Ольга Чигиринская - Операция «Остров Крым»
– Я… я это знаю, сэр.
Полковники ошарашенно переглянулись. Верещагин все с той же автоматической интонацией продолжал:
– Вся затея с интеграцией от начала – план советских спецслужб. Точнее, нескольких высокопоставленных сотрудников спецслужб, готовящих государственный переворот в СССР. Неудачное вторжение в Крым было нужно, чтобы подорвать авторитет армии и избавиться от армейской верхушки. Я решил – какая разница, кто и зачем дает нам шанс. Если мы сумеем его взять – мы сможем уже ни с кем не считаться.
– Однако… – протянул Кутасов.
– А если бы… вторжение оказалось удачным? – полюбопытствовал Берингер. Верещагин повернул к нему голову.
– Оно не могло оказаться удачным. Полковник должен был проследить за этим. Знаете, почему он назвал свой план «Айкидо»? Потому что принцип этого единоборства: позволь противнику идти туда, куда он хочет, делать то, что он хочет, и упасть там, где он хочет.
– То есть вы помогли нам упасть туда, куда хочет СССР?
– Нет, сэр. Я помог СССР упасть туда, куда хотел Полковник.
– Он сам вам это сказал?
– Я догадался.
– Итак, – Басманов подвел итог, – есть Полковник, который это все задумал. Есть вы и ваша группа. Есть неизвестные чины КГБ, якобы готовящие государственный переворот. Горстка людей, которые перевернули Крым вверх ногами. Если вы предлагаете нам в это поверить, то вы издеваетесь.
Верещагин не ответил.
– Капитан, возможно, вы давали какие-то обязательства, – рассудительно сказал командир Дроздовской дивизии Салтыков. – Настало время их нарушить. Поймите, СССР может позволить себе вести войну на истощение. Мы – нет. Если у Полковника были какие-то планы, нам самое время о них узнать. Ваших догадок недостаточно.
– Господа… – Верещагин провел рукой по волосам, заодно смахнув со лба испарину. – Прошу, умоляю, поймите: независимо от ваших дальнейших действий советские заговорщики получают свое. Если вы откажетесь от борьбы, они все равно совершат свой переворот, но Крым при этом станет колонией, а все жертвы пойдут псу под хвост.
– Он агент КГБ, – сказал князь Басманов. – Это же ясно.
В молчании полковники переглянулись.
– Такими обвинениями не можете бросаться даже вы, господин главнокомандующий, – сквозь зубы сказал Верещагин. – Такие обвинения доказывают.
– Доказывать что-либо будет военный трибунал! – стукнул ладонью по столу Волынский-Басманов. – А пока что мы хотим знать, во имя чего вы пошли на воинское преступление. Я подозреваю, что во имя нескольких сот тысяч долларов. Но если это не так – докажите нам обратное! Что Полковник собирался делать в Москве? Как он рассчитывал развивать ваш успех? Не можете сказать? Или не хотите?
– Я сказал все, что знаю, сэр. Все здесь написано. Что вам еще нужно?
– Говорите все, что угодно, – отрезал Клембовский. – Но для честного человека вы поразительно везучи, Верещагин. Черт возьми, я бы даже купил у вас немного везения… Вам очень кстати подворачиваются… сотрудники спецслужб.
– Интересный… пункт обвинения, – Верещагин опустил голову, – судить человека за то, что он не погиб… До вас додумался только Сталин.
– Ваши семейные проблемы, – отчеканил Басманов, – мне известны. И безразличны. Нам нужно удостовериться, что вы сказали правду. Всю правду, до конца.
– И… каким же образом… вы хотите удостовериться? – спросил Адамс, сжимая пальцы до хруста.
– Я требую медикаментозного допроса. Когда он под наркотиком повторит, что не агент КГБ, ЦРУ, МОССАДа или еще какой-нибудь из этих сраных спецслужб, может быть, я и поверю, что сведения о бомбардировке – не пьяный бред и не провокация. А может быть, и не поверю…
– Я хотел бы сказать, что медикаментозный допрос или допрос под детектором лжи ни в коей мере не гарантирует всей правды, – осторожно вставил Воронов. – Есть определенный процент людей, которые реагируют на наркотик неадекватно… Есть люди, которые умеют совершенно искренне лгать, потому что они верят в свою ложь… Есть люди, которых задействовали втемную. Есть, наконец, люди, у которых на наркотик правды жесткая аллергия. Капитан может просто умереть во время допроса.
– Нам придется рискнуть, – пожал плечами Волынский-Басманов.
– Нам – это кому? – покосился на него Кутасов.
– Когда? – спросил Верещагин. – Сейчас?
– Сейчас, милостивый государь! – Салтыков хлопнул по столу ладонью. – Потому что решение мы должны принять сейчас!
– Господин полковник, держите себя в руках, – одернул его Кронин. – Арт, вы согласитесь на медикаментозный допрос?
Верещагин на секунду закрыл глаза.
– Это приказ, сэр? – тихо спросил Верещагин у своего командира. У Старика.
Полковник не мог смотреть ему в глаза.
– Да, черт возьми, это приказ.
– Слушаюсь, сэр… – одними губами сказал капитан.
Отодвинув кресло, он встал. Потом склонил голову.
– Мои соболезнования, сэр.
Кронин вздрогнул и развернулся вместе с креслом спиной к двери.
* * *У полковника Волынского-Басманова, настоявшего на медикаментозном допросе, были неважные познания в области медицины и фармацевтики. Медикаментозный допрос – устаревшая методика. Скополамин – средство, от которого отказались еще в 50-х, оно вообще недалеко ушло от старых добрых пыток. Пентотал натрия достаточно эффективен при допросе с детектором лжи – он тормозит сдерживающие центры, у человека снижается самоконтроль, – но и пентотал, и детектор почти бесполезны, если допрашиваемый находился в стрессовом состоянии. Самописец детектора лжи, как и следовало ожидать, показывал черт-те что. Единственную пользу от всего этого получил сам Верещагин: пентотал – довольно сильное обезболивающее.
В общем, было большой глупостью настаивать на том, чтобы капитана Верещагина после допроса снова доставили в кабинет главкома. Но Басманов настаивал, а значит – брал на себя всю ответственность за возможные последствия…
– Как вы себя чувствуете? – спросил Флэннеган.
– Вам длинную версию или короткую?
– Идти сможете?
– А если не смогу? Понесете?
– Главком приказал вас доставить. Надо будет – понесу.
Артем встал, его тут же понесло на стену. Опираясь лбом и ладонями, он перевел дыхание. Бензедрин, адреналин, кофеин… Горящая пакля в уши загнанной лошади. В сознании копошилось жестокое любопытство: а сколько еще выдержит это тело? Когда оно наконец свалится?
– Вы сможете идти? – терпеливо повторил Флэннеган.
– Не очень прямо и не очень быстро.
– Давайте еще немного подождем. Поговорим.
– О чем?
– Как вы думаете, это, – капитан второго ранга показал на распечатку, – заставит князя Волынского-Басманова изменить мнение?
– Мне все равно.
– Он собирается выдать вас СССР. Если он сейчас одержит верх, вам конец.
– Мне все равно.
Флэннеган покачал головой, открыл дверь, оглянулся…
– Следуйте за мной.
* * *Первым, закончив читать протокол, нарушил молчание главком:
– Пожалуй, мне стоит сложить с себя полномочия… Я не знаю… Честное слово, не знаю, как работать с идиотами…
Верещагин скверно улыбнулся.
– У меня те же проблемы, господин главнокомандующий. Те же самые.
«Все, понеслась душа в рай», – подумал Воронов. Басманов не знал, на что напросился. Верещагин понимал, что такое субординация. Пентотал – нет.
– Не время для изящных пикировок, капитан. – Клембовский скомкал свою копию протокола и швырнул ее под стол. – Затяжная война с Советским Союзом, развязанная по прихоти каких-то…
Волынский-Басманов оттолкнулся от стола и на своем кресле отъехал чуть в сторону.
– Я одного не понимаю, Верещагин: на что вы рассчитывали? Вот лично вы? На эфемерные планы Полковника относительно политических перестановок в Кремле? На помощь инопланетян?
Капитан поднял голову и, глядя Басманову в глаза, просто ответил:
– На вас. На ваши знания, полученные в Вест-Пойнтах и Сандхерстах. На ваш опыт. На верность присяге… Я крепко рассчитывал на вас, господа полковники. И, видимо, крепко просчитался. Вы полное дерьмо.
– Вы… отдаете себе отчет, где находитесь? – Голос Салтыкова надломился от ярости.
– Полностью. Мне нравятся эти военные, которые боятся воевать. Что мешает вам сейчас взять и победить? Чего вы боитесь?
Его не перебили ни единым словом только потому, что полковники онемели от такой наглости.
– Мы… Ах вы… – Очнувшийся первым Клембовский побагровел. – Девять миллионов мирных жителей! Которые законно, путем всеобщего голосования, объявили о присоединении! Которые не хотели никакой войны! И гибли в собственных домах – иногда от наших пуль и снарядов! По вашей вине, Верещагин! На советском побережье осталось восемь дивизий! Против наших четырех! Я не знаю, как сейчас готовят офицеров в Карасу-Базаре, если выпускники не знают арифметики!
