Кожа - Евгения Викторовна Некрасова
Она пыталась разобраться во всем в своих Первой и Второй странах. Заказывала книги по истории и географии. Особенно любила читать карты. Они казались правдивее – без чужих рассказов и выводов. Все, что она читала исторического про свои Первую и Вторую страны, расстраивало ее. Она начала преподавать на английском географию Дочери хлебного капиталиста. Учила ее читать карты. Историю добавляла через них кусочками. Дочь хлебного капиталиста спросила по-русски, правда ли Хоуп в коже Домны переплыла океан и видела огромного зверя с восемью ногами. Хоуп в коже Домны кивнула и попросила Дочь хлебного капиталиста найти этот самый океан.
Учительница-компания продолжала учиться много сама. Вы-пи-сы-ва-ла журналы, которые выписывала раньше Жена хлебного капиталиста. Там было очень много литературы и текстов о литературе. Хоуп в коже Домны читала их и отдельные книги со своим самодельным дневником-словарем, очень медленно, пытаясь разобраться, что же тут происходит. Ее читательский русский продвигался, но она специально будто его удерживала, чтобы понимать лучше. К зиме она закончила читать совсем недлинную повесть Главного пишущего стихи. Она поразила Хоуп в коже Домны своими одновременными простотой и сложностью. Там рассказывалось про то самое русское восстание, но не напрямую. Но Хоуп в коже Домны стала понятна причина этого специального страха неработающих. Ей понравился этот текст своей сложностью, но разочаровал к финалу: главные герои добились семейного счастья только потому, что Главная героиня случайно встретила Главную русскую хозяйку в парке и та, выслушав, освободила Главного героя. Почему даже Главный пишущий стихи считал, что только хозяева могут давать свободу? Почему герои не могли добиться ее сами?
* * *
– Братец Череп, Братец Череп, что-то тяжелое на моей груди, слышишь меня?!
* * *
Хоуп в коже Домны стала часто встречать Рисующего сына, когда она гуляла за забором с железными колосьями с Дочерью хлебного капиталиста и особенно одна. Он ходил с деревянной доской, привязанной к шее, и красками. Они кланялись с Хоуп в коже Домны друг другу, здоровались, иногда разговаривали. Он рассказывал ей, что зимой, когда мало хлебных дел, отец отпускает его рисовать вокруг. Поэтому у него так много зимних картин. Рисующий сын звал Хоуп в коже Домны кататься на коньках и деревянных досках с полозьями. Она брала с собой Дочь хлебного капиталиста и просила не рассказывать об этом отцу или Пестрому вихрю. Рисующий сын брал с собой племянников и племянниц, они катались ловко и поддерживали Дочь хлебного капиталиста на коньках, катили ее. Та хохотала. Хоуп в коже Домны слышала впервые, как она хохотала. Коньки для Дочери хлебного капиталиста и Хоуп в коже Домны принесли из семьи Богатого работающего. Деревянные доски с полозьями тоже. Племянники Рисующего сына скатывались иногда по одному и вместе с Дочерью хлебного капиталиста, придерживая ее, орущую от страха и хохота, чтобы она не вылетела в снег. Рисующий сын пару раз скатился с Хоуп в коже Домны, обнимая ее. Она решила, что это будет одно из самых ценных и счастливых ее воспоминаний. На следующий день в начале урока Дочь хлебного капиталиста спросила у Хоуп в коже Домны по-английски, собирается ли она выйти замуж за Рисующего сына. Та ответила, что нет.
Хлебному капиталисту рассказали. Он вызвал Хоуп в коже Домны в свою комнату для работы. Хоуп в коже Домны оказалась здесь впервые. У Хлебного капиталиста тоже была своя библиотека, Хоуп в коже Домны вглядывалась в книжные бока: хлебные хозяйства, сельскохозяйственная техника, управление крестьянством, русский, французский, английский. Хлебный капиталист накричал на Хоуп в коже Домны за встречи его дочери с семьей Богатого работающего. И сказал, что видели, как Хоуп в коже Домны наедине разговаривает с Рисующим сыном, и закричал, что не потерпит разврата. Хоуп в коже Домны сказала по-английски, что, если видели, значит – не наедине. Пообещала, что Дочь хлебного капиталиста играть с внуками Богатого работающего больше не будет, хотя той очень полезно общаться с другими детьми. Но добавила, что она сама – свободная служащая и может встречаться с кем хочет и когда хочет. Как обычно, Хлебный капиталист сделался малиновым и прокричал, что он с ней разберется потом, после охоты.
* * *
Весь дом-каравай готовился к зимней охоте. Это была ежегодная традиция Хлебного капиталиста. Он выписал себе специальных Устраивающих охоту. Позвал приятелей-капиталистов. Все они разместились по норам каравая, и Пестрый вихрь даже позабыл про Дочь хлебного капиталиста. Все занимались гостями. В доме и во дворе ощущалась плотная, шатающаяся мужская жизнь. Она выдавила Дочь хлебного капиталиста и Хоуп в коже Домны из-за стола. Они ели теперь в своих комнатах или библиотеке. Им не хватило места за общим столом, а главное, рассказывали домашние работающие, – Устраивающие охоту часто ругались, и это могло навредить Дочери хлебного капиталиста. Хоуп в коже Домны продолжала ходить гулять со своей студенткой или в одиночку. Незадолго до охоты она встретила Рисующего сына. Он пропадал, они довольно долго не виделись. Рисующий сын подарил ей портрет. Хоуп в коже Домны удивилась, что женщина на портрете, несмотря на кожу Домны, была очень похожа на Хоуп. Возможно, из-за грустных карих глаз Хоуп, которые были тут как будто главными. Рисующий сын сказал, что запомнил ее такой, когда она разговаривала с его матерью в их доме. Хоуп в коже Домны вспомнила, что думала тогда о Голд.
Рисующий сын предложил Хоуп в коже Домны стать его женой. Он ей очень нравился. Если история с брошенным в снегу братом была правдой, то этот младший сын точно был совсем другой, добрый и нежный. Да, он ей очень нравился. Хоуп в коже Домны поблагодарила Рисующего сына за предложение. И отказалась. Рисующий сын сказал, что его семья точно скоро откупится и он перестанет быть работающим. А она, когда выйдет за него, перестанет быть служащей. Хоуп в коже Домны сказала, что становиться женой не хочет. Рано или поздно ей надо будет уехать домой. Рисующий сын сказал, что готов ехать с ней. Она поцеловала его в губы и ушла.
На
