Брайан Герберт - Ветры Дюны

– Здесь собрались представители всех классов и всех профессий! – разносился голос Ховру из усилителей. – Я не один десяток лет был вашим мэром и заслужил ваше доверие. Теперь я хочу заслужить поддержку. Пока мы ждем ответа императора Пауля Атрейдеса, нужно продемонстрировать наши убежденность и силу. Мы покажем чужакам, на что способны люди каладанцы.

Гурни с растущим отчаянием слушал, как мэр и священник по очереди настраивали толпу. Сначала они призывали рыбаков проявить солидарность: не выходить в море за рыбой, не привозить улов. Они ссылались на петицию о независимости Каладана, которую широко распространили в городе, и утверждали, что продавцы не будут обслуживать покупателей, не поставивших подпись под обращением.

По мнению Гурни, это звучало очень тревожно, и становилось все хуже. Мэр заявил, что паломников джихада следует выпроводить с Каладана и не принимать, пока Пауль не предоставит планете приемлемую форму автономии.

Один из солдат произнес в коммуникатор, заставив и без того нервничавшего Гурни вздрогнуть:

– Милорд, они закрыли главный космопорт. Их люди вскрыли коды приземления и заворачивают назад всякий корабль, который использует название Чисра Сала Муад'Диб. Пилоты должны представить документы, где эта планета называется Каладан, иначе им не разрешат посадку.

Гурни поразился стремительности действий агитаторов: слишком уж ладно совпадают все части этой… революции. Межпланетная торговля страдает, и теперь представитель Космической гильдии и чиновники КООАМ потребуют строгих кар и немедленных действий. И известие об этом распространится по всей Галактике.

За годы джихада Гурни насмотрелся на то, какие ужасные действия совершают безжалостные армии Муад'Диба, когда решают сломить противника. Каладан не станет исключением.

Он начал немедленно отдавать приказы.

– Поместите боевой корабль дома Атрейдесов над космопортом Кала-Сити. Мешайте взлету и посадке любых кораблей: мы закроем космопорт так, как надо нам, а не мятежникам. Блокируйте все корабли, отходящие от лайнеров, и без объяснений отсылайте их назад. Я не хочу, чтобы новости распространились, пока ситуация у нас не будет под контролем.

Используя малые военные орнитоптеры – их применяли в качестве спасательных кораблей, чтобы помогать рыбакам в бурном море, – Гурни приказал своим людям разогнать демонстрацию. Он сам сел в такой корабль и повел их над рыбацкой деревней, стреляя сжатым воздухом: люди падали, но никакого вреда эти выстрелы им не причиняли.

Гурни лично навел воздушную пушку, которая сбросила недоумевающих мэра и священника с платформы в воду. Имперские солдаты арестовали самых активных демонстрантов.

Орнитоптеры Гурни летали над городом, его войска взяли под контроль все окрестности, Гурни получал множество донесений и отчетов. Многие имперские солдаты-инопланетяне не стали проявлять сдержанность, как он приказал. Гурни использовал воздушные пушки, чтобы разогнать демонстрантов и взять ситуацию под контроль, но солдаты чересчур ревностно отнеслись к своим обязанностям. Многие мирные демонстранты были тяжело ранены или убиты, кости у них были сломаны, черепа разбиты. До исхода дня погибло больше двадцати человек.

Бейтор Нисан, проведя собственную незапланированную операцию, взял штурмом главный космопорт, который пытались защищать демонстранты. Горожане запаниковали, начали отвечать, в результате погибло одиннадцать солдат и почти сто агитаторов. Космопорт открыли, Гурни снял эмбарго, но это его не радовало.

Он видел бойню на полях джихада, но ведь здесь это были жители Каладана, не воины, не мясники-коммандос, ввязавшиеся в священную войну.

Он шел вдоль тел, выложенных на улице старого города и прикрытых одеялами, и его мутило. С болью, горюя и гневаясь, он выбранился и ворвался в поселковую тюрьму.

Там он прошел к камере, в которой находился удивленный и потрепанный мэр Хорву. У старика была заклеена щека, и говорил он с явным недоверием и язвительным упреком.

– Ты меня разочаровал, Гурни Халлек. Я считал, ты любишь Каладан.

– Разочаровывайся в себе, а не во мне. Я призывал тебя не проводить «демонстрацию». Я умолял, но ты не стал слушать. Теперь ответ Муад'Диба будет в тысячу раз страшней, потому что ты вызвал такую смуту, какой он не может допустить ни на одной из планет империи. Я стану взывать ко всем остаткам дружеских чувств, какие он еще может питать ко мне, и буду умолять о милосердии. Но твердо обещать ничего не могу. – Гурни покачал головой. – Как мне объяснить все это леди Джессике, когда она вернется?

– Стыдись, Гурни Халлек! Некогда ты был верным слугой герцога Лето, но ты забыл принципы Атрейдесов. – Мэр сердито смотрел на него сквозь прутья решетки. Ему подбили оба глаза, и теперь они смотрели из темных пятен кровоподтеков. – Я всю жизнь служил людям Каладана и никогда не думал, что дойдет до такого. Мы не бросим сопротивляться. И однажды с радостью встретим Пауля как блудного сына из притчи, но только, если он вспомнит, кто он… и кто мы.

Гурни вздохнул.

– Другие назвали бы это кощунством против Муад'Диба, дурак. Дай мне повод освободить тебя, а не отдавать приказ о казни!

Мэр молча смотрел на него.

Два дня спустя пришел ответ с Арракиса: сухое письмо, в котором Гурни поздравляли с успешной защитой чести императора. Письмо подписал Пауль, но составил явно один из функционеров. На письме стояла печать «Администрация джихада». Гурни подумал, что Пауль вряд ли читал его доклад.

Гурни отдал приказ немедленно и без объяснений освободить всех арестованных демонстрантов, включая их предводителя.

По каким меркам мы определяем нормальность конкретной личности? И, если эту личность признают ненормальной и ограничивают в свободе, кто от этого выигрывает?

В свой последний вечер на Валлахе IX Джессика согласилась посетить Ночное Бдение.

По традиции она и все остальные сестры из школы матерей провели этот день в одиночестве, размышляя о жизни и деяниях Ракеллы Берто-Анурил, которая основала их орден на остатках человечества после Батлерианского джихада тысячи и тысячи лет назад.

Джессика была бы рада оказаться подальше от бесславного принуждения Бене Гессерит. Ее пытались подкупить постом Верховной Матери; какая Бене Гессерит не стремится к такому положению? Она не дала ответа, что само по себе вызвало у сестер серьезные подозрения. И, зная, как поступили с Тессией после ее отказа, Джессика понимала, что ей грозит большая опасность.

Вечером Джессика, по-прежнему ни с кем не разговаривая, присоединилась к длинной процессии одетых в черное женщин со свечами, поднимавшихся по склону Кампо-де-Ракелла, высокого холма близ комплекса школы матерей. Змеясь цепочкой вверх по каменистой тропе, свечи походили на яркие глаза в звездной черноте. По параллельной тропе с холма спускалась другая длинная процессия со свечами.

Сестры поднялись на высокую закругленную вершину холма к груде камней, обозначавших святое место, где когда-то давным-давно стояла Ракелла и где ее жизнь едва не оборвалась до срока. Когда Джессика поднялась на вершину, налетел холодный ветер. Она смотрела сверху на сияющие огни обширного комплекса школы, размышляя об истории ордена, о тысячелетиях власти и о выборе, который сделали сестры.

Но в отличие от внушаемых новичков, Джессика знала: иногда этот выбор был неверным. Глубоко ошибочным.

Двадцать женщин стояли возле Джессики на краю пропасти в том месте, откуда собиралась прыгнуть Ракелла. В те дни она пребывала в унынии, не могла собрать разъединяющиеся части своей организации, повести их единым путем в будущее. Она надеялась самопожертвованием заставить всех сплотиться.

Но именно на этом месте внутренний голос женщин, предков Ракеллы, впервые заговорил с ней. В тот день она приняла много наркотика под названием россак, но внутренние голоса не были наркотической галлюцинацией. Голоса далеких предков убедили ее жить и вдохновлять других.

Держа свечу, Джессика глубоко вдохнула ночной воздух, погружаясь в этот миг. Предполагалось, что церемония – время размышлений и самонаблюдений, возможность увидеть обширный развертывающийся гобелен влияния Бене Гессерит.

Стоя ближе к краю, чем другие послушницы и преподобные матери, Джессика смотрела с холма вдаль, как когда-то Ракелла. На считанные секунды она ощутила прочную связь с сутью ордена, исходной целью которого было объединение многих сильных женщин, но впоследствии эгоистические интересы увели орден с верного пути.

Новая Верховная Мать сможет изменить все это… Должно быть, Харишка хотела, чтобы она почувствовала это вдобавок к искушению славой Бене Гессерит и возможностью вершить историю. Но хотя Джессика почувствовала контролируемые эмоции Бене Гессерит, своего решения она не изменила.