Душа для четверых - Ирина Родионова
Заказ ждали завтра вечером. Время поджимало, часики тикали, и все в таком духе, обычно спокойная Кристина отчего-то в этот раз не могла унять нервную дрожь в пальцах. Встала пораньше, сбежала из квартиры, пока все спали, – Шмель до рассвета орал от боли в животе, выгибался дугой, – и сразу же поехала в маленькую столовую при институте. Сюда она как-то заглянула с друзьями-студентами, и ей так понравились крошечные столики, в хаосе разбросанные по залу, подоконники в стопках учебников и художественных книг, запах картофельного пюре и компота из сухофруктов, что она возвращалась снова и снова. Шумно тут было только на переменах, чаще всего в обед, но Кристина готова была это пережить, если можно взять кусок яблочного пирога за пятьдесят рублей и несколько раз попросить кипяток в один и тот же стаканчик с чайным пакетиком.
Пока друзья работали фрилансерами или колумнистами, сидели над ноутбуками в кофейнях, Кристина приезжала в свою столовую. Она слушала, как повариха теть Зоя (которую все звали теть Заей) на раздаче бранилась и замахивалась щипцами, если кто-то долго выбирал суп; морщилась от хлорки, которой протирали столы, и раскрашивала трехцветных кошек в планшете.
Вернулась Маша с двумя кружками чая, поставила одну, с долькой лимона, перед Кристиной. Подышала над кипятком, тронула его кончиком языка и уставилась в низкое окно.
Кристина подавила вздох. Ей куда больше нравилось рисовать второй заказ, французскую бульдожиху Марту с послушным взглядом, тем более что Марту заказали на холсте, а Паранойю – в электронке. За работу на планшете Кристина брала меньше, да и требовалось от нее просто отправить файл заказчикам, но масло и акварель все равно ничем нельзя заменить. Она сохранила набросок, сунула стик в чехол и глянула на Машу.
– Чего рисуешь? – слабенько улыбнулась та.
– Заказчикам, кошку. – Кристина отмахнулась.
Паранойя была красавицей с аквамариновыми глазами и лоснящейся шерстью, ушами разной длины, но не идет работа, и все. Маша, будто почувствовав, кивнула и замолчала. Пригубила остывающий чай.
– Нас через сколько ждут? – уточнила Кристина, поглядывая на кружку.
Хоть она и выхлебала полную столовскую тарелку наваристого супа, все еще хотелось есть. Столовая опустела: кто-то вернулся на пары, кто-то сбежал в общагу, и Кристина думала об этом почти что с завистью. Она скорее согласилась бы жить с четырьмя (да хоть восемью!) невыносимыми соседками, чем каждый вечер возвращаться к Юре и Шмелю.
Особенно к Шмелю.
Маша сверилась с телефоном:
– Еще час.
– Тогда я пожрать возьму, посиди еще…
Кристина купила минтай в кляре и быстро об этом пожалела – на пальцы налипала масляная пленка, костей было больше, чем мяса, да еще и пересолено. Маша косилась на поджаристый рыбный кусочек, как на чудо, но молчала. Кристина иногда представляла, как она без конца колет себя инсулиновым шприцем, – если что-то и было в жизни, что пугало Кристину до сухости во рту, так это уколы.
Глаза у Кристины горели – Паранойя эта, Шмель с животом, Машины добрые дела… Стыдно признаться, но Кристина даже второпях изучила купленные Юрой курсы для непутевых матерей, которые не могли полюбить никого, кроме себя, и ничего приличного там не обнаружила.
Ехать к Машиным «бедным детишкам» решили на автобусе. Кристина не понимала, как ее вообще смогли уговорить, – просто доверчивый взгляд, пылающие румянцем щеки и жар в каждом слове, просто это была Маша, и ничего с этим не сделаешь. Робкая и незаметная, иногда Маша становилась очень убедительной.
– Ты здорово рисуешь, – сказала она однажды самую банальную вещь, заметив, как Кристина заканчивает очередную кошкособаку в планшете.
– Я и на машинке умею, и крестиком… – лениво отозвалась Кристина.
В тот вечер им попалась не квартира, а самый настоящий кошмар – от пола до потолка разрастались гниющие мусорные горы, на подоконнике в тарелках кисла еда, газетные обрывки, книжные корешки, платья и плащи грозили высыпаться в коридор, если не успеешь прижать входную дверь. Даже Палыч дожидался волонтеров в подъезде, выкуривая одну дешевую сигарету за другой. Воспоминания поделили на семерых – только лишь для того, чтобы справиться с этой однушкой-хламовником.
Кристина помнила, как жутко хотела в этот вечер спать и даже подумывала зарыться в одну из вонючих куч и подремать хотя бы полчасика. В чисто вымытой, выпотрошенной квартире она первым делом схватилась за планшет – только бы не уснуть.
– Слушай, а хочешь чего-нибудь доброе сделать? – выпалила Маша и покраснела так, что почти слилась цветом с ярким абажуром, который не стали засовывать в пластиковый короб, а просто поставили у выхода и напоследок включили в розетку.
Галка подавилась смешком, Дана вышла в коридор, чтобы дозвониться отцу. Кристине показалось, что она сама все же уснула.
– Какое еще «доброе»?
– Ну, помочь детям из многодетных семей, с родителями-наркоманами, с алкоголиками, асоциальными…
– А-со-ци-аль-ны-ми, – важно повторила Галка и снова хмыкнула.
Палыч задерживался, и ей не на ком было отыгрываться, чтобы отвлечься от невеселых мыслей в собственной голове.
Маша умолкла, вцепилась пальцами в бахрому на абажуре и дернула с такой силой, что отодрала несколько плетеных ниток. Покраснела еще гуще, спрятала нитки в карман.
Кристина сохранила проект кошкособаки и взглянула на Машу:
– И как я им помогу? Денег нет. Совсем.
– Да нет же. – Маша смешно, по-детски сморщила нос. – Это я знаю. Я про то, что можно устроить мастер-класс, научить их рисовать хотя бы акварельками. Это же счастье! Ты просто покажешь им, как рисуешь, и они сами попробуют чего-нибудь намазюкать, поговорят с настоящей художницей. Здорово же!
– Здо-ро-во!
– Да заткнись ты, – отмахнулась от Галки Кристина. – Училка из меня что надо, тебе самой-то не смешно? Я же распугаю всех твоих несчастных деток. Да и где мы их учить будем, зима за окнами.
– В КЦСОНе!
– В большой и страшной аббревиатуре, – поддакнула Галка.
У нее осталось удивительно много сил на хамство, хоть она и упала на чисто вымытый пол и подложила под голову руку, измученная и серолицая, как и все вокруг.
– Комплексный центр социального обслуживания населения, – мрачно растолковала Маша и снова взялась обдирать абажур. – У меня там Оксана работает. В бухгалтерии.
– И чего, прямо наркоманские дети? – Кристина отложила планшет