Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения)
Он с некоторым сомнением кивнул.
— Вот, кстати, держи! — я протянул ему мобильник, купленный только что, в салоне связи на Фрунзенской. Надо сказать, добрался я сюда с определенным трудом. Впервые в жизни поймал такси, и все лишь ради того, чтобы встретится тут, поближе к Ленинскому с его шикарными магазинами. Можно было бы сунуться в центр, но… Такие места продолжали меня пугать. Логикой-то я всё понимал, но вот подсознание…
— Зачем это? — вытаращился на меня Димка.
— Для связи. Чтобы мне спокойнее было. Ты же не будешь вечно сидеть в четырех стенах… даже четвертая «мечом и магией» когда-нибудь тебе надоест… Захочется погулять… Не привязывать же тебя на цепь… Коровам в старину тоже колокольчик на шею вешали. Ты, главное, помни наш уговор.
— Да помню я, — он сунул мобильник в карман и отвернулся к реке. Та изгибалась, обвив спорткомплекс на другом берегу, и солнечная рябь, смешанная с грязноватой пеной, расплывалась на воде. Вниз по течению ползла, негромко урча, самоходная баржа, а за нашими спинами шумел оживленный проспект.
Договор Димка помнил. Ему категорически запрещалось появляться вблизи бывшего своего дома, общаться с кем-либо из прежних приятелей, не говоря уж о родителях. Правила конспирации он принял без особого восторга, но возражать не стал. Знал ведь, что не от хорошей жизни…
Ему еще предстояло этому научиться на практике. Каково это — проходить мимо дома, где живет подруга матери, ехать в троллейбусе мимо отцовской работы, заходить в магазин, в котором покупал подарки друзьям… Всё время преодолевая тяжелое, навязчивое искушение позвонить, разбить стенку неизвестности… Впору позавидовать киношному Штирлицу — всё-таки на чужбине оно как-то проще.
Живы ли родители? Здоровы ли? Как сестра, не развелась еще? А племянница Люська? А Лариска? Ведь, оказывается, нечто еще шевелится в глубине.
Я мог бы в подробностях разъяснить это Димке, но зачем? Парень неглупый, и сам понимает. Да и что ему мои переживания, когда огромная собственная беда заслонила ему всё? Теперь ему придется свыкнуться с ней, срастись — иначе гибель. Если выяснится, что он знал обо мне правду… знал и молчал… Защищать ведь его будет уже некому. И Центр психокоррекции — наверняка не самое страшное из того, на что способна пойти обозленная «Струна».
— Наверное, в «Веге» тебе было легче, — все-таки предположил я. — По крайней мере, там не приходилось прятаться и шарахаться от каждой тени. Там тебя никто не знал.
— Нет, — помолчав, отозвался Димка. — Там нельзя говорить, что думаешь. И не только при взрослых… с ребятами тоже. Настучат как нечего делать. Типа искренняя забота…
Да уж… сразу вспомнилось судилище в «Березках», пламенная девочка-обличительница. Пускай там и не все такие, но если даже каждый десятый, то держись… это ведь все равно, что современному ребенку провалиться в прошлое, в какой-нибудь пионерских отряд тридцать седьмого года…
Со стороны вокзала показался речной трамвайчик. Небольшой белый пароходик медленно плыл, огибая все тот же спорткомплекс, на сей раз, правда, в другую сторону.
— Вот еще что, — продолжил я. — Завтра с утра мне придется уехать. На день… может, на два. Если всё хорошо получится.
— А может получиться плохо? — сейчас же вскинулся Димка.
— Вряд ли, — поспешно возразил я. — Просто такова наша шпионская жизнь, в любой момент будь готов, что возьмут за ушко… и выдернут на солнышко. Вероятность небольшая. Короче, я к чему. У нас как с продуктами? В холодильнике есть что-нибудь?
Димка скривился.
— Что-нибудь есть.
— Значит, нет, — подытожил я. — А ведь просил же утром, сходи, купи. Деньги выдал. Так и просидел за мечами?
Мальчишка уныло кивнул.
— Значит, кроме шмоток, еще и жратвой закупаться… и всё это тащить. А то ведь оголодаешь, знаю я тебя, фаната игрушек.
— Тащить-то зачем? — не понял Димка. — Можно ведь и рядом с домом взять.
Теоретически он был прав, но не объяснять же ему, что «Струна» поселила меня крайне неудачно. Приличных вещевых магазинов нет даже возле метро, а продуктовые… отравиться, может, и не отравишься, но мы же не в походе, чтобы хлебом да консервами обходиться.
Вот я и предпочитал закупаться в цивилизованных местах. В таких, которые я неплохо знал, а вот вероятность встретить там знакомых колебалась возле нулевой отметки.
Да, как гласит мудрость древних: кто чего боится, то с тем и случится. И в самый неподходящий момент.
— Димас, блин! Да ты где был? Пиво пил?
Голос я распознал не сразу. Некто Митрохин, еще один герой-восьмиклассник из незабвенного гадюшника. Я вспомнил, как юный Ромео увивался за Леночкой Башиловой и хвалился перед восхищенными сверстниками, как однажды пил пиво под партою на уроке литературы.
Не зря гадюшник № 543 метил в элитные серпентарии. Такие редкостные экземпляры там водятся…
Несколько раз я видел из окна, как, подходя к ребятам на пару классов младше, Митрохин радостно раскрывал объятия, а потом резко бил кулаком в живот. Прикол казался ему забавным, несмотря на то, что всей школе было о нем известно. Попробуй увернись — получишь вдвойне. Несчастным шестиклашкам приходится молча стоять, ощущая как приближается к тебе боль в лице довольного жизнью школьного хулигана.
— Димас, еш ты-ть! — Митрохин и впрямь здорово обалдел, встретив бывшего одноклассника. И, как мне помнилось, давнего другана…
Меня, коротко стриженного и без усов, юный боксер к счастью, не узнал.
— Митрохыч! — Димка аж подпрыгнул на месте и двинулся к бывшему однокласснику. — Ты чо тут зажигаешь-то?
— Я наших ищу. Они куда-то сюда на «стрелу» прикоцали, а где, я не втыкаю. Вот и трусь тут как лох голимый!
Двое школьников двинулись навстречу друг другу. Я остался стоять, лихорадочно соображая, что делать дальше. Димка и не думал нарушать нашего уговора, но тот нарушался уже сам собой…
Совершенно незнакомый район, никто тут не живет… Только ведь всего не учтешь. Стрелку они тут, понимаешь ли, забили. Вот он, закон подлости в действии.
— А мы, блин, все уж извелись, еш ты, куда, мля, Димас заныкался! Даже к родакам твоим ходили, только их дома не было! Три раза подряд. А ты тут, блин!
— Я тут, Митрохыч! Тут я. Дай я тебя обниму, блин!
Я даже и подумать не мог, что парень купится на сей подвох, но… Пожалуй, не ждал он такого от друга-Димаса, с которым не виделся едва ли не целый год.
Только Митрохин раскрыл объятия, Димка удивительно ловким и метким движением врезал ему в живот. Соболев еще там, в гадюшнике, хлюпиком не был — напротив, первый парень на деревне.
Но такой прыти не ждал даже я.
Из глотки Митрохина донесся сдавленный хрип, он согнулся, держась за грудь (кажется, Димка бил не в живот, а в солнечное сплетение), и, шатаясь, облокотился рукой о ближайший фонарь. Бутылка пива выпала из рук, на асфальте расплылось темное пятно, живописно заблестели в солнечных лучах осколки.
— Да ты, мать… — Он попробовал разогнуться, но, получив от Димки мастерскую подсечку, не удержался и брякнулся наземь.
— Получай, сука, — Соболев размахнулся и со всей силы заехал парню ногой в лицо.
И тут уже я не выдержал. Плевать на конспирацию, пошла она…
— Ты что творишь, идиот!
Похоже, мой голос произвел должное впечатление.
Димка мгновенно обернулся и, встретившись со мной взглядом, замер точно кролик перед удавом. Из-за его спины доносились стоны и отборный мат. Митрохыч проклинал бывшего друга, грозя ему всевозможными бедами и не советуя появляться в родном районе.
В общем, все как всегда.
— Я бы так его не свалил. Неожиданность помогла, — сказал Соболев, глядя себе под ноги. — Надо же! Всю жизнь он всех на это ловил, а теперь сам попался… Придурок.
Я огляделся по сторонам. Вагон был почти пуст. Странно, время-то — шестой час, все должны ехать с работы. То ли жара, то ли все резко на дачи рванули… А скорее всего — случайность. Такая же нелепая, как встреча с другом Митрохычем.
— Он никому не скажет, — Димка взглянул на меня, будто ища оправдание. — Его спросят: откуда синяки? Он ответит — семеро здоровых колдырей обработали. А про меня не скажет… А если и скажет, то неправду. Только зачем ему это?
Поезд набирал обороты. Вагон бросало из стороны в сторону. На какой-то момент грохот начал глушить голоса, но это было и к лучшему.
Я просто молчал. Молчал и пытался понять…
Судьба опять объясняла мне, кто дурак. Снова и снова… На что я надеюсь, виляя по городу, где за каждым углом меня поджидает гибель? Зачем я тащу с собой Димку? Ради чего я взял его с собой? Ради него? Спасая от психокоррекции? Или чтобы спрятаться от собственного одиночества?
А так ли это важно? Фарш невозможно провернуть назад, и остается одно — отвечать за тех, кого приручил…
