Элли Каунди - Сплетенные судьбами

К тому времени, как Хантер возвращается в пещеру, все, кроме нас с Каем, уже спят. Я слушаю дыхание Кая, лежащего за Элаем. Здесь все так тесно прижаты друг к другу, что мне не составило бы труда протянуть руку и коснуться Кая, но я сдерживаюсь. Как странно, мы путешествуем вместе, и в то же время так далеки друг от друга. Я никак не могу забыть, что он натворил. И что натворила я. Ну, зачем я сортировала его тогда?

Я слышу, как Хантер устраивается напротив выхода, и думаю, лучше бы я не давала ему этот стих. Я не хотела причинить ему боль.

Если бы я умерла здесь, и было кому нацарапать эпитафию для меня на стене этой пещеры, я бы не знала, что хотела, чтобы он написал.

А что бы выбрал дедушка для своей эпитафии?

Не уходи безропотно во тьму

Или

Я надеюсь столкнуться лицом к лицу с Лоцманом у руля

Дедушка, который знал меня лучше, чем кто-либо еще, стал для меня загадкой.

И Кай тоже.

Неожиданно, я вспоминаю тот эпизод в кинотеатре, когда он изливал всю свою боль, о которой мы и понятия не имели, и когда мы смеялись, он плакал.

Я прикрываю глаза. Я люблю Кая. Но не понимаю его. Он не позволяет мне приблизиться к нему. Да, я тоже наделала кучу ошибок, но я так устала, преследуя его по всем ущельям, по равнинам, протягивая ему руку несколько раз, лишь бы принял ее. Возможно, именно это и является истинной причиной того, что он Отклоненный. Возможно, даже Общество не сумело предугадать его поступки.

Кто поставил лицо Кая на первое место в базе данных для подбора пар? Моя чиновница лгала, говоря, что она знала об этом. Но я решила, что теперь это не имеет никакого значения – я выбрала любить его, я выбрала найти его – но вопросы снова лезут в голову.

Кто мог это сделать? Я уже подумала на Патрика. На Аиду.

И вдруг другая мысль возникает, самая поразительная, неправдоподобная, но вполне возможная: мог ли это быть сам Кай?

Я понятия не имею, как бы ему удалось такое провернуть, но я ведь также не знаю, как Ксандер смог засунуть свои сообщения во внутренние отделения таблеток. Любовь делает невероятное правдоподобным и вполне осуществимым. Я пытаюсь вспомнить, что говорил Кай в Городке, когда мы общались на тему базы данных и той ошибки. Разве не сказал он, что неважно, кто вписал туда его имя, пока я буду продолжать любить его?

Я до сих пор не знаю всю историю его жизни.

Может быть, утаивание некоторых фактов из истории удерживает нас в безопасности. А полное знание ощущается как нечто слишком большое, чтобы вынести, будь это история об Обществе или о Восстании, или просто о каком-то человеке.

Не это ли чувствует Кай? Что никому не нужно знание целого? Что его правда – слишком тяжелая ноша?

Глава 43. Кай

Все остальные спят.

Если бы я собирался убежать, то сейчас самое время для этого.

Однажды Кассия сказала мне, что хотела сочинить для меня стихотворение. Написала ли она когда-нибудь хотя бы начало? А какие слова использовала для концовки?

Перед тем, как уснуть, она плакала. Я протянул руку и дотронулся до кончиков ее волос. Она ничего не заметила. Я не знал, как поступить. Слушать, как она плачет, было больно. Я почувствовал, как слезы текут и по моему лицу. А когда я случайно задел рукой лицо Элая, оно оказалось мокрым от слез. Мы все были просто раздавлены горем. Таким же глубоким, как стены ущелья.

Я постоянно видел своих родителей целующимися. Помню однажды, как отец только что вернулся домой из ущелий. Мама стояла, занимаясь рисованием. Он обнял ее, а она рассмеялась и прочертила полоску воды на его щеке, оставив блестящий след. Когда они поцеловались, мама обвила его руками, и кисточка упала на землю.

Отец поступил очень правильно, отправив ту страничку Маркхемам. Если бы он этого не сделал, Патрик мог бы никогда не узнать об архивистах, и не смог бы подсказать мне, как связаться с ними в Ории. И мы бы ни за что не получили тот старый скрайб, а я не научился сортировать и торговаться. И я не подарил бы Кассии то стихотворение на ее день рождения.

Я больше не могу ждать, нужно отметить уход моих родителей.

Осторожно, стараясь ни на кого не наступить, я нащупываю дорогу на выход из пещеры. У меня не занимает много времени, чтобы найти то, что лежало в рюкзаке – те краски, которые собрал для меня Элай. И кисточка. Мои пальцы сжимаются вокруг ее щетинок.

Я открываю баночки с красками и выставляю их в ряд. Вытягиваю руку, чтобы убедиться, что передо мной есть стена.

А затем окунаю кисть и делаю мазок над своей головой на стене пещеры. Чувствую, как брызги краски отскакивают мне на лицо.

В ожидании рассвета, я рисую мир, и родителей в центре его. Маму. Папу. Рисунок, где она наблюдает за восходом солнца. Рисунок, где он учит мальчика писать. Может быть, меня. Я не могу точно сказать в такой темноте.

Я рисую ручей Вика.

Наконец, я рисую Кассию.

Как много нам удается показать людям, которых мы любим?

Какие эпизоды моей жизни мне нужно раскрыть, вырезать и положить перед ней? Достаточно ли этого будет для того, чтобы она поняла, кем я являюсь?

Должен ли я сказать ей, что там, в Городке, я иногда завидовал и обижался на то, что был не таким, как все? Что я желал быть Ксандером или любым из тех мальчиков, которые могли продолжать ходить в школу, и которые в итоге могли иметь шанс быть Обрученными с нею?

Рассказать ли ей о той ночи, когда я повернулся спиной к остальным приманкам и взял с собой только Вика и Элая? Вика, потому что я знал – он поможет нам выжить, Элая – чтобы успокоить совесть.

Я должен сказать ей правду, но ведь я даже не говорил об этом с самим собой.

Руки начинают трястись.

В тот день, когда погибли родители, я был на плато, один. Я видел, как велся обстрел. И только потом побежал искать их. Это правда.

Когда я увидел первые тела, мне стало плохо. Меня вырвало. А потом я заметил, что некоторые выжили. Не люди, а предметы. Ботинок здесь. Целая, завернутая в фольгу порция еды там. Кисточка с чистой щетиной. Я поднял ее.

Теперь я вспомнил. О чем лгал самому себе все это время.

После того, как я подобрал кисть и огляделся кругом, и увидел своих мертвых родителей, лежащих на земле, я даже не попытался перенести их. Я не сжег тела.

Я увидел их и убежал.

Глава 44. Кассия

Я просыпаюсь первой. Лучик солнца пробивается через дверь пещеры, и я с удивлением гляжу на остальных, как же они еще не заметили яркого света и отсутствие дождя.

Оглядывая Кая и Элая и Хантера, я думаю о том, сколько же у них невидимых глазу ран. Сколько их можно насчитать на сердце, в мозгу, в костях? Как мы еще держимся? Удивляюсь я. Что дает нам силы двигаться дальше?

Когда я выхожу из пещеры, небо ослепляет меня. Я поднимаю руку и прикрываю глаза от солнца в таком же жесте, как это делал Кай. А когда снова опускаю руку, на секунду думаю, что оставила след от большого пальца, отпечаток из волнистых темных линий, запачкавших небо. Затем след начинает двигаться и изменяться, и я понимаю, что это не витки моих пальцев, а кружащая стая птиц, крохотных, летящих высоко над землей. Я смеюсь над своей наивностью, думая, что могла оставить отпечаток на небе.

Когда я разворачиваюсь, чтобы разбудить остальных, дыхание резко перехватывает.

Пока мы спали, он рисовал. Быстрыми, легкими мазками; в спешке разбрызгивая краску.

Он покрыл заднюю стену пещеры реками звезд. Он создал мир скал, деревьев и холмов. Он нарисовал и ручей, неподвижный и стремительный одновременно, с отпечатками следов по берегам. И могилу, отмеченную надгробным камнем в форме рыбы, чья чешуя не в состоянии отразить солнечный свет.

А в центре он нарисовал своих родителей.

Рисуя в темноте, он не мог видеть. Сюжеты смешиваются и наползают один на другой. Цвета иногда необычны. Зеленое небо, голубые камни. И я, стоящая там же в платье.

Его он раскрасил красным цветом.

Глава 45. Кай

Солнце так накаляет лодку, что до нее невозможно дотронуться. Мои руки покраснели, и я надеюсь, что она ничего не заметит. Я больше не хочу вспоминать о том дне, когда она сортировала меня. Что сделано, то сделано. Нужно двигаться дальше.

Я надеюсь, что она думает так же, только не спрашиваю у нее об этом. Во-первых, потому что я просто не могу, – мы все идем, растянувшись цепочкой по узкой тропинке, и каждый может услышать – а, во-вторых, я слишком устал, чтобы подбирать слова. Кассия, Инди и Элай помогают нам с Хантером нести наш груз, но мои мышцы все равно горят и ноют.

Солнце медленно плывет по небу, а на горизонте кучкуются облака.

Я даже не знаю, что было бы лучше для нас – жара или дождь. Дождь затруднит движение, но зато смоет все следы. Теперь мы балансируем на другой тонкой линии для того, чтобы выжить. Но я сделал все от меня зависящее, чтобы быть уверенным, что Кассия идет по правильной стороне этой линии. Для этого и нужна лодка.