Витус Вагнер - Дети пространства
— С археопрограммистами понятно. Мара, а что там про ксенотехнологов?
— Я тут связалась с дедушкой Тадеком, и он посоветовал поискать специалистов на Марсе, — отозвалась та. — Вроде революция в купольных технологиях под Проционом случилась в восьмидесятых годах, а на Марсе эти нововведения были внедрены ещё позже, значит, специалисты, имеющие опыт работы с системами предыдущего поколения, могут быть ещё живы. Официальный запрос на Марс за подписью Келли уже ушёл. Надеюсь, что через несколько часов нам ответят.
— Хорошо, тогда объявляем перерыв до получения ответа с Марса. И вообще выходной, днёвку, или как это называется в экспедициях, — подвела итог миссис Флинт.
Мара заговорщицки схватила Анджея под локоть.
— Куда ты меня тащишь? — поинтересовался он.
— Извиняться.
— Это как?
— Я опять неправильно веду себя с тобой. Настояла, чтобы мы поселились в одной комнате, как постоянные партнеры, а сама сорвалась в штопор с этим глупым допотопным компьютером и совсем не обращаю на тебя внимания…
* * *К двум часам дня переписка с Марсом благополучно завершилась. Там и в самом деле нашелся пенсионер, специалист по городскому хозяйству, который был не против слетать на Луну и повозиться со старинным компьютером.
Неожиданно Мара предложила Анджею лететь вместе с ней:
— Тут ты уже всё видел, а там живая купольная цивилизация. Там очень красиво.
— А у меня будет время рассматривать эти красоты?
— На месте разберёмся, — отмахнулась Мара.
Уже перед самым отлётом, когда Мара около шлюза проверяла надетый на Анджея скафандр, к ним подошел Шварцвассер:
— Только не вздумай садиться на Марс на одной аэродинамике.
— Ну что вы, профессор, я же понимаю, что там за атмосфера. А главное, что там за диспетчеры. Буду аккуратно, всё по наставлению.
Как Маре удалось уговорить Джека остаться на Луне в качестве «полномочного представителя ВКФ», Анджей не видел, но в итоге они полетели только вдвоём.
Пять дней полёта пролетели как сон. Космический корабль, даже такой небольшой, как пинасса — это маленький самостоятельный мир, что бы там ни говорили отдельные снобы, не признающие миром даже Станцию Сириус. И оказаться в целом мире вдвоём с любимой девушкой — что-то необычайное. Анджей не помнил, занималась ли Мара в принципе управлением пинассой с момента ухода с окололунной орбиты и до входа в зону контроля диспетчеров космопорта Офир-восточный.
Когда Мара отправилась в кабину выполнять посадку, а Анджей сел в противоперегрузочное кресло, ему внезапно пришло в голову, что такое чудо бывает раз в жизни, и чего-то подобного этому полёту повториться уже не может. А значит, что-то должно измениться, и вряд ли в лучшую сторону…
Пинасса коснулась колёсами бетона, начала тормозить и через некоторое время остановилась. Потом что-то ткнулось в обшивку, послышалось лёгкое гудение. Мара выбралась из кабины.
— Вылезай из кресла и пошли в порт.
— А скафандры?
— Зачем? Это же цивилизованный порт с траффиком больше, чем у нас в Порт-Шамбале. Здесь подают переходный тоннель.
Переходный тоннель, гармошка из прозрачного пластика, протянувшаяся от люка пинассы до не такого уж большого здания космовокзала, позволял обозреть окрестности. Рядом с пинассой на бетоне стоял грузный трамп-тысячетонник. К северу и востоку простиралась красная пустыня плато Офир. К югу на горизонте сияло что-то светло-бирюзовое.
— Что это там? — спросил Анджей.
— Это хандрамит Кандор. Была часма1 — такой огромный каньон, ее закрыли плёнкой, накачали воздухом — получился хандрамит, такой же, как Офир. Офир мы отсюда не видим, его здание загораживает, а Кандор — вот он. Вообще весь обитаемый Марс — это такие вот хандрамиты. Когда-то этот комплекс часм назывался долины Маринера, так как их открыл межпланетный беспилотник «Маринер» в Первую космическую эру. Плохие межпланетные дроны наши общие предки научились делать раньше, чем хорошие телескопы.
Переходный тоннель кончился, и они оказались на нешироком балконе, опоясывавшем главный зал космопорта. На противоположной стороне на стене висели плакаты: «Добро пожаловать на Туму» по-русски, «Welcome to Malacandra», «Happy visit to Barsoom» по-английски и ещё с десяток разных названий.
Термин «Малакандра» Анджей с некоторым трудом вспомнил — кажется, так назывался Марс в какой-то английской фантастике докосмической эпохи. Как бишь звали этого автора? Оружейная какая-то фамилия… Максим? Браунинг? Стэн? Мимоходом употребленный Марой термин «хандрамит» тоже вроде происходил из этой книжки. А откуда взялись остальные названия, он припомнить не смог.
Внизу под балконом располагались столики кафе. За стойкой бара скучал бармен. Все столики пустовали, кроме одного, за которым сидело трое людей в торгфлотовской форме. Вокруг них крутился, подавая блюда, типичный уэллсовский марсианский треножник, правда, маленький, в рост человека.
— Это что, у них юмор такой? — спросил Анджей у Мары.
— Ага! Это же Марс. Планета человеческих фантазий. Тут у всей планеты пунктик: как на Лемурии все бредят Древними, так здесь все норовят припомнить какую-нибудь докосмическую фантастику, в которой был описан Марс. Какое кафе ни возьми, обязательно будет названо в честь какой-нибудь прекрасной марсианки, в которую влюблялся пришелец с Земли. Тут даже городам дают названия из фантастики. Скажем, тот человек, которого мы должны привезти в Клавиус, проживает в городе Корада. Это отсюда почти час на рейлере. Ладно, подожди меня в кафе, а я схожу выполню кое-какие формальности, — с этими словами Мара исчезла за явно служебной дверью.
Анджей спустился с балкона и подошел к стойке кафе.
— Добро пожаловать! — приветствовал его бармен. — Первый раз у нас на Марсе?
Анджей кивнул.
— Тогда возьми буклет, — бармен ухватил со стенда в углу стойки брошюру в глянцевой обложке и протянул Анджею. — Ты сам-то откуда? Смотрю, на такой фитюльке прилетел. Как только в нее воткнули двигатель Ангстрёма? Я был уверен, что таких маленьких скачковых кораблей не бывает.
— Не бывает, — подтвердил Анджей. — Это ВКФ-овская пинасса, а я прилетел на ней с Земли.
Бармен смерил Анджея взглядом:
— На офицера ты не похож. На экспедиционщика из МИСС тоже.
— А я и не тот, и не другой. Я журналист.
— Земной журналист? Который пишет во всякие земные издания? Не в National Geographic часом?
— И туда тоже. Может, видел в позапрошлом номере статью про Терранет?
— Ух ты! У нас тут добрых полсотни лет не было земных журналистов. А откуда ты на Земле?
— Из Вены. Это в Европе.
— Тогда давай сделаю тебе кофе по-венски за счет заведения. Заодно скажешь мне, правильно ли я его готовлю.
Вооружившись чашечкой кофе по-венски, Анджей уселся за столиком и занялся изучением буклета-путеводителя. На первой странице было написано: «Марс — старейший из обитаемых миров». Анджей хмыкнул. «Хандрамиты долин Маринера — крупнейшие в Галактике искусственные сооружения». Здесь возразить было нечего — на более благоприятных для жизни планетах не строят перекрытий в десятки километров шириной и сотни длиной.
«Рейлер — самый быстроходный поверхностный транспорт». В этом Анджей попробовал усомниться, вспомнив китайские дороги на магнитной подушке, но, вчитавшись, понял, что китайцам ничего не светит: рейлер, который был явным родственником тех дорог, ходил не только по хандрамитам, но и по поверхности плато к рудничным поселкам, и вот на харрандре, где давление воздуха в сотню раз ниже, чем на Земле, он разгонялся до сверхзвуковых скоростей.
После этой краткой демонстрации достижений шла страница с описанием того, чего на Марсе стоит опасаться.
«Парциальное давление кислорода в воздухе хандрамитов значительно ниже, чем на большинстве обитаемых планет. При серьезной физической нагрузке возможны одышка, головокружение и прочие неблагоприятные эффекты. Если в первые дни пребывания на Марсе у вас начнется сухой кашель, немедленно обратитесь к врачу.»
«Сила тяжести на Марсе примерно в два-три раза меньше, чем на других обитаемых планетах. Вероятно, вы не ощущаете этого после космического перелета, так как в космических кораблях обычно поддерживается ещё меньшая псевдотяжесть, однако будьте осторожны во время физических упражнений.»
«Содержание кислорода в воздухе хандрамитов достигает 45 осторожны с открытым огнём».
Разлука, разлука
Из какой-то неприметной двери на первом этаже появилась Мара, подошла к столикам — и вдруг окликнула грузного пожилого человека в торгфлотовской форме:
— Кого я вижу! Дядя Захариос!
Тот, к кому она обращалась, обернулся, посмотрел на неё внимательно, а потом расплылся в широкой улыбке: