Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо
– А это – Зена.
Горти разинул рот. Он никогда в жизни не видел более совершенного произведения искусства, воплощенного в столь малой форме. Блестящие черные волосы, сияющие глаза, висок мягко переходит в скулу, гладкая щека изящно закругляется к подбородку. Смуглая кожа мерцала насыщенным светом молодости, какой можно увидеть в глубоких складках между лепестками розы. Губы накрашены темно-красной, почти коричневой помадой, что вместе с темным тоном кожи оттеняло белки глаз, сияющие, как маяк в ночи. Зена была в платье с широким, откинутым на плечи воротником, линия шеи спускалась чуть не до пояса. Скользнув взглядом по этой линии, Горти впервые понял, что Гавана, Зайчик и Зена никакие не дети. Зайка своими формами напоминала ребенка, пупса, девочку… или мальчика четырех лет. Однако у Зены имелась женская грудь – две настоящие, тугие, крепкие груди. Горти поглазел сначала на бюст, потом на всю троицу, будто лица, которые он только что видел, кто-то подменил на новые. Обдуманная, уверенная речь Гаваны, сигары говорили о зрелом возрасте. Альбиноска Зайка наверняка тоже взрослая.
– Я не буду называть его имя, – сказал Гавана. – Он созрел для новой жизни. Правильно, пацан?
– Ну-у… – протянул Горти, все еще не в силах переварить неожиданную смену декораций. – Ну-у… пожалуй.
– Красавчик, – сказала Зайка. – Ты знаешь, что ты красавчик, мальчик? – Она почти неслышно хихикнула. – Правда-правда.
Горти поймал себя на том, что опять смотрит на грудь Зены, и залился краской.
– Не дразни его, – попросила Зена.
В раннем детстве, когда Горти едва научился ходить, он нашел на берегу ручья стебель рогоза. Темно-коричневая колбаска на сухой желтой камышинке выглядела твердой и хрупкой. Горти, не поднимая ее с земли, провел по ней пальцами и оторопел, обнаружив вместо жесткой сухой палки бархатистую мягкость. Такую же оторопелость он почувствовал и сейчас, когда впервые услышал голос Зены.
К ним подошел повар, юнец с нездоровым бледным лицом, вялыми губами и смешливыми складками вокруг глаз и ноздрей. Вид лилипутов и безобразного зеленокожего Солума не вызвал у него ни малейшего удивления.
– Эй, Гавана, решили разбить лагерь у нас?
– Недель через шесть, не меньше. Сейчас едем в Элтонвиль. Снимем сливки с ярмарки штата, потом назад. Куча реквизита с собой. Этому гламурному коту – чизбургер. А вам что, девочки?
– Болтушку на ржаном тосте, – попросила Зайка.
Зена сказала:
– Поджарь бекон, чтобы почти подгорел…
– Намазать арахисовым маслом кусок белого хлеба и сверху покрошить бекона. Я помню, принцесса, – расцвел повар. – А тебе что, Гавана?
– Стейк. Эй, а ты что будешь? – спросил толстяк Горти. – Не, резать стейк он не сможет. Давай фарш из вырезки. Добавишь хлеба – убью. С горохом и пюре.
Повар сложил колечком указательный и большой пальцы и отправился выполнять заказ.
Горти робко спросил:
– Вы циркачи?
– Комедианты, – ответил Гавана.
Выражение на лице Горти заставило Зену улыбнуться.
– Он имеет в виду, что мы ездим на всякие ярмарки. Уловил? Рука сильно болит?
– Не очень.
– С ума сойти, – вздрогнул Гавана. – Вы бы видели. – Он чиркнул правой рукой по пальцам левой и сделал жест, будто ломал крекеры. – Во, блин.
– Руку мы вылечим. Как будем тебя называть? – спросила Зайка.
– Сначала надо выбрать для него роль, – сказал Гавана. – Чтобы не злить Людоеда.
– Раз ты ел муравьев, то слизняков, кузнечиков и прочее тоже мог бы? – Вопрос Зена задала в лоб, без тени иронии.
– Нет! – воскликнул Горти одновременно с Гаваной. Толстяк добавил: – Я уже спрашивал. Вопрос закрыт. К тому же Людоед не любит чмырей.
Зайка с сожалением подвела итог:
– Среди лилипутов-комедиантов ни разу не попадалось ни одного чмыря. Это был бы отпад.
– Кто такие чмыри? – спросил Горти.
– Э, он спрашивает, кто такие чмыри!
– Не очень хорошие люди, – ответила Зена. – Те, кто глотают всякую дрянь, откусывают головы у живых цыплят и кроликов.
– Мне не хотелось бы этого делать, – произнес Горти с такой торжественной убежденностью, что трое лилипутов разразились истерическим хохотом. Горти по очереди обвел их взглядом и понял, что смеются они не над ним, а вместе с ним, и тоже захохотал. Он еще раз ощутил волну тепла внутри. Как легко они ко всему относятся! Попутчики наверняка поняли, что он немного не такой, как все, и ничего. Видимо, Гавана уже рассказал его историю, и они согласились помочь.
– Не забывайте, у него ангельский голос, – напомнил Гавана. – Никогда ничего подобного не слышал. Вам самим надо послушать, чтобы понять.
– Ты на чем-нибудь играешь? – поинтересовалась Зайка. – Зена, научишь его играть на гитаре?
– С его левой рукой? – усомнился Гавана.
– Перестаньте! – одернула их Зена. – Когда вы успели решить, что он будет у нас работать?
Гавана растерянно разинул рот. Зайка сказала: «Ой, а я думала…» Горти уставился на Зену. Как же так: одной рукой дают, другой забирают?
– Детка, не надо на меня так смотреть, – взмолилась Зена. – Ты во мне дырки просверлишь…
И опять, несмотря на душевное смятение, ее голос проникал в него до кончиков пальцев.
– Я бы все на свете для тебя сделала, малыш, но… раз уж делать, то что-то хорошее. Я не уверена, что работа у нас пойдет тебе на пользу.
– Конечно, пойдет! – фыркнул Гавана. – Кто его еще накормит? Кто приютит? Пацан столько перенес и заслужил передышку. Что тебе не так, Зи? Ты из-за Людоеда?
– С Людоедом я как-нибудь разберусь, – поморщилась Зена. Из небрежно брошенной фразы Горти понял, что у Зены есть какое-то преимущество, из-за которого все остальные подстраивались под ее решения.
– Слушай сюда, Гавана, – сказала она. – То, что происходит с ребенком в этом возрасте, определяет, каким он будет, когда вырастет. Нам балаган подходит, это наш дом, наша стихия, мы любим ярмарки. А кем станет в балагане он? Не самая подходящая для мальчишки жизнь.
– Ты рассуждаешь так, будто на ярмарках не бывает ничего, кроме шоу лилипутов и чмырей.
– В некотором роде так и есть, – пробормотала Зена. – Извини, – добавила она, – мне не стоило это говорить. Голова сегодня вечером плохо варит.
Зайка с Гаваной переглянулись. Толстяк обреченно пожал плечами. Горти ничего не мог с собой поделать – глаза защипало. «Ну вот», – сказал он.
– У-у, детка, не начинай.
– Эй! – воскликнул Гавана. – Держите его! Он падает в обморок!
Лицо Горти внезапно побледнело и скривилось от боли. Зена соскользнула с барного стула и обняла его за плечи.
– Тебе плохо, голубчик? Рука?
Хватая ртом воздух, Горти покачал головой.
– Джанки, – прошептал он и крякнул, словно ему надавили на трахею. – Грузовик, – прохрипел он, указывая перевязанной рукой на дверь. – Там… Джанки… ох, грузовик!
Лилипуты переглянулись. Гавана соскочил со стула, подбежал к Солуму и кулаком ткнул великана в плечо. Замахал руками на двор, нарисовал пальцами в воздухе руль, показал на вход.
С неожиданной резвостью Солум выскочил за дверь и скрылся из виду. Остальные побежали следом. Когда лилипуты и Горти высыпали наружу, Солум был уже возле машины. Он кошкой прокрался вдоль кабины, быстро в нее заглянул, в два прыжка подскочил к
