Артем Белоглазов - Живи!
— Только зря, зря охотники простых людей обижают. Ничего, целитель, времена меняются! Может, и ты вздохнешь посвободнее, когда примутся за душегубцев этих! Помяни мое слово, если не помрешь. Не выйти вам на поверхность! Нет в вас духа шахтерского! А в тоннеле этом такая ж-жуть творится…
— О чем он? — Ирина жмется ко мне.
— Не знаю, местные суеверия. Забудь, — говорю и украдкой сплевываю через плечо. На всякий случай.
* * *Длинная каменная кишка отнюдь не прямая: встретилось уже две развилки. И, похоже, мы отклонились от верного пути. Стены и потолок тоннеля облицованы прочной кладкой, через каждые два метра — деревянные крепи. Пол утрамбованный, и ходули гулко стучат в пустоте низких сводов. Кое-где пол изрыт ямами, наполненными водой и ледяной крошкой. Здесь так холодно, что иззябшие пальцы просто мечтают о варежках, а зубы отстукивают тарантеллу. Стужей веет от стен и от мерзлой земли. Быть может, под нами ледник? В мелких ответвлениях, тянущихся от коридора, стены частично обложены шершавым серым камнем. Тут и там виднеются белые корни, разворотившие кладку, остатки мебели, ветхая ткань, полусгнившие ящики. Невзначай задеваю пухлый, расползшийся тючок, и на пол сыплется рыжеватая труха. Дальше кое-что поинтереснее: оштукатуренные стены украшены росписью.
Я вожу фонариком, разглядывая рисунки: сплошь ангелы с пылающими мечами в десницах. Ангелы смотрят вниз, нам под ноги: они словно готовятся отразить нападение адского воинства, что собирается атаковать из-под земли. Лица у ангелов уставшие и, пожалуй, обреченные. Может, так кажется из-за того, что рисунки поблекли от времени, штукатурка кое-где растрескалась, облупилась.
— Ангелы осыпаются. Как листья в осеннем лесу… — Иринка вцепилась в мою руку, смотрит во все глаза. — Дурацкое сравнение, да?
Я только крепче сжимаю ее сухую холодную ладошку. Иринка громко чихает и шмыгает носом.
— Замерзла?
— Да, — гундосит она. — Владик, дай согреться. Покурить дай, а? Зачем ты у меня папиросы забрал?
— Хватит уже, — заявляю жестко. — Больше ты курить не будешь. К тому же у тебя насморк.
— Вот так, значит? — возмущается Иринка. Молчит минуту и жалобно просит: — Владик, ну последнюю. Пожалуйста. Напоследок. Откуда я знала, что бросать придется?
— Нет, я сказал.
Она выдергивает руку, отбегает в сторону. Луч фонарика пляшет на стенах, зажигая нимбы вокруг ангельских голов. Ира щелкает выключателем, и фонарь гаснет.
— Ирка, не дури!
Она не отвечает. Я верчусь из стороны в сторону, но вижу только стены, стены, стены и раскрошившееся ангельское воинство.
— Иринка, — зову я негромко, потому что громко говорить здесь — просто страшно. Страх, бессознательный, первобытный, приходит из темноты подземных коридоров. — Иринка, мы сейчас не играем. Тут везде опасность. Не веди себя как ребенок!
— А я и есть ребенок. — Голос доносится издалека, будто Ирка успела убежать за тридевять земель, как герой сказки про волшебные ходули-скороходы. — Мне восемнадцать будет через месяц, тогда и перестану быть ребенком. Тогда ты не посмеешь отнимать у меня сигареты. И мы поженимся, правда? Ты мой. Только мой.
Я не спорю, молча иду на голос.
— Ой! — восклицает она. — Смотри…
Иринка завороженно разглядывает рисунок, который отличается от тех, что сделаны раньше. Свежий, выполненный цветными мелками рисунок. Встав по правую руку от девушки, я смотрю в лицо русского демона с угольно-черными крыльями за спиной и в лицо моей сестры, Марийки; ее крылья похожи на голубиные, только намного больше. Две фигуры, набросанные легкими штрихами, глядят на меня. Марийка в студенческие годы увлекалась рисунком на асфальте, даже в фестивалях участвовала, ездила за границу, в Праге была, в Берлине. И сейчас мне кажется, что рисовала она.
— Это твоя сестра, правильно?
Киваю. Я в смешанных чувствах и не знаю, как теперь относиться к Марийке, захочу ли я догнать ее снова. То, что сестра на картинке рядом с демоном, отдаляет ее от меня, делает запредельно чужой. Беру Иринку за руку. Спохватываюсь, вытаскиваю портсигар и протягиваю ей.
— Да ладно… — отворачивается Ирка. — Не надо. Чего уж… Я же маленькая.
— Последнюю. И я с тобой покурю, как раз две осталось. И всё — распрощаемся с вредной привычкой.
— А портсигар?
— Выкину.
— Не надо! Он красивый.
Иринка, растягивая удовольствие, делает короткие медленные затяжки. Выпускает дым через ноздри и, как аквариумная рыбка, пытается захватить ртом. Я и затягиваться толком не умею: набираю дым в рот и выдыхаю. На противоположной стене все те же осыпавшиеся ангелы — смотрят вниз. Они не знают, что ад давно сверху, над ними.
— А ведь мы сейчас под бездной, верно?
Я утвердительно хмыкаю. Иринка продолжает:
— Наши ходули, конечно, лучше обычных, но ноги почему-то устают быстрее. Или мы просто долго идем?
— Прислонись к стене, полегче будет, — советую я. — Отдохнем.
— Не хочу прислоняться, там черный демон, он меня укусит! Да и от Марийки твоей неизвестно чего ждать.
— Не говори глупостей, — резко бросаю я. Вминаю папиросу прямо в «выбитый» глаз ангела и отпускаю. Окурок маленькой кометой летит вниз, и вслед за ним мчится «хвост» — искорки, постепенно гаснущие в сыром и зябком воздухе.
После долгих блужданий мы выходим в большой сводчатый зал, потолок его украшают орнамент и лепнина, а прогнившие доски пола усеяны битым стеклом и фарфором. На стенах — рамы с лохмотьями вырванных полотен. В зале множество дверей, ведущих в пустые комнаты с темными прямоугольными пятнами на полу. Наверное, здесь стояла мебель. Есть и полуразрушенная стойка, у которой рядами выстроились самые обыкновенные бутылки из-под водки, обросшие грязью и инеем. Крыс тут великое множество: они с писком разбегаются, попав в луч света. Зачарованные остатками былого великолепия, мы исследуем зал вдоль и поперек. Иринка находит покрытый желтым налетом стакан. Отвратительный на вид, но Иринке почему-то нравится. Тени прошлого, говорит она и пытается отмыть стакан в лужице, но воды там нет — одна ледяная корка, тогда Ирка вытирает стакан рукавом и кладет в карман.
— Интересно, что тут было? — Я разглядываю лепнину: обнаженные, несколько рыхлые на мой вкус девицы пьют вино из кубков. Над девицами порхают неизменные ангелы, вооруженные не мечами, а луками. В дальнем углу я натыкаюсь на деревянный ящик, укрытый куском брезента. Откидываю брезент: ящик пуст, на дне — стреляные гильзы. Ого, интере-есно…
— Эй, — Иринка машет рукой из-за стойки.
Она обнаружила замаскированный коробками и рухлядью вход в подвальную клетушку. Та впритык заставлена ящиками, вдоль правой стены укреплены широкие полки. Здесь ощущается неприятный кислый запах, у порога рассыпаны позеленевшие гильзы.
— Посвети-ка… — Любопытная девчонка шарится на полках, и оттуда вываливается серый цилиндрик.
Поднимаю его, верчу в руках.
— Что это?
— Кажется, динамитная шашка.
— Ох… Брось эту гадость!
Времена меняются, а, шахтер? На что ты намекал?
— Выбрось сейчас же!
Аккуратно кладу шашку на землю.
— Не бойся, не взорвется.
— Влад, пошли!
— Хорошо.
— Устала до безобразия, — внезапно признается Ира, повиснув у меня на руке. — Всю ночь идем. Уже, наверно, утро.
— Вряд ли.
— Ну и что? У меня ноги отваливаются.
— Тогда поспешим. Выход должен находиться очень близко. Чувствуешь, сквозняк?
Минуя опустошенные комнаты, идем к предполагаемому выходу. За очередным поворотом в лицо ударяет свет. Неяркий, но я, привыкший к сумраку, непроизвольно жмурюсь. Открываю глаза… и застываю истуканом. Иринка сдавленно кашляет, ныряя мне за спину; вцепившись в плечи, больно царапает ногтями. В падающем сверху круге света — оживший рисунок: черный безликий демон и Марийка. Они не держатся за руки и, кажется, вообще существуют в двух непересекающихся измерениях. Глядят на нас, но как бы сквозь. Помнится, когда я впервые ходил с родителями в музей, мне, глупому и маленькому, чудились пристальные взгляды статуй. Похожее чувство возникает и сейчас. Марийка мертвенно бледна, желание беседовать с ней мгновенно испаряется. Я мечтаю только об одном: быстрее покинуть зловещее подземелье, но демон и голубка загораживают путь. За ними спасение — дверь и смутно белеющая во тьме лестница.
— Хей… — шепчет Иринка. — Вы нас слышите? — произносит она громче. Призраки колеблются трепетными язычками пламени. Взгляд у Марийки отрешенный, глаза почти белые, прозрачные. Мне кажется, она шевелит пальцами — на самом деле это сквозняк.
— Это даже не призраки, — говорит на ухо Иринка. — А какие-то призраки призраков. Понимаешь?
— Мираж? — предполагаю я. — Как в пустыне.
