Земля - Валера Дрифтвуд
– Почему ты так сделал? – спрашивает Риша, и голос у неё никакой боязни не выдаёт – вообще ничего не выдаёт, если уж честно. Ибрагим тоже так умел. Но он старый был.
«Потому что я дурачина», – думает Ййр, но вслух передаёт другими словами:
– Потому… не хотел, чтоб на правду вышло. Рона-то я прибрал всего… кроме челюсти.
– Ици-Молния вырвала, – вставляет словечко Савря. – Ки её внуч. Сказал, Ици не знала, живой или мёртвый ронфинчь. И вырвала.
Ййр взглядывает на Ришку – не вырвет ли её саму при таких известиях. Но по виду не скажешь. Как будто ей даже полегчало чутка.
– Так это Ици убила Финча? Его убила страфиль?
Шальные горхаты.
– Не, – говорит Ййр. – Я.
Орк кладёт руки на стол перед собой и рассматривает: суставы, костяшки, короткие ногти без каёмки, отверделая от работы кожа вокруг ладонных ямок, а с тыльной стороны – тёмные жилки.
– Хорошо, ладно, – произносит Риша и кивает самой себе. – Так значит, это был очень… трагический… несчастный случай? Ведь ты не хотел его убивать.
«Ещё какой несчастный», – думает Ййр. Но не ответить правды под этими двумя взглядами – слишком лютое бесчестье, чтобы потом продолжать дышать.
– Не хотел бы, так не убил бы, – говорит Ййр, обращаясь к своим рукам и к Рональдовой челюсти.
Ох, верно говорили старые орки: «Разокумолчишь – сотня врак потом за горло возьмут». Ййр раньше не понимал. Теперь понял.
Снова тихо. Только и слыхать, как Ришка осторожно дышит носом.
– Ронфинчь был враг, – говорит Савря. Ришка так и хватается за её слова.
– Йир! Финч… он сделал что-то плохое?
– Не сделал, – сглатывает сухим горлом. – И не был он мне врагом. Не был. Не знаю.
– Нужно подумать, – Риша встаёт, не шатнувшись. Рассовывает по карманам пару яблок. – Пойду навещу коз.
Глава 32
Замерла живая сила, будто тысячелетнее колдовство дотянулось до Ййра, превратило мясо – в сухую голую землю, и кровь – в чёрную густую грязь, а самые мысли – в колотые холодные камни. Катаются камни в голове – острые сколы, бестолковая тягота.
Вот так и заканчивается она – третья жизнь, Ибрагимов щедрый подарок.
Может, Ришка уже оттащила лодчонку из сараюхи на воду, спорит с заливом, поспешает к людям на большом берегу. Нынче море перенесёт её без всякой обиды, в этом Ййр уверен. И чиненая лодочка покорится девчуриной воле даже при невеликом мореходном умении, Ришке не будет вреда. Хоть что-то хорошее…
Может, дом поджечь.
Только сперва вынести подальше Ришины вещи и стопку пёстрых от буковок листов. А вот генератор с водогреем новые – они тоже Ришкины?..
Нет, дом-то не виноват ни в чём, глупая мысль, бедовая напрочь.
Савря тянет за край футболки двумя пальцами, легонько бодает головой в бок, заглядывает в лицо.
– Земля…
Не выстоять тысячелетней ворожбе против ясного опалового взора.
– Идём-ка, воды тебе наведём в корыте, – говорит Ййр, немного очнувшись. – А то всё гнездо требухой пропахнет, разве это дело. И расскажешь, как сдюжила барсука-то взять.
Нет, Савря теперь не пропадёт.
И к девичьей ватажке накануне осени явится уже исправной охотницей, а не маленькой подбиралой. Здесь жалеть не о чем.
Квадраты закатного света сквозь кухонные окна ползут уже к самому потолку. Основательно просушась возле тёплой плиты, доложив о барсуке и передав Ййру что у четверых парней денёчек был славный – особенно у рыжего Ки, который угостился жирным мясом – страфиль устраивается отдыхать.
– Риша долго ходит, – замечает Савря сонным голосом. – Восемь раз туда-обратно не пришла…
– Я пригляжу, спи, – отзывается Ййр.
Ей хочется ещё выспросить поподробнее об убитом Землёй враге, потому что из скупых Ййровых объяснений трудно было что-нибудь понять, но если бы Чистая Смерть хотела теперь говорить об этом случае, то и рассказала бы сразу. Поэтому лучше пока придержать свой расспрос. Савря и так уже догадалась, что дело было смутное; наверное, для верных слов требуется большое время, а наскоро тут ничего не получается. Хотя уж ей-то можно было и поведать, как всё было, на звучном и ясном страфильем наречии…
Ужин неготовлен впервые за долгое множество дней, но орк подкрепляется пустым чаем. К челюсти больше не прикасается. Упокоить её в море, перекалить в огне, зарыть под землю, да хоть в нужник выкинуть – какая теперь разница. Пусть прямо тут лежит, ухмыляется. Её костяная месть, её победа.
Ещё можно было бы за себя подраться, побегать, оставить остров и море, а толку-то? Какая бы ни была хлюзда, а вот на правду и вывела.
Густой подступивший сумрак всё же светел для орочьих бледных глаз. Ййр глядит на уснувшую Саврю. Потом моет за собой кружку, ставит кверху донышком на решетчатую полку – сушиться. Надевает, не застёгивая, рубашку – это её Савря продрала прямо на бугайчике Кнабере, ещё когда у ней когтишки-то были почти вдвое меньше теперешних. Орк натаскивает яркую шапочку. Присев на край царь-койки, поправляет обмотку. И выходит вон, придержав за собой пружинную дверь кухни.
* * *
Последние ночи чередой идут уже зябкие не по-летнему желтят каёмки на берёзовых листьях, и осинник по самым сухим местам совсем скоро полыхнёт нарядными рыжими мастями, задолго до настоящих заморозков.
Ййр спускается вдоль тропки к воротам, и отчего-то орка морочит собственный нюх – совсем не разобрать давности лёгкого Ришкина следа.
Но ворота закрыты изнутри, как полагается.
Могла ли маленькая старшачка махнуть верхом, прямо через проволоку? Ой вряд ли. Да и зачем, если с засовами она ладит?
Бездумно Ййр открывает калитку, не морщится от её скрипучей руготни.
Лодочка так и лежит в сараюхе, показывая чиненое дно. И лодочка, и оба весла. Давно уже их не тревожили. Ййр обходит сараюху полным кругом. Присаживается на корточки, протягивает морю ладонь – холодная волна отвечает спокойным касанием.
Так Риша ещё на острове?
Не поспешила к людям и за людьми?
Ушла бродить-думать, без свитера и без своей шалинки, зато с парой яблок в карманах?
Горхаты шальные, да что же это может означать?
* * *
Никогда ещё путь до выгона не казался таким долгим, но Ййр идёт тихо, не прибавляет шагу. И теперь острый нюх только подтверждает догадку. Шепчутся рослые деревья, наступает раздолье всем умным зверькам, которые знают, что страфили обычно не любят охотиться впотьмах, а глубже в лесу празднуют ночь совы – они тоже знают