Вероника Рот - Преданная
Присматриваюсь к шнурку на его шее. Всегда думал, что он черного цвета, но теперь я вижу, что на самом деле, он — зеленый, то есть цвета форменной одежды вспомогательного персонала.
— Ее очень сильно избили, но один из нападавших оказался сыном члена Совета. Он утверждал, что нападение спровоцировали, и это стало для них достаточным оправданием. Они все отделались общественными работами. Но я догадывался, что на самом деле произошло. Я знал, что они позволяют себе такое потому, что уверены, что «ГП» — не полноценные люди, а что-то вроде зверей.
Мурашки пробегают у меня по спине.
— А что…
— Что случилось с ней? — смотрит на меня Мэтью. — Она умерла через год во время хирургической операции, которая потребовалась, чтобы исправить последствия травм. Такой несчастный случай — инфекция. В день ее смерти я начал помогать Ните. Впрочем, я не думал, что ее недавний план был удачной идеей, и поэтому не поддержал его. Но я решил ей не мешать.
Я перебираю в голове различные фразы сочувствия, которые полагается говорить в таких случаях, но все они кажутся глупыми и бессмысленными. Поэтому мы просто молчим. Тишина как будто придает смысл трагедии. Слова побуждают к тому, чтобы как можно скорее все забыть и начать жить дальше.
— Знаю, — говорит Мэтью, — по мне не скажешь, но я их ненавижу.
Его челюсти крепко сжаты. Он никогда не казался мне добродушным человеком, но и не производил впечатление холодного и безжалостного. Сейчас он именно такой. Он прямо вмерз в лед, а каждый его выдох — как дуновение морозного ветра.
— Я бы добровольно пошел на смерть вместо Калеба, но я мечтаю увидеть, как они будут страдать от последствий. Я хочу посмотреть, как они будут метаться после инъекции сыворотки памяти.
— Это будет адекватное наказание, — заявляю я.
— Гораздо более адекватное, чем смерть, — кивает Мэтью. — К тому же я не убийца.
Чувствую себя как-то неловко. Редко когда сталкиваешься с реальной стороной человека, спрятанной за маской, а когда такое случается, становится не по себе.
— Жаль, что с Юрайей так вышло, — говорит он. — Оставляю вас одних.
Он снова сует руки в карманы и, насвистывая, идет дальше по коридору.
43. Трис
Чрезвычайное заседание Совета посвящено тому же самому: подтверждению, что вирусы будут ночью сброшены над городами. Уточняется количество задействованных самолетов и расписание полетов. Перекидываемся парой слов с Дэвидом после окончания заседания, и я выскальзываю за дверь, пока остальные еще потягивают кофе, быстро возвращаюсь в отель.
Мы с Тобиасом уходим в зимний сад атриума и проводим там некоторое время, болтая, целуясь и разглядывая самые диковинные растения. Создается иллюзия, что мы, как самые обычные влюбленные, которые ходят на свидания, болтают о всяких мелочах и смеются. У нас с ним почти ничего этого не было. Большую часть времени мы метались от одной опасности к другой. А сейчас приближается «перезагрузка». Мы сделаем все, что в наших силах. А потом мы узнаем, подходим ли мы для обычной спокойной жизни так же, как подходим друг другу в борьбе.
Но нам пора прощаться. Я стою на более высокой ступеньке, ведущей в атриум, он — на нижней.
— Мне не нравится, что я не смогу быть с тобой сегодня вечером, — шепчет он. — Не хочется бросать тебя в одиночестве.
— Думаешь, что я не справлюсь? — по привычке защищаюсь я.
— Конечно, нет, — он прикасается рукой к моему лицу, упирается в мой лоб своим. — Я буду скучать.
— Нам придется разбежаться в разные стороны. На время. Совсем ненадолго. До того, как… ну, ты понимаешь.
— Да. — Он закрывает глаза. — Не могу дождаться завтрашнего дня, когда вернусь.
— И я, — отвечаю я и целую его.
Его руки касаются моих щек, затем плеч, потом он нежно гладит меня по спине. Его теплые пальцы настойчиво пробираются под мою рубашку. На меня обрушивается целая лавина разных ощущений: вкус его губ, прикосновение его бархатистой кожи, оранжевый свет, пробивающийся через закрытые мои веки, запах зелени, цветов… Когда мы отрываемся друг от друга, я вижу в его глазах светло-голубую стрелу, и мне кажется, что именно она хранит меня от опасностей.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — произносит он. — До скорой встречи.
Мы покидаем атриум. Замираю в луче закатного солнца, пока оно окончательно не исчезает. Теперь я должна быть с моим братом.
44. Тобиас
Перед тем, как встретиться с Амаром и Джорджем, решаю просмотреть мониторы в диспетчерской. Эвелин, вместе со своими бесфракционниками, засела в штаб-квартире эрудитов, они склонились над картой города. Маркус и Джоанна совещаются в здании на Мичиган-авеню, к северу от Хэнкок-болдинг. Надеюсь, что они оттуда никуда не уйдут.
Амар дал нам чуть больше часа, чтобы найти семью Юрайи. Поэтому у меня будет время либо на отца, либо на мать. Снежные хлопья кружатся на ветру по мостовой. Джордж протягивает мне пистолет.
— В городе опасно, — говорит он. — Верные разбушевались.
Беру пушку, даже не взглянув на нее.
— Все знакомы с планом? — спрашивает Джордж. — Я собираюсь следить за вашим продвижением из малой диспетчерской. Может, мне удастся вам помочь, несмотря на снегопад.
— А где будут другие охранники?
— Кто их знает? — подмигивает мне Джордж. — Я освободил их от дежурства. Никто не заметит, что одного пикапа нет.
— Мы прорвемся нормально, обещаю, — улыбается Амар.
Джордж пожимает руку Амару и делает нам знак выходить. Пока остальные направляются за Амаром к машине, я хватаю Джорджа за плечо. Тот удивленно смотрит на меня:
— Не спрашивай ничего, — торопливо говорю я. — Просто попроси Мэтью сделать тебе прививку? И поскорее.
Джордж только моргает.
— Давай, — подгоняю его я.
Снежинки падают мне на волосы, при каждом выдохе изо рта вырывается облачко пара. Кристина как бы случайно наталкивается на меня у самого автомобиля и незаметно опускает мне что-то в карман. Флакон. Забираясь на пассажирское сиденье, ловлю на себе взгляд Питера. Я до сих пор не понял, почему он стремится сопровождать нас, но уверен, что за ним нужно присматривать. Внутри тепло, и скоро наша одежда покрывается каплями воды.
— Нам повезло, — заявляет Амар и вручает мне стеклянный экран с яркими путаными линиями.
Всматриваюсь в картинку и понимаю, что это улицы, а самая яркая линия — наш путь.
— Машина укомплектована навигатором, — поясняет он.
— А разве нельзя просто держать курс на самые высокие здания города?
— Нельзя просто взять и поехать в город, — кривится Амар, — надо пробираться туда незаметно. Так что заткнись, парень.
Нахожу на экране синюю точку, отмечающую наше положение. Пикап трогается с места, снег падает так густо, что видимость ограничивается несколькими футами. Здания, мимо которых мы проезжаем, выглядят безжизненными. Амар ведет быстро, очевидно надеясь, что вес нашей машины не даст ему перевернуться. Наконец, сквозь метель показываются огни города. А я и забыл, как близко он расположен от нас.
— Не верил, что мы вернемся сюда, — ни к кому не обращаясь, бормочет Питер.
— Я тоже, — говорю я, и это абсолютная правда.
Война, которую Бюро намеревается объявить горожанам, почти началась. Они могли бы помочь нашим захиревшим фракциям, но они позволили всему развалиться и умереть. Только сейчас они намерены вмешаться и сохранить «генетический материал».
Нас трясет, когда Амар переезжает через рельсы, держась в тени высокой бетонной стены справа от нас. В зеркало заднего обзора я вижу Кристину. Она нервно дергает коленкой. Я так и не решил, чью память собираюсь стереть: Маркуса или Эвелин? Обычно в таких случаях я принимаю наименее эгоистичное решение, но тут такой случай, когда любой выбор затрагивает меня напрямую.
«Перезагрузить» Маркуса значит стереть человека, которого боюсь и ненавижу больше всего на свете, и освободиться, наконец, от его влияния. «Перезагружу» Эвелин — превращу ее в новую заботливую мать. В общем, я в выигрыше. Но что будет лучше для города? Уже не знаю.
Подставляю руки под вентиляционные отверстия, чтобы немного согреться. Амар ведет машину вдоль путей. Проезжаем мимо заброшенного вагона, который мы видели на пути сюда, свет фар отражается от его серебристых панелей.
Амар спокойно едет, будто никакой границы не существует. Впрочем, полагаю, для него она действительно со временем исчезла, по мере того как сам он все больше привыкал к новому миру. А мне чудится, что возвращаемся из правды в ложь, из взрослой жизни — в детство. Смотрю, как стекло и металл зданий постепенно превращаются в пустые поля. Снег продолжает идти, и я едва различаю впереди силуэты зданий.
— Где Зик? — спрашивает Амар.
