Борис Миловзоров - Рок
– А может, это ты провинился?
– Я?! – Проквуст почувствовал, что покраснел. Проклятое чувство неведомой вины вынырнуло из глубины подсознания.
– Покраснел, значит, и впрямь чего-то мне недоговорил. Ну да ладно, дальше видно будет. Садись напротив, ученик, об уроке твоем поговорим. Так что же ты надумал о добре и зле?
Георг ждал этого вопроса и был к нему готов. Он сел и, глядя в глаза Белоуса, ровным голосом произнес подготовленную заранее фразу:
– Добро может быть злом, зло может быть добром.
Кирилл молча выслушал и задумчиво затеребил ус.
– Почему?
– Потому что добро всегда корыстно.
– Да-а?! – протянул Кирилл. – Ты хочешь сказать, что добро зависит от того, кому предназначено и от кого исходит?
– Да, Учитель.
– То есть добра без источника и принимающей стороны не существует?
– Нет. Добро, так же как и зло, проявляется только в наших поступках, мыслях.
– Ну, допустим. А может ли добро быть просто добром, без оборотной стороны медали, без своей злой тени?
– Я думаю, нет. – Георг отвечал спокойно и уверенно.
– Тогда представь: ты идешь по лесу, подходишь к ручью, а рядом с ним лежит обессиленный человек. Он погибает от жажды, но у него нет сил напиться. Ты берешь кружку, зачерпываешь воду и подаешь ему. И тут же ему становится лучше, он оживает. Цена твоего поступка – жизнь, а стоимость усилий – пустяк. Есть ли тут зло?
Проквуст задумался. Может быть, здесь и вправду добро только доброе? В чем же подвох? Георг был уверен, что он есть.
– Учитель, а если бы я прошел мимо, не стал помогать ему, ведь это было бы злом?
– Согласен.
– Тогда я помог, потому что не мог поступить иначе, потому что в противном случае меня бы загрызла собственная совесть. А следовательно, все-таки и в этом случае я сделал добрый поступок из-за корыстных побуждений, пусть даже и не осознавая этого, думая, что бескорыстен. К тому же, идя дальше по своему пути и вспоминая этот поступок, я бы, наверное, испытывал удовлетворение и довольство собой?
– Наверное, – задумчиво согласился Белоус. – Хорошо, принимаю этот ответ. Пошли дальше. Мы все о людях говорим, будем считать, что разобрались. А что ты скажешь о животных? Может, например, крыса на Свалке быть доброй или злой?
Проквуст задумался. Он вспомнил жуткие зубастые создания, когда они неслись ему навстречу, роняя пену и клацая зубами. Ну никак не подходило к ним понятие добра. И нельзя было объяснить эту ситуацию природным инстинктом или стремлением утолить голод. Крысы действовали в полном соответствии со злобными планами вождя Детей Леса, были его орудием. Злобным орудием. Но ведь они не осознавали этого! Для них такое подчинение тоже было злом, ведь они погибали? Георг чувствовал, что тонет в этих логических дебрях. Он беспомощно взглянул на Белоуса. Тот терпеливо наблюдал за ним.
– Учитель, я думаю, что животные не могут быть злыми или добрыми так же, как не может быть злым ветер или дождь.
Кирилл усмехнулся и постучал пальцами по столешнице.
– А если, например, некий волшебник направляет действия животных и природных стихий в определенное русло – получается, они не несут сами за это никакой ответственности?
Проквуст удивленно уставился на Белоуса.
– Нет, Учитель, не несут.
– Почему же?
– Потому что не могут осознать меру добра или зла, она выше их понимания. Кроме того, они не располагают собственной волей.
– Животные не располагают собственной волей? – переспросил Кирилл. – Ты уверен в этом?
– Не знаю, Учитель. Но получается, что осознание добра и зла зависит от свободы воли их носителя и величины его разума?
– Возможно, Георг, возможно. Только ты стал противоречить сам себе. Ты же утверждал, что добро и зло перетекают друг в друга, в зависимости от точек зрения, с которых на них смотришь, так?
– Так, – голос Проквуста звучал неуверенно.
– Вот скажи, почему ты не можешь допустить, что крысы на свалке могут быть добрыми?
– Не знаю. Не могу, и все.
– А может быть, ты интуитивно ощущаешь меру добра и зла, которая выше тебя, но, тем не менее, разделяет вас непреодолимой чертой?
– Вы говорите о Боге, Учитель.
– О нем, Георг. Если ты веришь в Единого, то должен допускать, что его мера добра может повернуться к тебе стороной зла.
– Как же так?! Разве Бог не милосерден, разве он не источник и хранитель добра?
– А спать на Свалке, дышать отравленным воздухом, увертываться от пальцев дикаря, тянущихся к твоим глазам, – это разве добро?
– Но ведь все закончилось хорошо!
– Ты имеешь в виду, что ты здесь в безопасности, сыт и здоров?
– Да.
– Но это следствие предыдущих событий, а сами эти события разве можно расценивать как добрые?
– Нет. Вряд ли. – Георг вспомнил путешествие через Свалку, ежедневное напряжение физических и душевных сил, изматывающее чувство опасности. Нет, назвать это добром нельзя. – Учитель, но с другой стороны, все эти испытания необходимы для того, чтобы мы пришли сюда, чтобы что-то новое открыли для себя, поняли какие-то истины. Ведь так?
– Вот видишь, получается, что страдания – часть нашего существования. Представь себе, что все живут сытно, без болезней, вообще без проблем, как бы тогда выглядел человек?
– Наверное, полным идиотом?
– Правильно. Но мы все-таки с тобой вышли за рамки добра конкретного носителя, не так ли?
– Да, Учитель.
Белоус встал.
– Я принимаю твой урок, Георг. Ты потрудился, вижу. Но скажи честно, один ли ты дошел до этих истин или кто-то помог?
Проквуст опешил, забормотал что-то нечленораздельное.
– Георг! Ты был в лесу, там, где лежит упавший ствол дерева?!
– Да, – еле слышно прошептал Проквуст.
– Я очень недоволен, что ты побывал на проклятой поляне. Подозреваю, что без Ксении здесь не обошлось.
– Да я и без нее собирался туда! – перебил Учителя Георг.
Белоус опять сел и пристально всмотрелся в ученика.
– Ты говоришь правду? – глухо спросил Белоус.
– Да, конечно, я не смею врать вам, Учитель, – торопливо заговорил Георг. – Я бы обязательно все рассказал, просто не мог найти подходящего времени.
– Это пустяки, – Кирилл махнул на Проквуста рукой. – Важнее другое: тебя потянул Дух! Он тебя почувствовал!
– А кто это – Дух? – шепотом спросил Георг.
– Он видится каждому в разном обличии. Во всяком случае, тем, кого отпускает живыми.
– Я видел…
– Молчи! – прикрикнул на ученика Кирилл. – То, что ты там видел, – твое, я это знать не хочу, да и не должен.
Белоус поднял свой посох, прислоненный на время ужина к стене и, поставив древко между коленями, обхватил его ладонями. Наклонив голову так, что его седые пряди спрятали лицо, он надолго задумался. Наконец Белоус опять встал и перешагнул через лавку.
– Георг! – строго произнес он. – Я сейчас опять уйду. Ты ложись спать. Завтра утром не забудь повторить упражнения. И запомни, – старик наклонился к ученику, и его глаза властно сверкнули из-под бровей, – от дома не отходи, ни к озеру, ни к лесу. Понял?!
– Да, Учитель, – растерянно ответил Георг. Он никак не ожидал такой концовки сегодняшнего вечера.
– Завтра увидимся. – Белоус вышел, слегка хлопнув входной дверью.
Георг встал и машинально накинул на нее крючок. Он чувствовал себя усталым и разбитым, поэтому, едва добравшись до постели, тут же провалился в сон.
ГЛАВА 18 в которой Собиратель и Бенни продолжают свой путь к Храму.
– Клео! Ну подожди чуть-чуть, дай передохнуть!
Собиратель остановился и посмотрел вниз, на карабкающегося следом Адамса. Тот устал, это было заметно даже на расстоянии. Его пальцы то и дело срывались с острых каменных краев, по лицу ручьями лил пот. Вчера они переночевали недалеко от Райской долины, а сегодня весь день взбирались вверх. Пологая и широкая тропа очень скоро осталась позади, ушла в сторону, а путники, резко взяв вправо, почти уткнулись в отвесную скалу. Бенни еще пошутил, мол, не ходят ли братья сквозь стены? На что Клео очень серьезно ответил, что согласно легендам, такой дар давался Роком двум братьям, но очень давно, более двух тысяч лет назад.
В скале была вырублена узкая лестница. Когда Бенни отступил на пару метров от скалы, насколько это позволяла ширина тропы, то увидел, как ломаная линия лестницы круто устремлялась вверх, превращаясь там в узенькие черточки. В точках их пересечения проглядывались переходные площадки. Адамс невольно присвистнул и вдруг замер, увидев странные действия своего спутника. Собиратель подошел к началу лестницы и, присев на корточки, несколько раз провел ладонью правой руки по первой ступени, как бы стряхивая с нее пыль. При этом губы его что-то шептали. Потом он обернулся и, улыбнувшись, пояснил, что просит доброй дороги.
