Владимир Михайлов - 2012
– Со вчера подвоза нет. Последнее заливаю. Ещё десяток заправлю – и хана, досуха. Тебе сколько?
– Пять, больше не надо. Что же, будешь терять клиентуру?
– Куда они денутся!
– Конкуренты перехватят.
– Не. У них всё так же, мы перезваниваемся. Вообще подвоза нет.
– Не помню, – сказала она, – чтобы в Москве такое было.
– Да говорят, там что-то…
Он не договорил: сзади сердито засигналили. Закрыл бак.
– Катись счастливо.
На этот раз завелось сразу.
5А у Тима, занимавшего в мыслях и чувствах Анастасии не самое заметное место, перспективы и на самом деле возникли – ну, не скажем, что такие уж радужные, но, во всяком случае, многообещающие. И, к его чести, не случайно они появились, а благодаря его собственному уму и энергии. По заслугам.
Хотя на первый сторонний взгляд Тимофей Кузьмич Гущев в консалтинговой фирме, где зарабатывал себе на хлеб с намазкой, до сих пор на общем фоне политтехнологов невысокого ранга ничем не выделялся. Крупных кампаний ему не доводилось ни задумывать, ни планировать, находился он, как говорится, на подхвате, мастера этого дела его как-то не замечали, потому, может быть, что никто за его спиной не стоял и не продвигал, не был он ничьим сыном, ни даже племянником, хотя бы троюродным. То есть родители у него, конечно, имелись, всякой другой родни тоже хватало, но все они были такими людьми, которых, в их глухой провинции, сверху даже в упор и в микроскоп не видят. А это ещё хуже, чем если бы их и на самом деле не было, а был бы он младенцем найден в подъезде генеральского дома на Тверской. Тогда можно было бы конструировать своё происхождение, существовала бы некая таинственность, которая всегда привлекает. А если ты появился на свет законно и откровенно в районной больничке далеко-далеко, где кочуют туманы, то пробиваться можно только локтями и зубами. Если, конечно, чувствуешь, что и способностей, и воли, и энергии в тебе столько, что им просто необходим настоящий простор, иначе они тебя сожгут изнутри.
Но вот, похоже, пришла пора…
Тим снял трубку и набрал номер. Ответили не сразу, и Тимофей уже испугался было, что упустил время и нужный человек отправился уже «на верха», как он это называл, – чаще всего то была мэрия: общаться с сильными мира сего, ловить ветер и вовремя напоминать о существовании фирмы, готовой к услугам. Уедет – и поймать его сегодня окажется и вовсе невозможно.
Но после пятого гудка трубку всё-таки сняли.
– Гущев беспокоит, – сказал Тимофей не громко и не тихо – вежливо, чётко и в той интонации, с которой можно было одинаково естественно перейти (в зависимости от того, в каком настроении находился сейчас человек на другом конце провода) и на дружескую, полушутливую, на какую Тимофею давало право старое знакомство – ещё с поры, когда оба протирали штаны в одной и той же аудитории одной и той же Плехановки, – и, если окажется, что для общения в таком ключе сейчас не время, мгновенно перейти на манеру разговора снизу вверх, на «вы», с извинением, что побеспокоил не вовремя.
– А, – сказали там. – Ну, привет, привет.
Это был хороший ответ. Он означал, что вместо формального «Андрей Андреевич» к былому однокашнику с собачьей фамилией Полкан можно было обратиться с облегчённым «Андреич». Просто «Андрей» и даже ностальгическое «Андрюша» допускалось в последние годы лишь в случаях исключительных и уж никак не по телефону. Видно, запахло хорошим заказом. Слух оправдывался. Значит, самое время.
– Прости, Андреич, что отрываю от дел…
– Ладно, ладно. Я уж и забыл, когда ко мне в последний раз не по делу обращались… Так что там у тебя?
– Не телефонное, Андреич. Разреши подняться к тебе – на эти пять минут?
– Уже на четыре. Давай, только быстро.
В четыре минуты Тим не уложился – просто потому, что Андрей Андреич не позволил. Выслушал сперва, казалось, не очень внимательно, заранее скептически подняв брови; но оценил сразу, соображал он быстро. И, похоже, оценил достойно, потому что сразу же стал задавать вопросы и уточнять. Потом высказал своё мнение:
– Америки ты не открыл. Приём известный и простой. Но в таком масштабе не применялся. Может быть, это как раз и сработает – своей неприкрытой нахальностью. Так сказать, ошеломит. Конкретно: он реально существует?
– Как мы с тобой. У меня всё схвачено: координаты, резюмэ…
– Ты с ним общался? Каков он на просвет?
– Без твоей санкции – не хотел.
– Разумно. Значит, так. Быстро уточнить – ну, это мы сделаем, и можно будет предложить, как рабочий проект. Но! Если получим «добро», главной станет задача – какая, по-твоему?
– Выдвижение и регистрация – гладкая, без запинок. Потом – раскрутка. Спин.
– Правильно. Ты, наверное, подумал и где и кто выдвинет?
– Прикидывал. И думаю – вниз по матушке по Волге… Там три варианта возможны. Но ни в коем случае не восточнее Урала.
– Пожалуй, так. Значит, сейчас пойдём вот каким путём: сделаем тебя менеджером этого проекта. Понятно, предложу клиенту лично я, а делать будешь ты. Сработаешь хорошо – сам понимаешь, на каком уровне окажешься.
Это, собственно, и было тем самым, чего Тим хотел и на что в глубине души рассчитывал.
– Андрюша, спасибо огромное!
– Значит, решили. А сейчас – извини, времени ни секунды не осталось. У меня рандеву – знаешь, где?
Он не удержался, сказал – где. Здорово, конечно. Но не получится ли так (раздумывал Тим, уходя), что придётся им работать друг против друга?
А хоть бы и так. Потому что кто бы из них не победил – выиграет фирма. Хотя, конечно, приятно было бы всё же не проиграть. Впрочем, может быть, придётся и сыграть в поддавки. Но это окупится.
Что же: ехать так ехать. Первое: получить согласие будущего игрока. Второе: в провинции сделать всё как надо. Лучший вариант – русская тройка: коренник выдвигает, две пристяжных губернии поддерживают. И затем – непременно встретиться с Настасьей. Всё-таки не удаётся отделаться от мыслей о ней. Но теперь он уже не прежним встретится с нею, не человечком третьего плана. Женщины любят успех. Так что – вперёд!
Удачно сложился разговор. И продуктивно. Даже лучше, чем можно было ожидать. Намного лучше.
Точно так же думал и Андрей Андреевич: считал, что выиграл, как любили говорить когда-то, сто тысяч по трамвайному билету. Хорошо, что Тим со своей идеей вылез именно сейчас – пока ещё не состоялся главный разговор. Там, куда уже надо и в самом деле поторопиться: туда опаздывать никак нельзя.
Вместо одного проекта фирма будет разрабатывать сразу два. И оба – серьёзные, весьма перспективные. А то, что они будут противоречить один другому, совершенно не важно.
Пикантная в общем-то ситуация возникает: фирма будет бороться сама с собой. А следовательно – кто бы ни победил, фирма окажется только в плюсе. И в немалом. Чего ещё можно желать?
– Давай по средней, по осевой дуй! – поторопил он водилу. – Не молоко везёшь.
Шофёр лишь кивнул и прибавил.
6Земля, до этого безмятежно покоившаяся на трёх китах, стала плавно раскачиваться. Видимо, в Океане, обиталище китов, разыгрался нешуточный шторм. Однако, перевалившись несколько раз с боку на бок, твердь успокоилась и начала быстро приближаться: вертолёт пошёл на снижение.
Полковник Лосев плотно сжал губы и несколько раз глотнул. В ушах щёлкнуло, и возникшее было неудобство прошло. Он стал глядеть вниз. День выдался безоблачный, видно было хорошо. При известном опыте – а его Лосеву не занимать было – легко угадывалось расположение всех полков и отдельных подразделений дивизии: один – на изначально обширной и ещё расширенной усилиями сапёров поляне, тридцать четвёртый, другой – частично на опушке леса, остальное – в редколесье, третий – и вовсе в лесу (но палаточные квадраты всё равно просвечивали сквозь листву). Там, на высотке, что это? Ага, управление и штаб дивизии. А в западной части поляны – техника. Намётанный глаз полковника легко опознавал аккуратно выстроенные БМП, потом земля скользнула наискось вверх, промелькнули и исчезли небрежно замаскированные пушки, ракетные установки, уже совсем близко возник какой-то странный микрорельеф, ни с чем в представлении полковника вроде бы не связанный. Почему-то в этот миг Лосеву, привыкшему, как и любой штабной офицер, на всякое явление смотреть и глазами возможного противника, представилось, как где-то там дешифровщики разбираются в переданных спутниками изображениях и тоже поднимают брови над правильной формы бугорками, каждый из которых окружали аккуратно нарезанные прямоугольнички грунта. Потом в поле зрения полковника на миг оказалась дорога, просёлок, на ней – колонна (ротная, определил полковник) возвращалась, видимо, с занятий в расположение: близился обед. И сразу же лётчик убрал газ, с трудом переносимый грохот сменился интимным бормотанием, словно бы машина предлагала примирение после продолжительного разговора на высоких тонах; толчок при посадке был почти незамеченным. Сели. Командир, старший лейтенант, доложил очевидное: «Прибыли, товарищ полковник». Другой, сержант открыл дверцу, вывалил лесенку. Полковник встал, потянулся, спустился на грунт и почему-то глянул вверх, как бы желая увидеть там только что оставленный ими след.
