Анатолий Ириновский - Жребий
— А если это чередование белых и черных полос бесконечно? — не отставал Не-тудыхин.
— Надо думать, думать надо, — отвечал Воропаев. — Понимаете, это такой узел, из которого только потяни одну ниточку, — за ней тянутся другие: границы между Доб-ром и Злом, воля человека, свобода других людей, наконец, проблема самой Божествен-ной справедливости — куча вопросов. И все — кровоточат. А Олегу, я думаю, не стоит менять шило на мыло. Это побег от самого себя. Простая перемена мест. Но, как извест-но, от перемены мест сумма слагаемых не меняется.
Подошел Олег, с пивом и сосисками на подносе.
— Где ты там запропастился? — спросил Воропаев.
— Сосиски отваривали.
— Вместе с Нинкой?.. Ты смотри, он, кажется, от водки отказался, — обрадовался Воропаев, не обнаружив злополучной бутылки. — Вот если бы ты еще от Ачинска отка-зался, я бы тогда точно уж за тебя выпил. А мы тут, в ожидании, глобальные проблемы обсуждаем…
— Ты, Тим, не слушай этого любомудра, — сказал Раскачаев, расставляя прине-сенное на столе. — Он тебе перевернет все вверх ногами и докажет свое. На деле же эти искатели истины сами толком ничего не знают. Они просто темнят, прикрываясь из века в век своим тарабарским языком. Брал я у него кое-какие книженции, пытался разобрать-ся, как человек должен жить в мире. После их чтения мне вообще расхотелось жить…
— И тем не менее, истину надо принимать такой, какой она есть, — настаивал Воропаев.
— Ага. Если бы заведомо знать, что такое истина. Для меня высшей истиной яв-ляется жизнь, — отвечал Олег. — Ладно, к чертям философию! Поехали!
Приложились к пиву.
— Ты что же это натворил, негодник? — сказал вдруг Воропаев. — Смещал водку с пивом?
— Ничего подобного. Это Нинка мне поднесла из холодильника три бутылки чешского пива. Крепленое. Вчера к ним поступило.
— Ты смотри, как тебя здесь обслуживают!
— А как же! Я же здесь когда-то пахал!
— Кому ты тюльку гонишь? — сказал Воропаев, переходя на лагерный язык. — Вот ты темнило — настоящий! Желание других — для тебя нуль.
— Не можешь пить, — сказал Олег, — бери сосиски, пока горячие, и рубай!
— Почему это я не могу пить?! — неожиданно возмутился Воропаев. — Я пить могу. И теперь буду поступать согласно твоей воле. Ты мне закажешь еще бокал этого чешского пива. Отличное пиво! Полный ажур: все наши разговоры оканчиваются пьян-кой. Или очередной дракой.
Хохотали. Такого поворота Нетудыхин никак не ожидал.
Когда они вышли из столовой, солнце уже перевалило зенит. Жара стояла нестер-пимая.
— Други мои, — сказал размякший Воропаев, — мне было приятно с вами про-вести время. Ты еще зайдешь ко мне? — спросил он Раскачаева.
— Должен, — ответил Олег.
— Нет, ты мне скажи определенно: зайдешь или нет? — Олег раздумывал. — Ну, тогда, на прощанье, послушай меня сейчас. Запомни: жизнь жестока и экстремальна…
— Это не новость.
— Ты не перебивай, ты выслушай. У тебя много еще будет времени на проклятых красноярских трассах, чтобы подумать… Может, эта жестокость ее проистекает из жест-кости самого бытия. Может быть. Хотя это еще надо выяснить. Но если мы будем все придерживаться логике всеобщего экстремизма, мы погубим жизнь. Здесь, здесь нужно искать линию поведения человека в мире. И это единственный путь. Понял? Ну, подума-ешь — поймешь. Ни пуха тебе! Всех вам благ и удач! — сказал Воропаев, старомодно раскланявшись с ними, и потопал было в свою сторону. Неожиданно остановился, ска-зал, обращаясь собственно к Нетудыхину: — Вот это вам и вся свобода, молодой чело-век. Не может быть свободы там, где всем дан один и тот же конец. Галерные гребцы! — и пошел.
— О чем он? — спросил Раскачаев.
— Да это продолжение нашего разговора, — ответил Нетудыхин.
Они оба смотрели Воропаеву вслед.
— Грустно, — сказал Олег. — Жаль с дедом расставаться. Он надеется на разум людей — идеалист!
— Вот уж не ожидал я, — сказал Нетудыхин, — что здесь, в Рощинске, в твоем обществе, я столкнусь с таким своеобразным типом. Где ты его откопал?
— Подобрал их как-то с Бобом за городом.
— Кто такой Боб?
— Пес его неразлучный. Они всегда вместе. Сегодня он что-то приболел. Я по-дозреваю, что из-за Боба он и баб избегает, старый хрен.
— Так он живет один?
— Почему один? С собакой. Учительствовал он здесь, у нас. Теперь — на пенсии. Думанием занят, как он однажды мне признался. А, видишь, нелогично получается: рас-читывает на разум людей, но предпочитает им общество собак. Тоже мне, думатель на-зывается!
— Нет, — сказал Нетудыхин, — в его рассуждениях что-то есть. Тут надо дейст-вительно думать… Собаки никогда не предают. За того, к кому они привязаны, они идут на смерть.
Раскачаев, помолчав, сказал:
— Да, пожалуй, ты прав. Боб — экземпляр серьезный. Это не Дуська. За хозяина он глотку перегрызет любому. Такого можно и в Ачинск с собой взять.
Между тем, слушая все эти разговоры об отъезде Олега, Нетудыхин в последние дни сам подумывал о смене своего проживания. Но его вариант вымысливался в запад-ном направлении.
Спасаясь от жары, они еще раз искупались и направились в центр города. По до-роге завернули во двор своей школы. Уселись прямо на траве, в тени деревьев.
Какое-то странное чувство овладело Нетудыхиным. Он смотрел на просевшее здание школы и пытался мысленно вернуть себя в послевоенные годы. Ничего не полу-чалось. Что-то ушло. Что-то изменилось. Хотя внешне школа, казалось, оставалась прежней. Но теперь он видел просто распахнутые настежь входные двери, двух женщин, колотивший раствор у крыльца, и скучно понимал: идет ремонт.
Олег лежал на траве. Ему был безразличен весь этот ностальгический зуд Нету-дыхина. Он вообще уже отсутствовал в Рощинске, витал где-то там, в Ачинске, в обще-стве своего напарника Раздайбеды.
Покурили. Помолчали. В само здание школы заходить не стали. Пересекли двор и через дыру в заборе вышли к местному кинотеатру. Кстати, дыра эта сохранилась еще с тех времен. Как ее и чем только ни пытались долгие годы заделывать, детвора проламы-вала ее снова и снова. В конце концов дыру оставили в покое. Теперь она, многостра-дальная и отшлифованная, была неофициально все-таки признана самым коротким путем от школы к кинотеатру.
На фасаде кинотеатра Нетудыхин заметил телефон-автомат.
— Мне нужно кое-кому позвонить, — сказал он Олегу.
— Кому? — удивился тот.
— Подруга по детдому у меня должна быть здесь. Работает врачом.
— Имя?
— Блейз Неля.
— Ха! — сказал Олег. — Нела Львовна! Есть такая!
— Ты ее знаешь?
— А кто ж ее не знает! Это наш участковый детский врач. У меня дома даже где-то ее рабочий телефон записан. Странно, я никогда не мог бы подумать, что она из дет-дома. Такая интеллигентная…
— Номер не помнишь?
— Два, восемнадцать… Нет, не помню. А мы сейчас через справочное выясним.
Олег снял трубку и набрал ноль девять.
— Третья слушает.
— Номер телефона детского врача поликлиники.
— Ждите… 2-18-65.
— Спасибо.
Позвонили по указанному телефону. Никто не отвечал. Опять позвонили в спра-вочное и узнали номер телефона регистратуры. С трудом прорвались в регистратуру.
— Алло!
— Это регистратура?
— Это дом сумасшедших.
— Как дом сумасшедших?! Это 2-18-38?
— Да.
— Почему же дом сумасшедших?
— Очень просто: регистратура… Я вам уже сказала: сегодня уролог не принимает. Приходите завтра утром.
— Что?
— Это я не вам.
— Слушайте, бросьте вы эти штучки! Это звонят из райздравотдела. Нам нужна врач Блейз Нела Львовна.
— Ее нет.
— А где она?
— Она на вызовах.
— Когда вернется?
— Сейчас узнаю, подождите.
— Ждем. — Тиму, прикрыв трубку рукой: — Дом сумасшедших — ну, твари! Тут, у нас, дом сумасшедших открыли… В монастыре.
— Что ж их, так много развелось в городе?
— Да нет, по Союзу выуживают, а сюда свозят.
— Алло!
— Да.
— Вам повезло: пришла машина с ней. Побежали звать. Подождите чуть-чуть.
— Хорошо, ждем.
Пояснил Нетудыхину: приехала с участка, сейчас подойдет. И передал трубку.
Сердце Тимофея Сергеевича застучало молотом. Раз, два, три, четыре… сто семь, сто восемь, сто…
Наконец, сказали:
— Да.
— Это Блейз? — по-дурацки спросил Нетудыхин.
— Да.
— Скажите, а вы не сестра ли Коки Нели Лейбовны?
На той стороне растерянно и надолго замолчали. Потом спросили:
— Тима, это ты?..
— Да.
Опять помолчали.
— Но этого не может быть!
— Почему, Кока? Это есть!
— Подожди. Я что-то плохо соображаю… Причем здесь райздравотдел?.. Ты где?
— Возле кинотеатра…
— Здесь, в Рощинске?!
— Да.
