Юрий Никитин - Насты
– Дикари, – ответил Зяма авторитетно. – Инет и есть теперь Библия. В нем, кстати, и та старая Библия тоже есть.
Данил передвинул стакан Грекору, тот, не чинясь, выпил, не отрываясь, довольно крякнул. Морда покраснела, на некоторое время вообще стала буряковой, потом медленно вернулась к своему малиновому цвету.
– Свиньи вы все, – сказал он с чувством. – И ты, Зяма, свинья, хоть и не ешь свинину…
Данил хохотнул:
– Это Зяма не ест?.. Скажи еще, и по бабам в субботу не ходит.
– Все равно свинья, – сказал Грекор. – Это же наших Люську и Марину выдвинули на такую премию! Ее называют Нобелевской премией культуры, а вы все еще не оценили значимости этого события!.. И не пьете, оба виолончелисты наши гребаные.
Данил сказал с сожалением:
– Все равно не дадут.
– Почему?
– Ну, это же очевидно…
– Откуда? – спросил Грекор. – Мне вот совсем не очевидно!
Данил сказал с неохотой:
– Ну ты же понимаешь, что культуры особенной там и не было. Ну, как ее понимать принято.
– Ты старомоден, – сказал Грекор обвиняющим голосом. – Вообще отстал от жизни, дикарь, папуас, Миклухо-Маклай!.. У «Срани Гоподней» такой же культурный эпатаж, как у «Афроамериканского квадрата» или у всех работ Пикассо…
– Ну, – возразил Данил, – Пикассо рисовал потому так, что у него натурщица была такая. Говорят, у нее то, что мы все ищем, было аж за ухом!.. А тут все настолько очевидно, что…
Зяма сказал авторитетно:
– Еще ни одна Нобелевская не давалась, как говорится, справедливо. Ну, разве что научные. А все литературные, культурные и премии мира, сами знаете, только тем, кто… ну, вы поняли. Так что у Люськи и Маринки есть все шансы!
Валентин сказал задумчиво:
– Если это случится… я даже не знаю… то, выходит, мы не впереди планеты всей в настизме, а даже чуточку запоздали. Все эти ЮНЕСКО и комитеты по Нобелевским премиям опередили нас на несколько шагов…
– Головатые там сидят, – сказал Зяма уважительно. – Наши, конечно, пархатые. Понимают, когда нужно морду ящиком, а когда можно откровенно насрать на древнюю окаменелость, именуемую этикетом!
Данил нахмурился, но промолчал.
– Вообще-то все объяснимо, – проговорил Валентин неспешно. – Сейчас умело подогретая ненависть к России зашкаливает настолько, что кто бы в России ни выступил против власти и как бы ни выступил, его нужно срочно выдвигать в нобелевские лауреаты! И вообще объявлять высшим нравственным авторитетом, даже если это сам Чикатило.
Зяма сказал с веселой издевкой:
– Я читал в новостях, что группу «Срань Господня» предлагают выдвинуть еще и на премию Европарламента имени Сахарова!
Валентин вскинул брови.
– Ну, которую первым получил Нельсон Мандела?
– Грамотный, – сказал Зяма с уважением. – А я думал, ты Остап Бендер, что аспирантом прикидывается!
– Блин, – прорычал Данил. – Хорошо, сам Сахаров давно помер. А то бы от стыда повесился. Или из окна выпрыгнул, уж и не знаю, как там академики поступают…
– Премия имени Сахарова, – сказал Валентин, обращаясь и к нам с Грекором, мы слушаем молча, – вообще-то называется «за свободу мысли». Как ее собираются вручать насравшим на алтаре храма, многие просто не понимают. С другой стороны, если это рассматривать не как сранье, а выражение акта протеста против лжи и лицемерия, против бесстыдного слияния церкви и власти, то все становится на свои места и две сруньи превращаются в героинь.
Глава 6
Все зависит от точки зрения, стучит у меня в черепе. Если православные считают это кощунством и святотатством, что заслуживает чуть ли не смертной казни, то европейцы, которым самим насрать на православие, считают девочек смелыми и честными активистками борьбы за свободу и демократию.
А насрать в храме отживающего свое православия – это совсем не то, что насрать в католическом, там бы точно тюрьма, и надолго. Еще проблемнее было бы насрать в мечети, оттуда эти героини вообще не вышли бы живыми…
Аватарка Дудикова выскочила на середину экрана, я включил звук, вскоре появилось и приблизилось к веб-камере его деловито улыбающееся лицо.
– Простите, – сказал он после приветствия, – что вот так внезапно, но я хотел бы предупредить, что вам не стоит участвовать в шествии, что намечено на эту субботу.
Я насторожился.
– А что случилось?
– Это не совсем та оппозиция, – произнес он с улыбкой.
– А что с нею не так?
Он помедлил с ответом, посмотрел в мое лицо очень испытующе.
– Не знаю, является ли для вас новостью… что часть маршей протеста и «маршей миллионов»… организовывает сама власть?
Я охнул:
– Зачем?
– Убивается сразу несколько зайцев, – пояснил он. – Западному миру показывается, что и у нас демократия, никого танками не давят, кроме того, дают иллюзию надежды тем, кто надеется за океаном на приход к власти кого-нибудь из своих. Ведь если посадить в Кремле президентом кого-то из американцев с российской фамилией, это нас вполне устроит…
– Но если эти акции протеста устраивает сам Кремль…
– То цели достигнуты не будут, – согласился он. – Кроме того, очень важно руководить и самой оппозицией, заранее убирая оттуда будущих вождей и подсовывая в руководство тех, кто уж никак не смог бы стать серьезным соперником власти… Ну, вы сами видели по этим митингам. Какие из них вожди? Тем более политики?
Я пробормотал, чувствуя, как изнутри поднимается злое раздражение:
– Тогда… зачем?
Он вздохнул:
– Есть шанс переиграть противника, пусть даже и на его поле.
– Как?
Он посмотрел на меня очень внимательно.
– Вы знаете, почему в России просто невозможна «арабская весна», на которую так все еще надеется неудавшийся кандидат в президенты Макбейн?
– Почему?
– В арабских странах, – сказал он, – на семью из двух человек приходится в среднем пять-семь детей. Их, как вы понимаете, большинство. И когда они вышли на площади, они диктовали условия, хотя это были парни пятнадцати-двадцати лет. Но в России на семью из двух человек… один ребенок. Здесь молодежь в меньшинстве, ее голос звучит громко, мы это слышали, но не решающе, как в арабских странах. Уже по одному этому Россия поступает так, как желает старшее поколение. А оно обычно голосует за власть, так как власть – это стабильность и порядок. Потому, как вы понимаете, Макбейн просто глуп, а избиратели поступили мудро, отсеяв его достаточно быстро, несмотря на его личное мужество и честность.
Я стиснул челюсти.
– Но если власть к тому же контролирует и всю оппозицию…
– Шансы есть, – повторил он терпеливо. – В любом коллективе обычно кроме официального лидера есть и так называемый тайный. Вот мы и делаем ставку на такого.
Я промолчал, намек достаточно прозрачный, но не стоит заглатывать вот так сразу эту наживку, кто знает, какой там прячется крючок.
– Ладно, – сказал я, – от этого шествия мы воздержимся. А что дальше?
– Возможно, – произнес он с расстановкой, – вам скоро не понадобятся никакие прикрытия… Ваши ряды растут стремительно. Вы сможете выходить на акции самостоятельно. А вы, как уже установлено многочисленными проверками, не являетесь агентами кремлевской охранки.
– Ну, слава богу, – пробормотал я. – А кем являюсь?
Он мягко улыбнулся:
– Свободным человеком. Свободным! Что так важно для демократии. И, как бы вы ни относились к Штатам, на самом деле там, глубоко внутри, являетесь американцем в большей мере, чем многие наши коренные. А чтобы это все вывести из глубин вашей души, нужно просто больше узнать о самой Америке.
Я сказал с прикрытой неприязнью:
– Разве я знаю недостаточно? Ваша Америка всегда во всех новостях на первом месте!
– Там суета сует, – ответил он мирно. – Мелочи, в которых тонет главное.
– Например?
Он подумал, ответил с улыбкой:
– Если уж говорить честно, но… уж простите, что наступаю вашему антиамериканизму на мозоль, но то, что не случилось третьей мировой войны, – целиком и полностью заслуга Штатов.
– Да ну? – спросил я саркастически.
– Что было после Первой мировой? – напомнил он. – Разгромив Германию, что развязала войну, Штаты и ее союзники ограбили ее так, что, казалось, та отброшена в каменный век и никогда из него не выберется. В Германии пришлось вырубить все сады и засадить картошкой, иначе бы все вымерли с голоду, а деньги одно время делали из фарфора, ибо не хватало металла… Но это лирическое, так сказать, а факт в том, что Германия сумела восстановиться быстро и попыталась взять реванш. Вторая мировая, которую она развязала, была вообще ужасающая по последствиям и отбросила всю цивилизацию на десятки лет в прошлое.
– Ну-ну?
Он сказал совсем мягко:
– И тогда Штаты, чтобы не случилось повторения насчет третьей, поставили самую огромную военную базу в Германии и навязали им, побежденным, конституцию, в которой сказано, что Германия вообще не имеет права создавать армию, военный флот и военные самолеты!
