Юрий Никитин - Насты
– Никаких просьб к сатрапам! – сказал Зяма.
– Так что нас прямо сейчас начнут вытеснять, – сказал я, – только вот что, ребята… Это наш пробный выход после зимы. Смотр сил. Не увлекайтесь, не давайте себя повязать…
Зяма сказал деловито:
– Пусть других вяжут! Их много, не жалко.
– Молчи, шпион, – сказал я. – В общем, чтобы выиграть войну, в этой схватке нужно будет отступить. Как только станет жарко.
Зяма сказал с энтузиазмом:
– Мудрый ход, бугор!.. А противник решит, что с нами справиться совсем как бы запросто.
– И на следующий раз, – сказал Данил задумчиво, – не пришлет омоновцев побольше… Так?
Я сдвинул плечами.
– Не знаю. Так далеко не рассчитываю. Просто чувствую, как хомяк грозу, когда, что и как надо. В общем, это у нас просто смотр наличия, а не прочности.
Омоновцы, сомкнув щиты, пошли двумя линиями сперва быстро, а в двух шагах от орущей толпы сдвинулись еще плотнее, уперлись в землю подошвами.
Я смотрел, как две фракции, защитников власти и защитников свободы, вошли в соприкосновение, там началось уплотнение, так как омоновцы жмут, а ребята не отступают, выдерживают.
Слышны крики, но еще не злобные или яростные, больше веселья и молодого задора, что-то типа: жмите-жмите, нас больше, такую толпу не сдвинешь, размечтались…
– В старину, – сказал Грекор, – вот так выходили подраться. Улица на улицу, село на село.
– А мы, – сказал Данил, – ходили бить московских.
– А сам ты откуда?
– Из Люберец.
– А-а-а-а, понятно… То-то такой бычок.
Через головы видно, как омоновцы умело выдернули из толпы одного крикливого, а он то ли полный идиот, то ли просто желающий привлечь внимание, громко орет в их руках: «Кто нас задерживает?.. Представьтесь! Предъявите документы!»
Его молча и угрюмо дотащили до автобуса и весьма вежливо впихнули вовнутрь.
Данил сказал презрительно:
– Надеюсь, его хоть там отмудохают.
– Разные люди на митинге, – согласился Валентин. – Наверное, римского права начитался…
– До средневекового не дошел?
Валентин хмыкнул:
– Зато полицаи только средневековое и знают.
На ту сторону площади прибыли еще автобусы с синими полосками на боках и заднице, где белым скромно и стыдливо написано «полиция», причем без прописной буквы, будто стараются быть совсем уж незаметными и тихими.
Грекор процедил с ненавистью:
– Как бы им хотелось нацепить на морды такие же маски, как у нас… Чтоб люди не видели их свиные морды. Зяма, пойдем отмудохаем их?
Зяма ответил с достоинством:
– Мне, как высшей расе, запрещено прикасаться к свинине.
– Так это ж жрать запрещено!
– И прикасаться, – пояснил Зяма. – А вдруг эта свинья укусит или пнет в ответ?
На площадь запоздало прибыл микроавтобус с эмблемой телестудии, за ним еще два. Оттуда торопливо выскакивают обвешанные аппаратурой операторы и рассерженные корреспонденты, как же их не предупредили о таком событии заранее.
Я скользнул по ним взглядом и снова повернулся к сшибке омоновцев и демонстрантов. Ребята раззадорились, с веселыми воплями начинают теснить противника. Омоновцы упираются изо всех сил, но подошвы скользят по брусчатке.
Валентин сказал с неудовольствием:
– А вот это мне как-то не весьма…
За это время, разобравшись, кто прибыл на площадь и снимает их, толпа пришла в негодование. На автомобили с эмблемами телестудий, которые считаются проправительственными, набросились сперва с криками, пинали, били древками плакатов, а потом в руках парней невесть откуда появилась железная арматура.
Автомобиль с надписью «НТВ» разбили так, что окровавленного водителя вытащили из-за руля и били ногами уже на асфальте. Оператора выволокли вместе с его аппаратурой. Ее расхренячили о землю, истоптали, а его избили, но больше всего досталось женщине, предположительно новостнице. Ее выдернули наружу за волосы, сразу ударили ногой в живот, а когда согнулась и упала на асфальт, зверски били ногами и оставили в луже крови, когда она уже не могла даже стонать.
– Это не совсем, – согласился и я, – с другой стороны, они что-то подлое вякали про нашу «Срань Господню»… В общем, пора заканчивать.
В одном месте линия омоновцев выгнулась пузырем, вот-вот прорвется, там собрался мощный кулак из крепких молодых парней с завязанными платками мордами.
Я наблюдал за всем, как Чингисхан, находясь на возвышении. В какой-то момент ощутил, что ребята скоро начнут выдыхаться, мы и так сумели сделать больше, чем планировали.
– Данил, Грекор! Быстро сюда!
Они примчались, глаза преданные, Данил сказал весело:
– Идем на прорыв?
– Как раз наоборот, – сообщил я. – Быстро сообщите нашим, начинаем медленное отступление!
Он огрызнулся:
– Ментам на радость?
– Битва не закончена, – отрезал я.
– Дык до победы?
– Это не отступление вообще-то, – сказал я, – а ретирада. Рассчитанное и запланированное возвращение на заранее подготовленные позиции!.. Давайте, быстро!
Оба умчались, я видел, как передают мой наказ «бригадирам» и «прорабам». Парни, как бы ни разгорячились, но я-то понимаю, что отступить стыдно, если вот так самому, но если отдан приказ, да еще не просто бежать врассыпную, а медленно и с достоинством, то все с огромным удовлетворением это и начали проделывать, каждым движением показывая, что ОМОН здесь ни при чем, просто позабавились и вот решили, что хватит.
Полиция и ОМОН, естественно, благоразумно решили не напирать, никому не жаждется получить со всей молодецкой дури бейсбольной битой по укрытому прозрачным забралом хлебалу, двигаются следом молча, стараясь абсолютно ничем не спровоцировать на новые схватки.
Глава 8
На другой день мы собрались в офисе и чесали языками, обсуждая новости, как вдруг на моем айпаде после мелодичного звонка высветилось лицо Дудикова.
– Анатолий, – сказал он бодро, – мы за осень-зиму редко виделись, как люди, а не аватары. Все вот так по мобильнику да скайпу, но теперь, как понимаете, нам нужно встречаться почаще.
– Да, – согласился я, – весна – пора демонстраций.
– И обновлений, – сказал он весело. – Честно говоря, не ожидал, что ваша пробная вылазка окажется настолько успешной.
Похвала и ежику приятна, но я сделал вид, что изумился.
– В чем?
– Насколько я понял, – пояснил он, – часть демонстрантов, примкнувших к вам, участвовала в стычках с властью с тем же рвением, что и ваши люди?
Я кивнул:
– Да. Но их тоже можно считать нашими, хотя сперва эти, понятно, пошли только из любопытства. Посмотреть, что получится. У нас же, знаете ли, все зрелище! Когда Белый дом обстреливали из танков, масса народа собралась с морожеными и чипсами, детей привели посмотреть!
Он коротко усмехнулся:
– Да, Россия… Я рад, что вашими становятся все, кто с вами соприкасается. Это просто удивительный показатель!.. Показатель готовности общества.
– К чему?
Он улыбнулся:
– К переменам. Радикальным. Этой весной и летом решится очень многое. Я вчера прочел программу основного кандидата от оппозиции на пост президента… Он много чего наобещал, одно удовольствие следить за этими маниловскими мечтаниями, но он так и не сказал, где возьмет столько денег! И как сумеет заставить россиян работать лучше.
– А он в самом деле не знает? – спросил я. – Вроде бы бизнесмен… Даже удачливый.
Он покачал головой:
– Если у него есть программа, пусть обнародует! Чтобы специалисты обсудили, подсчитали все и взвесили. Только сообща можно решить, выполнимо или нет. Но он отделался общими словами. А для того чтобы все им обещанное выполнить, России должны откуда-то дать сто триллионов долларов и переселить в нее сто миллионов немцев. Деньги, кстати, все до последнего доллара отдать немцам, строго-настрого запретив давать местным хотя бы цент, все равно пропьют или потеряют в дырявом кармане. В России ведь все дырявое! На самом деле в России не столько разворовывается, как теряется, но мы об этом смолчим…
Он посмотрел заговорщицки, я спросил невольно:
– Почему?
– А не станем обелять власть, – объяснил он весело. – В общем, как уже сказал, если сто триллионов долларов и сто миллионов немцев… то шансы есть. Но не в долг такие деньги, а просто дать тем немцам. За труды.
Я растянул рот в усмешке.
– Других вариантов нет?
– Да и этот может не сработать, – сказал он серьезно. – Местные, как вы понимаете, начнут претендовать на эти деньги… чтобы пить и гулять, а там хоть потоп. Так что, если поверить в то, что миром правит экономика, проще всего оставить Россию в покое…
– Как? – спросил я с недоумением.
– А вот так, – ответил он грустно. – Позволить молодежи уничтожить власть, что вы и делаете, и… все. Демократическая Россия утонет куда быстрее, чем Греция. Но, Анатолий, народ только выиграет! Самые энергичные и талантливые тут же выедут за рубеж и станут немцами, французами, датчанами, англичанами, а кто доберется через океан – американцами, австралийцами…