Михаил Тырин - Дети ржавчины
– О чем ты?
– Такая штука… – она изобразила руками некие фигуры, пытаясь объяснить. – Словно башенка, ажурная, понимаешь?..
Я напряг память. Видимость под водой была скверная, но не исключено, что там была именно такая башенка, которую я мог принять за разрушенную коробку.
– Не знаю, озеро большое, – неуверенно проговорил я. – Может, нужно посмотреть подальше от берега?
– Она должна быть рядом с берегом, – возразила Надежда. – Недалеко от станции, понимаешь?
Я задумался. Возможно, я действительно что‑то такое там видел, но не обратил внимания. Снова лезть в воду, проверять?
– Нет, – задумчиво покачала головой Надежда. , Она словно разговаривала сама с собой. – Ты не сможешь найти. Я сама должна нырять.
Я оглядел ее с головы до ног, прикидывая, насколько ее смелость соотносится с возможностями.
Надежда, заметив это, усмехнулась.
– Вот я тебя и спрашиваю, – заявила она, – там очень глубоко?
– Очень, – ответил я. – Без специальной подготовки лучше не лезть. Что угодно может произойти – от судороги до потери ориентации.
Она вздохнула и некоторое время смотрела мимо меня на темную гладь озера.
– Ничего, – упрямо произнесла она. – Ты мне поможешь.
Я пожалел, что не разжег заранее костер. Купания на голодный желудок порядком выматывали, а кусочек огня мог бы скрасить трудности. Уже вечерело, солнца становилось мало. Надежда сняла комбинезон, ничуть не стесняясь меня. Тяжелый пояс упал, брякнув о камни. Я украдкой взглянул на ее худое и все еще бледное тело и вдруг понял, что ни сейчас, ни раньше ни разу не подумал о ней как о женщине. Она все еще оставалась для меня человеком из железного саркофага. И это было странно, ведь на всем свете для меня нет никого ближе этой рыжей веснушчатой девчонки.
Мы вместе доплыли по плотика, я поднял из глубины камень, сворачивая веревку в аккуратную бухту. Я понимал, что девушке холодно, слышал, как стучат ее зубы, но видел ее глаза, в которых светилась неукротимая воля.
– Олег, – сказала она, приготовившись погружаться, – ты видел не станцию. Станция была на берегу, и она давно разрушена.
– А что?
– Это хранилище. Самое настоящее хранилище.
– Какое еще хранилище?!
Но Надежда уже ухватила веревку и вслед за камнем исчезла под водой. Я нырнул и проследил, как она уходила в глубину. Надо бы опуститься вместе с ней, но на это уйдет кислород и силы, которые могут понадобиться, случись что. Я взялся за веревку. Пока она дрожит и колеблется – все в порядке. Если обвиснет – тогда дело плохо.
Веревка стала нервом, соединяющим нас. Первую минуту я чувствовал ее колебания, затем она успокоилась. Я же, напротив, заволновался и уже собрался было отправляться под воду, но тут девушка всплыла метрах в пяти от меня, замолотила по воде руками всхлипывая от нехватки воздуха. Я подтянул ее к плотику, помог уцепиться.
Несколько минут она ничего не могла сказать, только быстро дышала и кашляла, выплевывая воду. Я держал ее под руку и больше ничем не мог помочь. Прежде чем она начала говорить, я успел сделать выговор:
– Где ты пропадала?! Я уже. собирался за тобой плыть! Ты зачем отпустила веревку?
– Все нормально, – сипло выговорила она. – Я сейчас опять… Подними камень и отгони плотик вон туда.
– Ты скажешь наконец, в чем дело?
– Не спрашивай ни о чем. Сказала, как отрезала.
– Знаешь, – прибавила Надежда, – тебе, видимо, придется нырять со мной.
Ее еще больше колотила дрожь, и она едва выговаривала слова.
– Если надо – нырну, – отозвался я. – Но, может, сначала вылезем, отогреемся?
– Совсем немножко осталось, – она виновато улыбнулась посиневшими губами. – Там нужна будет сила. Я покажу тебе одно место, ты просунешь руку, нащупаешь колесо и потянешь на себя.
На этот раз камню тяжело было тащить в пучину сразу два тела, и мы опускались медленно, теряя запас воздуха в легких. Я действительно увидел решетчатую конструкцию, но она напоминала не башенку, а скорее механизм огромных башенных часов. Балки были почти чистыми, в мертвой воде их не облепляли ни ракушки, ни водоросли.
Надежда тронула меня за плечо и указала на небольшой цилиндр с открытым верхом. Я опустил в него руку и почувствовал, что ее обняла упругая скользкая среда, более плотная, чем вода. Будто я залез в банку с солидолом. Там и в самом деле оказалось колесо с удобной рукояткой, и я тут же начал тянуть, упираясь в дно ногами. Было трудно, вода давила со всех сторон, легкие готовы были разорваться прямо в груди. Я крепился, а вот Надежды хватило не надолго. Она не выдержала и начала подниматься, энергично загребая руками.
Колесо начало проворачиваться – очень медленно, туго. Странно, что оно вообще двигалось, но, видимо, сказалось действие смазки‑консерванта в «кастрюле», защищающей механизм.
Наконец и у меня иссякли силы. Я хорошенько дернул еще раз и приготовился оттолкнуться от дна, чтобы пулей взмыть к поверхности.
И в этот момент что‑то произошло. Все вокруг дрогнуло, колыхнулось. Первым моим ощущением была паника, мне показалось, что я сейчас провалюсь в преисподнюю вместе с этим озером. Появилась вибрация, которая ощущалась и кожей, и слухом. В воде она воспринималась особенно остро, потому‑то мне и чудилось, что весь мир сейчас дрожит и рушится.
Я оттолкнулся и устремился к поверхности. Странная дрожь продолжалась, преследовала, и хотелось поскорее покинуть воду, вылететь из нее пробкой. Наверху по воде шли странные, геометрически одинаковые волны, отчего озеро напоминало ковер с рельефным рисунком. Надежда стояла на берегу, застегивая комбинезон. Я выбрался из воды – вибрация чувствовалась и здесь, земля дрожала. Я так замерз, что не мог даже говорить, у меня буквально зуб на зуб не попадал.
– Что мы тут натворили? – наконец произнес я. Надежда не ответила, только показала на озеро. И тут я услышал всплеск. Мощный, громкий, словно из‑под воды всплывала подводная лодка. Я обернулся, выронив куртку.
– Получилось, – прошептала Надежда. Поверхность озера словно набухла, округлилась, а затем потоки воды, пенясь и разлетаясь фонтанами брызг, устремились в стороны. И я увидел свой подводный город. Он поднимался, медленно вырастал из глубины, освобождался от тяжелого холодного плена. Вода мощными струями стекала со стен прямоугольных черных коробов, создавая шум водопада. В лучах заходящего солнца появлялась и снова пропадала радуга.
Поверхность воды еще раз вздохнула и высвободила основание – платформу, на которой были установлены черные коробки. Вскоре дрожь прекратилась, было слышно только, как все тише и тише стекает вода.
Девушка посмотрела на меня и улыбнулась. Я стоял потрясенный, не отрывая глаз от рядов черных коробов, уходящих к середине озера. Вода плескалась теперь под толстой решеткой‑платформой, на которой остались лежать груды камней, затонувшие бревна, сучья и прочий мусор, скопившийся в озере за сотни лет.
– Пошли, – позвала Надежда, и я почувствовал, как она волнуется.
Мы перебрались на платформу, подошли к одному из коробов. Девушка провела по нему пальцами. Он и в самом деле напоминал размерами железнодорожный вагон, но выглядел более плоским. Надежда взяла в руку свою магнитную дубинку, включила, перехватила поудобнее. И вдруг с размаху ударила по черной шершавой стене. Раздался глухой хруст, по стене разбежались трещины. Она ударила еще раз, пробив дырку, из которой тут же поползла густая бурая масса.
– Помогай! – крикнула Надежда, и я подошел, приготовив тесак.
За несколько минут мы разделались с контейнером. Стены были хрупкими и отваливались крупными кусками. После каждого удара приходилось отскакивать, чтобы не увязнуть в бурой массе, которая продолжала выползать.
Короб еще раз жалостно хрустнул, и последняя стена обрушилась, рассыпавшись на куски. Начинка растекалась по платформе блином, уходя в прорези. Я увидел внутри продолговатое тело знакомых очертаний, и прежде чем с него стекли остатки консерванта, я уже понял, что это такое.
Надежда перебралась через обломки контейнера, стерла ладонью бурое тесто с металлической поверхности.
– Ну вот… – тихо проговорила она. – Не зря мы надеялись.
Перед нами стоял истребитель – настоящая боевая машина, сохранившаяся настолько хорошо, что даже металл обшивки не потемнел, а продолжал сверкать.
Я сбегал к повозке, принес несколько кусков мешковины. Вдвоем мы начали протирать корпус, убирая следы бурой размазни. Она стиралась хорошо и не липла к рукам, поэтому через несколько минут истребитель стоял перед нами во всей своей красе. Мы ходили вокруг, прикасались к холодному металлу, заглядывали через стекло в кабину.
– Ты думаешь, он сможет летать? – спросил я.
– Думаю, сможет, – ответила девушка, и я понял – если не сможет сразу, то она его заставит. – Все это было рассчитано на очень долгое хранение. Практически на вечное. Потому что мы не могли позволить себе роскошь строить новые машины, если старые еще годятся для дела.
