Дорис Лессинг - Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе
Многие из «черных одеял» действительно узнавали Гриота и здоровались с ним. Когда он переходил от одной группы к другой, кто-то окликнул его:
— А когда мы будем в Тундре, ты выдашь нам красные одеяла?
«Красные одеяла, красные одеяла», — слышалось повсюду, пока Гриот обходил костры в темных дворах.
К тому времени, когда капитан завершил этот ночной смотр, он был уверен: как только армия Кайры окажется в Тундре, половина ее войска перебежит к нему. Хочет ли он этого? Он присматривался к вражеским солдатам, чтобы понять, какое влияние успели оказать на этих людей выпивка и мак. В армии Кайры пьянство и курение наркотиков поощрялись — она считала, будто одурманенными людьми легче управлять.
Гриот не желал использовать человеческий материал, который загубила Кайра, но среди ее воинства ему встретилось множество неиспорченных мужчин и женщин. Однако они пока еще не в Тундре, и Гриот почти не сомневался в том, что Кайра не станет торопиться покинуть Центр. По дорогам, которые он построил, из Нижнего моря в Центр будет поступать рыба. В оборудованных им хранилищах полно запасов, а на фермах растут зерновые, плодится скот. Беженцы, которые неиссякающим потоком шли с востока, приносили с собой мак и всевозможные диковинки, неизвестные на ферме или в Центре. Поэтому, безусловно, у армии Данна будет масса времени завоевать Тундру, не скоро еще растолстевшая и обленившаяся Кайра соизволит пуститься в путь. В то же время Гриот понимал, что это еще не конец. Кайра и Джосс не представляют для них угрозу, поскольку первая самовлюбленна и слаба, а второй груб и неумен. Но есть еще Рэя, которая, когда Данн станет правителем Тундры, вспомнит о том, что она как-никак его дочь. И рано или поздно — вероятно, еще очень не скоро — эта избалованная девица прибудет в Тундру и предъявит свои права. Так или иначе, но это дела будущие. И сейчас ничего не изменить. Рэю охраняли слишком хорошо, чтобы можно было незаметно воткнуть в нее нож (хотя Гриот ни на миг бы не задумался отдать такой приказ, если бы только думал, что план выполним).
Гриот дошел до самого конца западной стены, где она уже начала разрушаться, но была еще достаточно прочна. Он повернул в обратный путь. Двигаясь вдоль южной стены, он увидел здание, ярко освещенное изнутри. Догадываясь, что внутри, он постучал. Дверь открыла Лета. При виде Гриота она зарыдала и бросилась ему на шею.
А ведь раньше она ни за что бы не позволила себе такого. Видимо, на долю Леты выпал не один удар — со стороны Кайры или Джосса. Она стала покорной.
Поверх головы Леты Гриот увидел ее девушек: здесь были и альбки — бледные создания, волосы которых сияли в свете фонарей, и выходцы из Речных городов — чернокожие, блестящие и приветливо ему улыбающиеся.
— О, Гриот! — рыдала Лета. — А я так надеялась, что вы не узнаете о том, что мы здесь!
— Не плачь, — приказным тоном сказал он, и Лета постаралась осушить слезы. — Данну будет больно услышать, что ты скрыла от него свое появление.
— Мне так стыдно, — воскликнула Лета.
И прежде чем она снова залилась слезами, Гриот велел:
— Лета, прекрати. Пожалуйста. Я скажу Данну, что ты здесь. Иначе он очень на меня рассердится. Он постоянно вспоминает о тебе. Он так тебя любит. Разве ты забыла, что вы вместе пережили столько приключений.
— Не так уж и много. Да и вообще, сейчас все по-другому. Ты и сам это видишь.
— Ты пленница?
— Да. Мы все пленницы.
— Через два дня наша армия выступает в поход в Тундру. Мы уходим, все до одного. Нас там уже ждут. Если будешь готова, я пришлю за тобой солдат, и Кайра не сможет помешать тебе уйти.
— А девочки? Мои бедные девочки?
Гриот не мог удержаться и во время разговора с Летой украдкой поглядывал на этих существ, настолько непохожих друг на друга: белых альбов и черных девушек из Речных городов, которые сидели в комнате, полуобнаженные и скучающие.
— Если ты не успеешь собраться до нашего ухода, то постарайся добраться до Тундры. А там уже сможешь решить, что вам делать дальше — тебе и твоим девушкам.
И Гриот ушел, отсалютовав им всем на прощание. Ему казалось, что девушкам это должно было понравиться.
Не в силах разобраться, правильно так думать или нет, Гриот снова и снова возвращался к мысли о том, что было бы совсем неплохо иметь в Тундре всегда готовых к услугам девушек Леты. Ничего плохого в их занятиях он не видел. Гриот не мог понять, почему Лета ведет себя так, будто совершила какое-то ужасное преступление. Да, должно быть, есть вещи, недоступные его пониманию. Гриот в очередной раз пришел к такому заключению. Но вот взять хотя бы его подружку — что бы он почувствовал, если бы та стала одной из девушек Леты? Хм, пожалуй, ему бы это не очень понравилось. Хотя и сейчас она принимает других мужчин, Гриот знал об этом. Он вечно занят, бедняжке бывает одиноко — Гриот не винил ее. Ну вот, опять. Чего-то в нем не хватает, что есть в других людях. А когда человек приходит к подобному заключению, он чувствует себя так, будто прибыл после долгого путешествия в пункт назначения и вдруг понял, что забыл имена тех, с кем должен встретиться, или не взял с собой нужную одежду или еще что-то важное. «Но ведь в остальном я в порядке, верно? Значит, не так уж я плох», — решил Гриот.
Что касается девушек в лагере, то Данн все равно и слушать ни о чем подобном не захочет. Он сроду не согласится на то, чтобы поместить Лету и ее девушек в дом утех. Вот и еще одна проблема, которую Гриоту приходится отложить на потом.
Гриот нашел Данна и Тамар сидящими у входа в комнату, где лежал Рафф. Али охранял его покой.
— Вам двоим пора ложиться спать, — сказал он тихо, чтобы не разбудить спящего снежного пса.
Али улыбнулся и поднял руку в жесте, который говорил: «Спасибо за то, что уводишь отсюда Тамар и Данна, им сейчас здесь не место».
Гриот проводил девочку и генерала до их комнат, проверил караулы и тоже отправился спать.
На следующий вечер он снова обошел внутренние дворы Центра (их было так много, что некоторые он видел в первый раз.) Теперь Гриот без опаски останавливался у костров и разговаривал с людьми Кайры. Повсюду валялись черные одеяла — в углах, просто на земле, отброшенные солдатами, которым стало жарко у огня. В армии Данна (или Гриота) солдаты обращались со своими одеялами трепетно, следили за тем, чтобы они всегда были чистыми, и штопали, если одеяла рвались.
В эту ночь Гриот пустил среди солдат Кайры слух: «В Тундре каждый честный солдат сможет получить красное одеяло».
***
И вот, в ночь новолуния, долгожданный момент настал.
Четыре солдата вынесли сколоченный для Раффа ящик с длинными рукоятками, куда и погрузили больное животное. Они все — Данн, Гриот, Тамар и Али — взяли свои заплечные мешки и следом за Раффом навсегда покинули Центр.
Выйдя на дорогу, Данн остановился, оглянулся назад. Через большие ворота он видел вход в тайник. Оттуда во двор вытекала вода.
По всему пути через определенные промежутки армию ждали проводники. Группу, в которой шли Данн и остальные, вела женщина, одна из лучших разведчиц Гриота. Она часто путешествовала через болота в Тундру и обратно и знала как свои пять пальцев все пруды и топи, промоины и зыбучие пески. Женщина шла впереди, за ней следовал Гриот, потом снежный пес в своем ящике, и замыкали шествие Данн, Тамар и Али. Каждый видел перед собой лишь темный силуэт идущего впереди на фоне еще более темных облаков. Луна, когда она пробивалась сквозь облачка, была едва заметным штрихом на небе, и слабый свет ее не мог рассеять мрак болотной ночи.
Когда они сворачивали с дороги на тропу через болота, к Тамар скользнула фигура с черным одеялом, повязанным вокруг лица, и сунула девочке в руки куклу. Это была деревянная статуэтка, которые встречались в музеях Центра, только у этой из груди торчали острые щепки. Всей армии было приказано хранить в походе молчание, но, когда их группа по команде проводницы остановилась у опасного места, Тамар шепнула Данну:
— Ненависть — странная вещь. Почему Кайра и Рэя так меня ненавидят? Когда они смотрят на меня, их глаза — как ножи. Я их не то чтобы ненавижу, но очень боюсь.
В темноте ее испуганного личика почти не было видно. Данн взял куклу, которую Тамар показывала ему, и зашвырнул ее в лужу.
— Я бы сказал, что любовь ничуть не менее странное чувство, — тоже шепотом ответил он девочке.
Али, стоявший за спиной Данна, неодобрительно вздохнул.
Тамар вложила свою ладошку в руку дяди, и голос ее прозвучал тонко и жалобно:
— Данн, Данн…
— Да, понимаю, — сказал Данн. — Но не слушай меня, малышка. Я не это имел в виду.
— А я думаю, это, — прошептала Тамар.
— Мы должны идти, — сказал им Али.
Это была долгая ночь, наполненная странными звуками, которые издавали болотные птицы и животные, лягушки и рыбы, рассыпавшиеся перед людьми в стороны. В темноте порой появлялись огни, но это не могли быть фонари солдат, потому что зажигать фонари было запрещено. Людям приходилось идти след в след. Иногда по обе стороны тропы плескалась вода, и ноги скользили в жидкой грязи. Кто-то вскрикнул — это один солдат, оступившись, упал в воду. Послышались всплески, приглушенные голоса — товарищи вытащили его. Это небольшое происшествие, случившееся в непроницаемой тьме, заставило всех поежиться. Столько людей идет рядом, целая армия, и если их так много, то кто знает, нет ли среди них врагов?
