Кожа - Евгения Викторовна Некрасова

тринадцать, а ростом она уже доставала до отца и походила на вытянутый овал с руками, ногами и большой головой, на которой выделялись черная прическа с кудрями по бокам и выпирающий, тоже высокий мучной лоб. Вся ее кожа походила на неиспеченный хлеб – белый, колышущийся, собирающий тени. Нежно-розовое платье с рюшами и цветами обтягивало Дочь хлебного капиталиста, как колонну. Хоуп в коже Домны никогда не видела таких круглых и крупных детей. Хлебный капиталист представил всем Хоуп в коже Домны как новую учительницу-компанию. Ее тут же повели кормить. Обедали они втроем: Хозяин, его дочь и гостья, – но еды нанесли на двадцать человек. Супы, холодный и горячий, мясо бегающих и летающих, вареные крупы и овощи и главное – хлебные вещи, самых разных видов, форм, цветов и названий. Жареные, печеные, вареные, с начинкой (мясо и грибы, курица и грибы, капуста, капуста и яйцо, грибы (четырех разных сортов), картошка, картошка и грибы, просто лук, вареные ягоды и фрукты разных видов, мед, невареные ягоды и фрукты, рыба, рыба и капуста). Пироги попадались плоские или выпуклые. Желтого, рыжего, черного, темно-коричневого, светло-коричневого цветов. Гладкие или с морщинами. Простые или с узорами в виде цветов, зверей и даже людей. Блестящие от масла или пышности. Встречались овальные, прямоугольные вытянутые, квадратные, круглые, маленькие и большие. Были совсем без начинки – тоже разных цветов и форм. Некоторые желтые и круглые носили посыпку из плавленых кристаллов сахара, сушеного лимона, семян или орехов, иногда и с сушеными виноградинами внутри. Отдельно принесли круглые тонкие хлебные тряпочки, желтые и светящиеся, как солнца. Было принято заворачивать в них разные сладкие и несладкие начинки, часто добавляя молочную густую кислую массу, и есть. Так Хоуп уже пробовала раньше. Еще до солнц принесли мелкие треугольные пироги, совсем непеченые, белые. В них тоже пряталось разные содержимое: соленое, сладкое и нейтральное, – и их тоже было принято есть с кислой густой молочной массой. Все это было чрезвычайно вкусно. Пестрый вихрь работающих женщин приносил новую еду, уносил грязные тарелки. Хоуп в коже Домны не могла столько вместить в себя. Хлебный капиталист ел понемногу, медленно, но постоянно. Зато Дочь хлебного капиталиста ела именно разные хлебные вещи, тоже постоянно, но быстро. Три вида хлеба были выпечены в виде круга с дырой или подковы. Сквозь это отверстие Хлебный капиталист и Дочь хлебного капиталиста смотрели друг на друга и на Хоуп в коже Домны и смеялись. Хоуп в коже Домны поняла, что это такая общая игра, тоже взяла хлеб с дырой, посмотрела сквозь него на хозяев и тоже посмеялась.

Потом Хоуп в коже Домны повели размещаться. Ее поселили в правом боку круглого хлеба, определили ей небольшую комнату, но с огромным овальным окном, рядом с комнатой Дочери хлебного капиталиста. Хоуп в коже Домны думала, что сейчас же они начнут заниматься, но Дочь хлебного капиталиста легла спать после обеда, и ей самой Пестрый вихрь работающих женщин взбил подушки и матрас и оставил ее отдыхать после путешествия.

Хоуп в коже Домны отправилась гулять по дому, как мышь или червь внутри большой выпечки. Хоуп в коже Домны кралась; спало или полудремало все пространство, от некоторых дверей тянулся храп. Случайные лестницы, не– ожиданные ходы, двери, комнаты, частые круглые окна даже между комнатами действительно напоминали внутренности хлеба. Потом Хоуп в коже Домны рассказали, что это специальная такая постройка: Хлебный капиталист сам ее придумал и отдал готовый рисунок Проектирующему дома, велев ему дорассчитать конструкции и жилые подробности. Но потом еще принес двенадцать страниц документа, где подробно описывал, что он хочет видеть внутри своего жилища. Из нор и коридоров она вдруг вышла в светлый круглый зал с высоким потолком-куполом, окнами по всему почти кругу с перерывами на книжные шкафы и стену с портретом молодой темноволосой неработающей со строгими скулами и печальным лицом. Хоуп в коже Домны поняла, что нос и глаза женщины повторились в лице девочки – Дочери хлебного капиталиста. Посреди комнаты стояли четыре стола с лавками, перед ними – стол побольше со стулом и доска. На мебели сидел налет пыли. На книгах – русских и французских – пыль, поддерживаемая паутиной, лежала тонким покрывалом.

К Хоуп в коже Домны приставили Домашнюю работающую, молчаливую, занятую. Она принесла учительнице-компании воды и вдруг, после вопроса про портрет в библиотеке, много рассказала. Строгая неработающая на портрете умерла, до этого была Женой хлебного капиталиста, очень худой, деловой, быстрой, учила у себя в библиотеке работающих детей. С трудом набирала три-четыре человека. Работающие тяжело отпускали свое потомство учиться, не видели в этом пользы, каждый ребенок был силой и помощником. Девочки к Жене хлебного капиталиста не попадали вовсе. Да и для мальчиков действительно один вред, объяснила Домашняя работающая. Двое из учащихся уже спились – быстрее, чем их ровесники. А Жена хлебного капиталиста лучше бы рожала, поделилась мнением Домашняя работающая. Потом вспомнила, что Жена хлебного капиталиста зачинала, выкидывала на полпути или, бывало, все же рожала, но сразу мертвых детей. Вот только Дочь хлебного капиталиста выжила. Родилась величиной с башмак и хилая, но ее выкормили всем домом работающие женщины, привели крупную красивую кормилицу, каждая грудь с ведро: у Жены хлебного капиталиста молоко не созрело. И Дочь хлебного капиталиста теперь большая и здоровая. Но она все равно ненаследница, а Хлебный капиталист мечтал о наследнике. Все хотел, чтобы жена рожала. А она хотела построить школу для работающих, а кому нужна эта грамотность, вот только спиваются от нее, снова объяснила Домашняя работающая. Хлебный капиталист все ходил-ходил в комнату к жене, а она придумывала школу: где построит, из какого материала, кого позовет из учителей, – писала письма в Главный город, ходила разговаривать к работающим. И больницу хотела для работающих. Хлебный капиталист был не против, но говорил: сперва роди наследника. А у нее плохая худоба (сама бы лучше лечилась), неподходящее тело – и вот в очередные роды она умерла, и даже ребенок не вылез. С ним внутри похоронили шесть лет назад. Хлебный капиталист мучился очень по жене. Он для нее этот дом построил, его называют «ка-ра-вай» (Хоуп в коже Домны повторила про себя новое слово). Жена хлебного капиталиста сама просила что-то особенное, не как у всех, с библиотекой, не выходила за Хлебного капиталиста. А когда увидела рисунок дома и побывала на стройке, согласилась. Лучше Хлебного капиталиста нет хозяина, рассказывала Домашняя неработающая, мы на него молимся (Хоуп в коже Домны повторила про себя новое выражение), мы хорошо живем, он богато живет, деревенские работающие