец. Палку действительно перегибаю. Что еще в народе говорят?

— Многое. Но в последнее время все чаще знамение вспоминают. Накануне твоего воцарения небо два раза разрывала черная молния, земля тряслась и горела, и шел каменный дождь. Были видения слепым, а глухие слышали пророчества: придет зло в Валахию, страна утонет в теплой крови, из которой родится черный нетопырь. Пронесется он над землей, сжигая города, пойдет войной на врага, да только не сумеет его одолеть, отравленный любовью и материнским проклятием. Исцеление найдет нетопырь через прощение, но если и будет оно даровано, то только через шесть столетий в болотном городе, где нет людей, а есть тени, притворяющиеся людьми.

— Думаешь, пророчество обо мне?

— Не могу сказать, князь. Мне не ведомо. Но если мне будет позволено сказать: ты перестал отличать жизнь от смерти, и смерть от жизни. Для тебя они едины. Люди боятся твоего гнева, но рано или поздно страх кончается. И ему на смену приходит неудержимая ярость. Берегись, если твой народ восстанет против тебя. Если восстанет, то предаст тебя, а это гибель для всей Валахии. Только в тебе наше спасение от Мехмеда. В это я твердо верю. Теперь можешь меня казнить, я готов. Все сказал.

— Правду ты изрек, — сказал Дракула. — Я об этом подумаю. С сегодняшнего дня быть тебе духовником моего двора. Иди с миром.

3

Если своевременно обнаружить зарождающийся недуг, что дано лишь мудрым правителям, то избавиться от него нетрудно, но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет.

Вбежав в свои покои, Виорика рухнула на мягкую постель, покрытую пушистым одеялом. Господи, что она наделала, глупая?! Как быть? Князь не терпит лжи. Он убьет ее, точно убьет. Как она могла сказать такое, теперь боженька ее точно покарает. А если князь ночью пожалует? Да и обнаружит ее обман? Он на расправу скорый — хорошо, если в сердцах шею свернет, а если пытку другую предложит? Вот Ебата, как видит ее, тут же облизывается. Виорика боялась признаться, что боится молодого писаря, а если Дракула разрешит… Нет, никогда Влад так не поступит: не даст топтать свою законную жену кому ни попадя. Но, что если она ему больше не жена?

Виорика забилась в рыданиях.

— Что ж ты, княгинюшка, убиваешься?! — верная служанка Божана принесла любимые сладости Виорики, налила в чашу сладкого малинового сока. — Что ж теперь плакать-то? Если понесла, радоваться должна. Сына крепкого и здорового князю родишь.

— Вдруг дочка будет?

— Дочка тоже хорошо! — жизнелюбию Божаны можно только позавидовать. — Отцы ждут сыновей, а дочек балуют. Тебе ли, государыня об том не знать? Твой отец за тебя не то, что жизнь, душу отдаст. Помнишь, как под венец тебя вел, как королевну молодую! А уж наряд какой тебе сшил — краше не видела.

Отца вспомнила! Неровен час и про мать речи заведет. А про мать Виорика нынче и вспоминать не хотела. Почему Влад так странно смотрит на матушку, словно, кроме нее, и нет никого на свете? Еще до свадьбы они много времени вместе проводили, часто на охоту ездили. Виорика сначала ревновала, сама не понимая, почему. Барон Стратула, заметив мучения дочери, объяснил:

— Матушка твоя цепкий ум имеет, намного лучше, чем я в деловых и прочих вопросах разбирается. Вот и попросил ее заняться твоим приданым, а также защитой прочих твоих интересов. Не беспокойся, родная, твоя матушка ничего не упустит.

— Но они столько времени проводят вместе! Я совсем не знаю князя: каждый день думаю, какой он? Будет ли любить меня?

— Поверь мне, Виорика, князь уже тебя любит. Вы — хорошая права, и пусть тебя не пугает, что он старше. Муж должен быть старше жены.

Ох, как ошибался батюшка! Ни тогда, ни сейчас не любил ее князь и не полюбит уже никогда. Виорика поняла это в тот самый час, когда муж поцеловал ее в церкви, равнодушно коснувшись холодных сжатых губ, признав свое супружеское право. Поняла и сама испугалась. С тех пор, как видела Дракулу, то закрывала глаза вы надежде, что тот исчезнет. И не будет казней, стонов и криков, от которых она просыпалась ранним утром и не могла заснуть до поздней ночи. В первый раз, когда он заставил жену присутствовать на экзекуции, Виорика упала без чувств: отрубленная голова подкатилась к самым ее ногам. Очнулась и увидела глаза, подернутые пленкой. Такие были у куриц, когда их резали. Виорика подозревала, что Дракула специально все подстроил: и чтобы голова, и чтобы рядом. В следующий раз, он держал наготове тряпочку, смоченную в мятном масле. Как только жена побледнела, сунул под нос. «Смотри, что бывает с предателями!» — с молодого красивого мужчины чулком сняли кожу. Был человек, стал кусок плоти. Мятная тряпочка не помогла.

Владу повсюду мерещились предатели, вот и казнил всех, в ком сомневался: чтобы зараза не пошла дальше. Матушка, единственная, кто не боялся Дракулы. Как-то он закричал, страшно вращая глаза, она лишь рассмеялась: — С таким лицом, дорогой зять, детишек по ночам пугать. Охолони, здоровее будешь, а то вон, как покраснел. Вот если бы Виорика могла так шутить и улыбаться, не замечать грубостей и быть искусной в постели. Хоть бы научиться целоваться, да так, чтоб дух захватывало! Впрочем, не любил Дракула этих нежностей: приходил уже за полночь, задирал тонкую сорочку, раздвигал ноги и… Было больно и неприятно. А ведь говорят, что и женщине может понравится супружеский долг, если… Если что? Подслушанный разговор на кухне не помог разобраться в собственной брезгливости, и Виорика укрепилась в мысли, что сама виновата. Что-то в ней неправильно устроено, раз муж старается держаться подальше. Пять месяцев со свадьбы прошло, а она до сих пор не понесла. Ребеночек все бы исправил, и Влад бы смягчился… Ребеночек!

Господи, сказать бы кому, покаяться! Но кому? Везде уши да языки лживые, — Виорика глухо застонала, зарывшись лицом в перину. А Божана, знай себе, только подливала масла в огонь.

— Князю пора наследника иметь, самый возраст пошел для отцовства — двадцать девятый годок. Скоро тридцать. У его отца в этом возрасте два сынка по двору бегали.

— Мне четырнадцать только, — прошептала юная княгиня. — Вдруг умру при родах?

— Эка невидаль! — рассмеялась Божана. — Четырнадцать! У нас и в десять замуж выходят, бабий век короток — успеть бы налюбиться всласть. На мать свою посмотри, во сколько венчалась-то? С тобой и так долго тянули, ждали, чтоб в самый сок вошла. И правильно — вон, какой горячий мужик достался, небось, скучать в постели не дает? — она заговорщицки подмигнула Виорике. — Счастливица! А с ребеночком могла бы и побыстрей постараться — княжеству наследник нужен. Мы уж думали, что пустая оказалась.

— Пустая?

— Ну, бесплодная. Как смоковница. Хорошо, что ошиблись!

«Совсем меня не боится, — тоскливо подумала Виорика. — Как и все остальные в этом мрачном ненавистном замке. Только я дрожу, словно мышь серая. Жаль, крыльев нет, хоть бы и перепончатых — мигом бы улетела. При Владе она и рта не смеет раскрыть. За такие слова мигом на кол посадит».

Божана тем временем расплела густые косы княгини и начала расчесывать густые душистые волосы деревянным гребнем.

— Ты яблочки ешь — самый вкус у них сейчас, — щебетала служанка. — Кто яблочки ест, у того детишки красивые да здоровые рождаются. И щечки у тех детишек румяные!

Опять об этом! Скоро весь двор будет знать, что княгиня Виорика понесла. И кто тянул за язык? Чего испугалось-то? Ведь не убил бы при всем честном народе. Влад вообще на нее ни разу руку не поднял. Разве что пару пощечин отвесил, но то за дело — чтобы в чувство привести. Пару раз плакала, не желая выходить к гостям, вот и получила. Щека потом несколько дней горела. А теперь точно убьет, если чуда не случится. Если бы забеременеть! Однако несколько дней придется подождать. Почему бог не дает им с Владом ребеночка, а ведь почти каждую ночь стараются. Только не в радость им эта любовь.