Нил Шустерман - Обделённые душой
— Не твоё дело! — огрызается Уна. — Дай сюда винтовку!
— А может, мне вместо винтовки дать тебе пулю? — Коннор, не отводя ствола от девушки, переводит взгляд на её пленника. Да что у него с мордой? На коже какие-то странные разводы — расходятся, будто лучи, от центра лба и словно бы продолжаются на волосах. Так неестественно и всё же так знакомо...
И тут Коннора словно громом поражает — он догадывается, кто перед ним. Он достаточно насмотрелся на эту рожу в газетах и по телевидению, она не раз являлась ему в кошмарах. Это тот самый омерзительный Сплёт! Похоже, их обоих осеняет одновременно, потому что в краденых глазах Сплёта загорается огонёк узнавания.
— Это ты! Беглец из Акрона! — И без всякого перехода: — Где она? Она здесь? Отведи меня к ней!
Коннор ошеломлён настолько, что понимает лишь, что ничего не понимает — слишком много всего навалилось. Если попробовать разобраться прямо сейчас, то наверняка это приведёт к фатальной ошибке: у него отберут винтовку, и тогда не избежать чьей-нибудь гибели — возможно, его собственной.
— Вот как мы сделаем, — произносит он, заставляя свой голос звучать спокойно, но при этом не опуская винтовки. — Мы сейчас все вместе вернёмся в иглу...
— В парной вигвам, — рычит Уна.
— Парной так парной, мне по фигу, как оно называется. Сейчас мы пойдём туда, сядем и будем париться, пока я во всём не разберусь. Ясно?
Уна обжигает его взглядом, а затем устремляется обратно к вигваму. Сплёт не так быстр на подъём. Коннор направляет на него ствол.
— Шевелись, не то превращу твои окорока обратно в сборную солянку!
Сплёт обдаёт его презрительным взглядом краденых глаз и направляется к парному вигваму.
• • •Коннору известно, как зовут это существо, но обращаться к нему по имени значит признать его человеком. Слишком много чести. Он предпочитает называть его Сплётом.
Все рассаживаются в вигваме, но эта парочка психов не желает и рта раскрыть, как будто им не по душе, что он вмешался в их тёмный танец. Поэтому Коннор начинает первый, делясь своей догадкой:
— У него руки Уила. Давайте от этого и будем плясать.
Уна выкладывает ему подробности похищения своего жениха — вернее, то, что ей известно со слов Лева и Пивани. Элине и Чалу так и не удалось выяснить, что произошло с их сыном дальше, впрочем, они на это и не рассчитывали. Жертвы орган-пиратов редко попадают в заготовительные лагеря; их, как правило, продают отдельно, по частям, на чёрном рынке. Но с Уилом Таши’ни, по-видимому, был особый случай. Коннор даже представить себе не может ту боль, которую испытывает Уна, знающая, что у этого существа, сидящего напротив, руки её возлюбленного, а в мозг в буквальном смысле вплетён его талант. Талант Уила, его музыкальная память — и никаких воспоминаний об Уне. Да тут у кого угодно крышу бы сорвало! И всё же — держать его на привязи, как собаку?..
— Как ты могла, Уна?!
— Уна! — Сплёт с триумфом улыбается. — Её зовут Уна!
— Молчать, Сборная Солянка, — обрывает Коннор. — Я не с тобой разговариваю.
— У меня помутилось в голове, — тихо признаёт Уна, уставившись в грязный пол вигвама. — И до сих пор не прояснилось.
Вместо того, чтобы говорить о Сплёте, она снова рассказывает об Уиле. О том, как он настраивал и проверял её гитары перед продажей:
— Он вкладывал в свою музыку всю душу. Мне всегда казалось, что крохотная частичка Уила оставалась в каждом инструменте, на котором он играл. После его исчезновения все гитары какие-то не такие. Теперь, когда на них играют — это всего лишь ноты.
— И ты решила сделать себе маленького гитарного раба из нашего общего друга.
Уна поднимает было глаза, желая испепелить Коннора... но, похоже, у неё больше нет на это сил. И она снова опускает взгляд.
Коннор поворачивается к Сплёту — тот не сводит с Коннора глаз, можно сказать, сверлит его взглядом. Коннор крепче сжимает винтовку.
— Ну а ты зачем сюда припёрся? — спрашивает он. — И как вообще догадался, куда идти?
— У меня достаточно памяти Уила Таши’ни, чтобы понять, где твой друг-хлопатель будет искать пристанища. И, я думаю, ты знаешь, почему я пришёл сюда. Я пришёл за Рисой.
При звуке её имени, вылетевшем изо рта этого существа, у Коннора вскипает кровь. Его подмывает крикнуть: «Она тебя ненавидит! Она не желает иметь с тобой никакого дела! Никогда!» Но Коннор видит запачканные мочой брюки Сплёта, ощущает исходящую от него вонь и вспоминает, каким беспомощным он выглядел, привязанный к столбу. Это так похоже на его собственный плен в подвале Арджента. Сочувствие — последнее, что Коннору хотелось бы ощущать по отношению к этому типу, и всё же — вот оно, здесь, не даёт разгореться его ненависти. Сплёт весь исходит безнадёжностью — она словно сочится сквозь его швы; и как бы ни желал Коннор добавить этому существу мучений, он не может этого сделать.
— И что — ты собирался шантажировать её, как прежде, чтобы она ушла с тобой?
— Я её не шантажировал! Это «Граждане за прогресс»!
— И ты хочешь привести её обратно к ним.
— Да нет же! Я здесь, чтобы помочь ей, идиот!
Коннора эта реплика даже слегка веселит.
— Полегче, Солянка! У меня тут, как видишь, ружьецо.
— Ты только зря тратишь время, — вмешивается Уна. — Его всё равно не вразумишь. Он же не человек! Он неживой!
— Je pense, donc je suis, — произносит Сплёт.
Французский язык для Коннора — тёмный лес, однако он знает достаточно, чтобы понять, о чём речь.
— То, что ты мыслишь, ещё не значит, что ты существуешь. Компьютеры тоже вроде как мыслят, но они только подражают настоящим мозгам. Дерьмо на входе/дерьмо на выходе — и ты всего лишь большая куча дерьма.
Сплёт опускает заблестевшие глаза.
— Что ты понимаешь...
Коннор видит, что задел в своём противнике больной нерв, затронув тему жизни. Тему Экзистенции с большой буквы. И снова Коннор ощущает невольный прилив сочувствия.
— Ну да, согласно закону, расплёты тоже неживые, — говорит он, предвосхищая аргумент Кэма. — Как только подписан ордер на расплетение, ты, по закону, всего лишь кучка запчастей. Вроде тебя.
Сплёт смотрит на Коннора. Одинокая слеза падает на обтянутое джинсами колено.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Да вот что. Кем бы ты ни был: кучей запчастей, или мешком с дерьмом, или полноценным человеком, — хоть мысли ты, хоть не мысли — всё одно. Я, или Уна, или все прочие будем думать так, как нам заблагорассудится. Так что сделай одолжение — не навязывай нам свои проблемы.
Сплёт кивает и опускает глаза.
— Голубая Фея, — произносит он.
— Вот видишь! — бросает Уна. — Он действительно как компьютер — выплёвывает всякое бессмысленное дерьмо.
Но Коннор выказывает неожиданную даже для самого себя проницательность:
— Извини, Пиноккио, но Риса не Голубая Фея. Она не может превратить тебя в настоящего, живого парня.
Кэм смотрит на него и улыбается. Это такая обезоруживающая улыбка, что Коннор сжимает винтовку ещё крепче. Он не позволит себя обезоружить ни в каком смысле!
— А откуда ты знаешь, что она уже не сделала это? — говорит Кэм.
— Она, конечно, волшебница, но не до такой степени, — возражает Коннор. — Если тебе нужно чудо, обратись к Уне. Уверен — арапачи умеют колдовать куда лучше нас.
Уна выпрямляется и бросает на него хмурый взгляд:
— Ещё только не хватало, чтобы меня оскорблял какой-то беглый расплёт!
— Вообще-то, я считал это комплиментом, — говорит Коннор. — Но если тебе хочется почувствовать себя оскорблённой, я счастлив, что предоставил тебе эту возможность.
Уна одно мгновение прожигает его глазами, а потом снова уставляется в пол.
— Ты сказал, будто хочешь помочь Рисе, — говорит Коннор Сплёту. — Что ты имел в виду?
— Это касается только нас с ней и останется между нами.
— Ошибаешься, — парирует Коннор. — Между вами — я. Ты будешь говорить со мной или не будешь говорить вовсе.
Сплёт сопит носом, словно огнедышащий дракон, собирающийся изрыгнуть струю пламени. Но тут же остывает.
— Я помогу ей уничтожить «Граждан за прогресс». У меня есть все необходимые доказательства. Но я ими не поделюсь ни с кем, кроме неё.
Похоже, не врёт. Но Коннор знает, что разбираться в людских характерах — не его конёк. Вон какую страшную ошибку он совершил в отношении Старки. Больше он её не повторит.
— И ты рассчитываешь, что я в это поверю? С какой стати тебе уничтожать людей, которые тебя создали?
— Есть причины.
— Да скажешь ты ему или нет? — теряя терпение, восклицает Уна. — Или собираешься водить его за нос целый день?
— Скажешь что? — Кэм переводит взгляд с одного на другого.
Ещё минуту назад Коннор думал, что, выдавая эту новость Сплёту, насладится по полной, но сейчас всё удовольствие куда-то пропало.
