Сергей Дмитрюк - Агнец в львиной шкуре
Я перевернулся и поплыл обратно к берегу.
* * *Ночь нахлынула неожиданно и стремительно, рассыпав по небу бескрайнее великолепие звёзд. Лишь едва заметная полоса оранжевого света у далёкого горизонта оставалась напоминанием о прошедшем дне. В прохладном мраке ожили новые звуки — таинственные шорохи и скрипы, глухие усмешки и приглушённые всхлипы. Широкая полоса редкого леса, стоявшая на восточной окраине города, была наполнена ими до краёв. Тёмные стволы деревьев неумолимыми стражами обступили меня со всех сторон.
Я вышел на знакомую мне широкую тропу и посмотрел на небо.
Над самой моей головой огромный звёздный Лебедь раскинул свои крылья, словно прикрывая ими две яркие звезды — Альтаир и Вегу. Чуть в стороне, ему навстречу нёсся мифический Кентавр, сверкая холодной голубой звездой — Хадар был как всегда далёк и бесстрастен. Но он указал мне путь к другой звезде, светившей знакомым жёлтым светом в изогнувшейся тонкой змеёй Кассиопее — Солнце. При виде его сердце моё снова сжалось тоскливой болью, но тепло родного светила, казалось, грело душу даже здесь.
— Стой на месте и не шевелись, а то башку снесу! — раздался за моей спиной тихий уверенный голос.
Я улыбнулся, узнав его. Поднял для убедительности руки и стал медленно поворачиваться к говорившему.
— Эй-эй! Ты глухой что ли?! Стой, не шевелись! — прикрикнул человек за моей спиной и ткнул мне в шею что-то твёрдое и холодное, наверное, ствол оружия.
— Ну, если тебе станет от этого легче, тогда стою, — пожал плечами я, окончательно повернувшись лицом к говорившему.
— Погоди-ка! — взволнованно воскликнул тот. — Неужто… Максим! То есть, Камал!
Обрадованный и обескураженный неожиданной встречей, Хрящ раскинул в стороны жилистые руки, крепко, по-дружески обнимая меня.
— Рад, что ты не снёс мне голову по ошибке! — весело рассмеялся я и серьёзно добавил: — Но за бдительность хвалю! Сейчас она очень даже кстати!
— Чего уж там! — насупился Хрящ. — Мы с ребятами службу свою знаем!
Из ближайших кустов вышли ещё три человека. Я плохо видел их лица в темноте, лишь оружие в их руках грозно поблёскивало в свете звёзд.
— Доброй ночи, Камал! — приветствовали они меня.
— И вам доброй!.. А она добрая?
Я снова взглянул на Хряща, который, видимо, был старшим в этом карауле.
— Да, у нас, вроде, всё спокойно пока, — пожал плечами он. — Чужих мы за версту чуем, а своих завсегда пропускаем.
— Это хорошо. Ладно, возвращайтесь на свой пост, а я пойду дальше, в город.
— К жене? — понимающе кивнул Хрящ.
— Ага.
Я ободряюще легонько стукнул его кулаком в грудь.
— Смотрите в оба!
— Не беспокойся! — заверил Хрящ и по-хозяйски посоветовал: — Ты края опушки держись. Скоро луна взойдёт. Тебе сподручнее идти будет.
— Хорошо.
Я махнул ему на прощание рукой и уверенно зашагал дальше.
Скоро деревья стали заметно редеть и впереди уже забрезжили одинокие огоньки окон домов с окраины города. Тут и луна показалась из-за облаков, залив всё вокруг мертвенным серым светом и превратив окружающее в подобие театральной декорации.
Одноэтажные домики с выгнутыми к небу черепичными крышами и узкими высокими окнами, как в большинстве провинциальных городов Гивеи, льнули друг к другу, выстраиваясь в короткие пыльные улицы, которые сходились к главной городской площади. Здесь обычно располагалось несколько административных зданий, а так же неизменный рынок с его дневной толчеёй и гамом.
Но в ночные часы маленькие городки Гивеи, словно, вымирали. Даже бродячих собак на их улицах было не встретить. Лишь изредка они оглашали окрестности своим заунывным лаем, о чём-то переговариваясь между собой в ночи.
Я легко отыскал нужный мне дом. Под деревом у входа, в обнимку с карабином, дремал утомлённый дневной жарой Стоян. Бесшумно приблизившись к нему почти вплотную, я осторожно взялся за ствол его оружия и легонько потянул на себя. Стоян тут же встрепенулся, вскочил на ноги, ошарашено озираясь по сторонам и передёргивая затвор.
— Кто здесь?!
Он вскинул оружие, уже готовый выстрелить, но я оказался быстрее, зажав его пальцы на спуске.
— Тише! Тише! Весь город разбудишь!
— Максим? — Стоян слепо щурясь, всматривался в моё затенённое листвой лицо.
— Максим! — обрадовался он, наконец, очухавшись ото сна, и шумно выдохнул воздух. — Максим! Как я рад тебя видеть, дружище!
— А ты спишь на посту! — укоризненно покачал я головой. — А ведь я доверил вам самое дорогое, что у меня есть!
— Ты думаешь я… Да что ты такое говоришь! Чтобы я проглядел твою Юли? Да никогда! — Стоян обиженно насупился.
— Стоян! Что там за шум? — послышался за дверью своеобразный женский голос, знакомый мне каждой своей ноткой. — Что происходит?
В туже секунду дверь распахнулась и на пороге дома появилась Юли: босая и растрёпанная со сна. Луна ещё резче углубила черноту её волос, рассыпанных по плечам, пронизала лёгкую длинную рубашку, надетую на ней. Несколько вьющихся прядок упали ей на лоб, мешая смотреть. Она недовольно убрала их и тут заметила меня, стоящего рядом со Стояном.
— Максим!
Юли бросилась мне на шею, переполненная счастливой радостью. Жадно прильнула к моим губам, не обращая внимания на слегка смущённого Стояна.
— Вы бы это… шли в дом что ли, — растерянно пробурчал он. — А то ещё дитя ненароком застудите!
Юли отстранилась от меня, несколько секунд всматривалась в моё лицо. А я не мог оторвать взгляда от её светящихся любовью глаз. Подхватив любимую подмышки, я отнёс её в дом, бросив напоследок Стояну:
— Иди, отдыхай. Сегодня я подежурю.
Стоян нехотя закинул карабин за плечо, опустил голову и побрёл прочь.
Я поставил Юли на пол посреди комнаты и плотно запер за нами дверь.
— А тебе идёт материнство! — осторожно погладив живот жены, я снова поцеловал её.
— Как и любой другой женщине, — прищурилась Юли, убирая с лица волосы. — А вот какой из тебя отец получится, скоро увидим!
— Надеюсь, хороший… Но я немного волнуюсь на этот счёт.
— Правда?
На лице Юли появилось умиление. Она положила руки мне на плечи и игриво наклонила голову.
— Не бойся! Мы справимся, — промолвила вкрадчиво, затем осторожно присела на край постели. Посмотрела на меня снизу вверх.
— Завтра в городе большой весенний праздник. Будет много гостей из окрестных посёлков… Ты вовремя приехал! У тебя тонкое чутьё!
— Да. Только причина не в празднике, про который я совсем забыл, а в тебе.
Я склонился к ней, окунул пальцы в волны её волос. Она притворно наморщила носик.
— Обманщик! Столько времени не вспоминал обо мне в этом своём Тяньгуне, а тут вдруг захотел меня увидеть?
Юли покачала головой.
— Разве такой Камал? Разве он может позволить себе слабость вот тут?
Она приложила ладонь к моему сердцу.
— Да, здесь у Камала почти ничего не осталось, — признался я и добавил: — Но у Максима тут — ты и только ты!
На этот раз Юли долго, без улыбки всматривалась в моё лицо. Наконец, спросила:
— Что-то случилось, Максим? — Голос её зазвучал лёгкой тревогой.
— Случилось, — вздохнул я. — В Тяньгуне погибли люди… несколько детей и женщин. На нас напали.
— Кто?
Глаза Юли наполнились болью.
— Какие-то наёмники. — Я присел рядом с ней на постель. — Говорят, что это были люди некого Кроды, который, как и мы, борется здесь с властью Чой Чо Рена… Вот только представление о справедливости и счастье у него весьма своеобразное.
Я невесело усмехнулся.
— И что? Что дальше? — Юли судорожно сжала пальцы. — Вы остановили этих людей?
— Мы убили их… вместе с Девом.
Юли помрачнела.
— А иначе… иначе было нельзя? Я помню о воздаянии за зло, но… Разве ты рождён убивать, Максим?
Она порывисто взяла меня за руку. Я снова усмехнулся, не решаясь заглянуть ей в глаза. Сказал с наигранной беспечностью:
— Ты же знаешь, я родился жаркой июньской ночью на девятый день после новолуния, когда Рак только-только восходил на небе. Мать даже хотела назвать меня санскритским именем «тьма», но отец решил, что не стоит искушать судьбу… Хотя что-то, видимо, всё же осталось во мне от этой материнской задумки. Какая-то зыбкая связь с темнотой… Может быть, она ещё тогда предугадала мою судьбу? Ведь эта «тьма», как оказалось, до сих пор сидит во мне!
Я посмотрел на Юли, словно она могла что-то знать об этом.
— Не нужно, Максим! Не говори так! — Моя любимая приложила тёплые пальцы к моим губам. — Не только тебе одному тяжело. Нам всем тяжело.
— Ты боишься? — удивился я.
— Нет. Я не боюсь, — мотнула она головой. — Но что проку от твоих сожалений? Прошлое не вернёшь и ничего в нём не исправишь!
