Вероника Рот - Инсургент
Таким образом, если все, что он говорит правда, и моя мать действительно была готов умереть за эту информацию… Я сделаю, что угодно, для достижения цели, которую ей так и не удалось достичь.
— Ты пытаешься мной манипулировать. Не так ли?
— Думаю, — начинает он, и на его темные глаза ложится тень. — Решать тебе.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Перевод: Екатерина Забродина, Маренич Екатерина, Дольская Алина, Инна Константинова
Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль
Во время прогулки к дому Итонов я стараюсь вспомнить, что моя мать сказала мне, когда спасла из бака во время атаки моделирования. Что-то о наблюдении за поездами после начала нападения. «Когда я нашла тебя, то не знала, что делать, но твое спасения всегда было для меня на первом месте».
Но когда я воспроизвожу в памяти ее голос, слова звучат по-другому. «Когда я нашла тебя, то не знала, что делать». Значение: «Я не знала, как спасти тебя и файл, но твое спасения всегда было для меня на первом месте».
Я мотаю головой. Сказано было именно так, или я манипулирую своей памятью из-за слов Маркуса? Теперь этого не узнать. Все, что в моих силах, это решить, доверять Маркусу или нет.
И хотя он жесток и зол, наше общество не делится на «хороших» и «плохих». Жестокость не делает человека лжецом, а мужество не превращает в добряка. Маркус не хорош и не плох, он и то и другое.
Ну, скорее плохой, чем хороший.
Но это не значит, что он врет.
На улице я замечаю оранжевое зарево пожара. Встревоженная, иду быстрее и вижу, что огонь поднимается из больших, размером с человека, металлических чаш, стоящих на тротуарах. Бесстрашные и Афракционеры собрались здесь, между ними узкие просветы, отделяющие одну группу от другой. Перед собравшимися стоят Эвелина, Гаррисон, Тори и Тобиас.
Я нахожу Кристину, Юрая, Линн, Зика и Шону в группе Бесстрашных и встаю рядом с ними.
— Где ты была? — спрашивает Кристина. — Мы искали тебя.
— Ходила прогуляться. Что происходит?
— Они, наконец-то, собираются рассказать нам о плане нападения, — напряженно отвечает Юрай.
— О, — роняю я.
Эвелина поднимает руки, ладонями к зрителям, и Афракционеры замолкают. Они лучше подготовлены, чем Бесстрашные, чьим голосам требуется секунд тридцать, чтобы умолкнуть.
— Последние несколько недель мы разрабатываем план по борьбе с Эрудитами, — говорит Эвелина низким голосом. — И теперь, когда мы закончили, хотелось бы поделиться им с вами.
Эвелина кивает Тори, и та продолжает:
— Наша стратегия не направленная, а несколько обобщенная. Нет возможности узнать, кто из Эрудитов опора Джанин, а кто нет, поэтому безопаснее считать, что все те, кто не поддерживает ее, уже освободили штаб Эрудитов.
— Мы все знаем, что власть Эрудитов находится не в людях, а в информации, — напоминает Эвелина. — Пока они обладают этой информацией, мы никогда не будем свободны от них, особенно, если большинство из нас подвержено моделированию. Они использовали информацию для управления нами и держат нас под своим гнетом слишком долго.
Крик, начавшийся среди Афракционеров, распространяется на Бесстрашных, поднимается вверх из толпы, словно все мы части одного организма, подчиненные единому разуму. Но я не уверена, что думаю и чувствую себя в согласии с ними. Есть что-то во мне, что настойчиво против уничтожения каждого из Эрудитов и всего, что им дорого.
Я смотрю на Тобиаса. Он стоит позади костра, и мне трудно разобрать выражение его лица. Интересно, что он думает обо всем этом?
— Мне очень жаль сообщать вам это, но тем, в кого попали передатчиками моделирования, придется остаться, — сообщает Тори. — Так как вы в любое время можете быть активированы в качестве оружия Эрудитов.
Раздаются крики протеста, но никто, кажется, не удивлен. Они слишком хорошо знают, что Джанин может сделать с помощью моделирования.
Линн стонет и смотрит на Юрая.
— Мы должны остаться?
— Ты должна остаться, — возражает он.
— В тебя тоже выстрелили, — напоминает она. — Я видела.
— Я Дивергент, помнишь? — замечает он. Линн закатывает глаза, и он поспешно добавляет, вероятно, желая избежать очередных теорий о Дивергентах. — В любом случае, уверен, никто не станет проверять. Да, и какова вероятность, что она активирует меня, особенно, полагая, что все остальные с передатчиками моделирования остались здесь?
Линн морщится, соглашаясь. Она выглядит повеселевшей, почти, как прежняя Линн.
— Остальные делятся на смешанные группы из Афракционеров и Бесстрашных, — говорит Тори. — Одна большая группа попытается проникнуть в штаб Эрудитов и пройти снизу доверху, подавляя сопротивление. Несколько других более мелких групп приступят к очистке самых высоких уровней здания, уничтожив ключевых чиновников Эрудитов. Сегодня вечером каждая группа получит свое индивидуальное задание.
— Нападение произойдет через три дня, — добавляет Эвелина. — Готовьтесь. Это будет опасно и трудно, но Аффракционеры знакомы с трудностями…
Афракционеры взрываются криками, и я вспоминаю, что мы, Бесстрашные, те самые люди, что всего несколько недель назад критиковали Отречение за снабжение Афракционеров продуктами и всем необходимым. Неужели, все так легко забылось?
— И Бесстрашные знакомы с опасностями…
В воздух летят кулаки и крики. Я чувствую их голоса в своей голове, их совместный порыв обжигает мне грудь, вызывая желание присоединиться.
Выражение лица Эвелин слишком пустое для того, кто говорит страстные речи. Оно похоже на маску.
— Долой Эрудитов! — кричит Тори, и обе фракции вторят ей. Нас объединяет общий враг, но делает ли это нас друзьями?
Замечаю, что Тобиас с Кристиной не участвуют в митинге.
— Происходящее не выглядит правильным, — замечает Кристина.
— Что ты имеешь в виду? — уточняет Линн в шуме голосов. — Разве вы забыли, что они с нами сделали? Подчинили наш разум и заставили стрелять в людей. Убили всех лидеров Отречения.
— Да, — соглашается Кристина. — Просто… Разве вторжение в штаб-квартиру фракции и убийство всех ее членов — не то же самое, что Эрудиты сделали с Отречением?
— Нет, другое. Это спровоцированное нападение, — хмурится Линн.
— Да, — повторяет Кристина. — Знаю.
Она смотрит на меня, но я молчу. Она свое мнение уже составила, и считает происходящее неправильным.
Иду к дому Итонов в поиске тишины. Открываю дверь и поднимаюсь по лестнице. Дойдя до старой комнаты Тобиаса, сажусь на кровать и смотрю в окно, где Афракционеры и Бесстрашные собираются вокруг костров, смеются и разговаривают, но они все еще разделены: Афракционеры с одной стороны костра, Бесстрашные с другой.
Я смотрю на Линн, Юрая и Кристину у одного из кострищ. Юрай хватается за пламя, слишком быстро, чтобы обжечься. Его улыбка больше похожа на гримасу, будто искаженная горем.
Через несколько минут я слышу шаги на лестнице, Тобиас входит в комнату, останавливаясь в дверях.
— Что случилось? — спрашивает он.
— Ничего, — отвечаю я. — Удивлена, что Афракционеры так легко согласились работать с Бесстрашными. Бесстрашные никогда не были к ним добры.
Он стоит рядом со мной у окна, опираясь на раму.
— Это не настоящий союз, — говорит он. — Но у нас есть цель.
— Это сейчас. А что случится, когда цель изменится? Афракционеры хотят избавиться от фракций и Бесстрашия.
Тобиас сжимает губы в линию. Я вдруг вспоминаю Маркуса и Джоанну, гуляющих вместе по саду — у Маркуса было то же выражение, когда он что-то от нее скрывал.
Это выражение перешло к Тобиасу от отца или имеет какое-то другое значение?
— Ты в моей группе, — сообщает он. — Во время нападения. Надеюсь, ты не против. Мы должны проложить путь к диспетчерским.
Нападение. Если я буду участвовать в нападении, то не смогу разобраться с информацией, украденной Джанин у Отреченных. Пришло время выбирать.
Тобиас сказал, что разобраться с Эрудитами важнее, чем выяснить правду. И если бы он не обещал Афракционерам контроль над всеми данными Эрудитов, он, возможно, был бы прав. Но он не оставил мне выбора. Я должна помочь Маркусу, если есть шанс, что он говорит правду. Я должна идти против общих решений, мне это больше нравится.
И прямо сейчас я должна лгать.
Я сплетаю пальцы.
— Что такое? — спрашивает он.
— Я все еще не могу стрелять, — говоря это, я смотрю на Тобиаса. — И после того, что произошло в штабе Эрудитов… — прочищаю горло. — Мне не очень-то хочется рисковать жизнью.
— Трис, — он проводит пальцами по моей щеке. — Ты не должна туда идти.
— Я не хочу выглядеть трусом.
— Эй, — он обводит контур моего подбородка, его пальцы холодные по сравнению с моей кожей, и строго смотрит на меня. — Ты сделала для этой фракции больше, чем кто-либо другой. Ты…
