Кожа - Евгения Викторовна Некрасова

Хоуп в коже Домны присвоила себе историю жизни мертвой Дочери бывших хозяев. Рассказала, что у ее родителей небольшой сахарный лес и немного работающих в нем, что ее и брата обучал на дому приезжавший из города Учитель, что она видела однажды, как мать наказала плетью работающую девочку с темной кожей – других работающих в ее Первой стране не бывало. Работающая была младше, чем Дочь хлебного капиталиста, истекала кровью, но чудом выжила. Дочь хлебного капиталиста не обращала внимания на разговоры взрослых, жевала. Хоуп в коже Домны хотела продолжить, что тогда она поняла… Но Хлебный капиталист перебил ее, раскусывая конверт солнечного хлеба с зародышами рыб, сказав, что, раз наказала, значит, заслуженно. Хоуп в коже Домны ответила, что работающая девочка просто убегала повидаться с матерью, с которой ее разлучили. Дочь хлебного капиталиста на этой фразе оторвалась от жевания и посмотрела куда-то далеко, мимо стола, Хоуп в коже Домны, отца, его приятеля, Пестрого вихря. Хлебный капиталист начал обсуждать с гостем хлебные дела. Хоуп в коже Домны думала, что ее прогонят со службы после таких разговоров, но Хлебный капиталист только забавлялся подобными ее фразами, не воспринимал Хоуп в коже Домны всерьез. Попросил только однажды не учить этой ерунде его дочь.

Другие посетители в доме-каравае появлялись редко. С соседями Хлебный капиталист не общался. Время от времени приходили надзирающие от работающих – другие работающие, все тоже по делу, но их не угощали. Несколько раз появлялся Богатый работающий (он выглядел денежно и красиво). Один раз он пришел во время обеда, и Хлебный капиталист велел подождать. Потом Хоуп в коже Домны слышала из библиотеки, как на него кричал Хлебный капиталист. А вечером принесшая ей воды обычная Домашняя работающая была с заплаканными глазами.

В доме-каравае Хоуп в коже Домны много занималась Дочерью хлебного капиталиста, но большую часть времени она уделяла себе. Она училась. Во-первых, много читала. Кроме текстов об ощущениях, чувствах и приключениях на английском много писали про бедность. Особенно часто один знаменитый английский писатель производил истории о том, как кто-то рос и жил в нищете, а потом вдруг становился богатым. Чувства и ощущения происходили в романах у сразу богатых людей. Приключения в книгах переживались для получения денег. Да, Хоуп в коже Домны тоже понимала, что деньги важны. Романов про то, как живет ее народ в ее Первой стране, не было написано.

Хоуп в коже Домны училась читать и писать по-русски. Она купила книжку с русским алфавитом и набором слов к каждой букве. Потом книжку со значением многих русских слов. Англо-русской такой книги не находилось. Хоуп в коже Домны пыталась читать русские книги и журналы, которые собрала в своей библиотеке Жена хлебного капиталиста. Больше всего ей нравилось находить книги или отдельные тексты Главного пишущего стихи. Оказалось, он писал прозу тоже. Ей это понравилось. Его стихи и стихи других авторов Хоуп в коже Домны читала вслух, понимая только отдельные фразы и иногда вложенные в текст эмоции, но ей нравился ритм. Она читала несколько историй из книг и журналов сразу, выписывая неясные предложения и слова и так создавая собственный словарь. Дальше туда добавлялись услышанные от жителей дома-каравая фразы и слова, туда же Хоуп в коже Домны вписывала свои мысли, ощущения, описания и события, если все они казались важными. Хоуп в коже Домны писала свои тексты в столбик про хлеб, ее Вторую страну, разговоры с Хлебным капиталистом, Дочь хлебного капиталиста, Жену хлебного капиталиста. Хоуп в коже Домны работала всегда в ее библиотеке.

Дочь хлебного капиталиста научилась ходить и гулять, ее тело из колонны превратилось в более человеческое, приобрело очертания, кожа ее из бледно-мучной и вялой сделалась подрумяненной и натянутой. Из-за занятий и прогулок Дочь хлебного капиталиста меньше ела и спала. Английские слова и грамматика принялись задерживаться в ее голове. Она могла составлять простые предложения и даже отвечала мятыми словами и короткими фразами Хоуп в коже Домны. Один раз, когда они гуляли в парке и перешли по мосту на остров посредине водоема с желтыми цветами на поверхности, Дочь хлебного капиталиста сказала, нарушая почти все правила грамматики и произношения, что сюда ее водила гулять мама.

Когда Дочь хлебного капиталиста отказывалась выходить на улицу, Хоуп в коже Домны ходила одна, часто за пределами забора хозяйского парка, по лесу и полю. Ей иногда встречались работающие – пешие или в телегах, мужчины или женщины. Они наклоняли в ее сторону свое тело, она наклоняла свое тело в ответ. Они удивлялись и долго на нее оборачивались.

Однажды Хоуп в коже Домны удалось уговорить Дочь хлебного капиталиста выйти за забор. Та волновалась, говорила, сбиваясь на русский, что они не взяли с собой в дорогу хлеба, что они могут заблудиться или попасть под дождь. И что в лесу обязательно будут змеи, а возможно, даже волки. Хоуп в коже Домны пообещала, что они уйдут совсем недалеко, но зато увидят красивый лес и огромное желтое поле. И змей, и волков Хоуп в коже Домны, сколько ни гуляла, не видела никогда. Хоуп в коже Домны вышла за забор из белых каменных ворот и металлических решеток в виде переплетенных колосьев. Дочь хлебного капиталиста с неохотой пошаталась за Хоуп и впервые за всю свою тринадцатилетнюю жизнь ступила за пределы территории хозяйского дома. Лес переживал осень, шуршал желтыми листьями, показывал гуляющим то рыжих белок (маленьких, неразговаривающих), то грибы, съедобные и нет, то очень красивые, разные орехи. Хоуп в коже Домны показывала на все вокруг и присваивала этому всему английские названия. Они с Дочерью хлебного капиталиста смеялись, играли в желто-красно-зеленые листья. Но вдруг солнце сбежало, стало полуночно и хлынул холодный дождь. Хоуп в коже Домны схватила за руку Дочь капиталиста, и они побежали. Через некоторое время остановились. Там, где давно уже должны появиться ворота, был только лес. Дочь хлебного капиталиста принялась ныть, что они заблудились. А потом стала кричать, что она умрет от холода и голода. Хоуп в коже Домны крикнула ей на английском, чтобы она заткнулась. Такого слова они не проходили, но Дочь хлебного капиталиста поняла. Хоуп в коже Домны забралась на земляное возвышение, в одном из направлений разглядела окончание леса и крыши и повела рыдающую Дочь хлебного капиталиста туда.

Они стучали кулачками в тяжелые деревянные ворота. Им открыли, их впустили, охнули, и закрутился какой-то особенный, новый Пестрый вихрь. Хоуп в коже Домны и Дочери хлебного капиталиста дали сухую и чистую одежду переодеться,