20 секунд - Кирилл Андреевич Кузин
Лёня исподлобья взглянул в сторону жертв грабежа. Но посмотрел мимо них. Его глаза отвлеклись на черную тень, прошмыгнувшую по лестнице дома на веранду. Оттуда теперь на происходящее внимательно наблюдало два жёлтых огонька.
— Знаете, мы и правда могли бы с вами кое-чем поделиться…
Все, как один, уставились на Лёшу. Его лицо скрывалось в темноте, хотя он стоял на самой границе света и ночи.
Ни мужчина, ни женщина не проронили ни слова. Владислав обнимал за плечи жену, а та всхлипывала, не в силах обуздать эмоции. Их сын сидел под защитой родителей. Он молча переводил детский суровый взгляд с Лёши на Лёню и обратно, перестав дрожать.
Пауза затягивалась. Её нарушали только далёкие разрывы снарядов и еле слышное гудение фронта.
— Что, никто не хочет узнать, о чём моё предложение?
В этом вопросе скрывалась не только злоба, но и ощущение превосходства из-за возможности вершить чужие судьбы. Он точно скалился своими кривыми зубами, и Лёня красочно представил это обезображенное лицо, замышлявшее нечто коварное.
— Ладно. Скажу так. Мы можем поделиться с вами частью еды. Но взамен мы уединимся с вашей женой в этом красивом доме…
Ему никто не дал договорить. Внезапно с разных сторон послышались возгласы.
— Лёша. Замолчи! С них и так хватит! — это Милена решила наконец-то присоединиться к сцене. — Иначе уже я не сдержусь.
— Урод! Я тебя сейчас уничтожу! — мужчина резко поднялся и теперь тыкал пальцем в силуэт наглеца.
— Да отвалите вы от нас! Забирайте еду и валите! Нам ничего не надо! — кричала в темноту женщина, стоя рядом с сыном.
Она быстро поднялась на ноги и теперь готовилась защищаться.
Лёня и Егор промолчали. Пока они обдумывали то, как им поступить, обстановка накалялась. И перепалка грозила перерасти в кровавую стычку. Теперь Лёня не особо хотел, чтобы дошло до драки. Отвечающие за это чувства в мгновение остыли.
Лёше даже пришлось отступить на шаг и замахнуться своим импровизированным оружием из куска трубы, чтобы немного успокоить пыл уязвлённого мужа. Женщина же вдруг потянулась к ушам, что-то выделывая у мочек пальцами. Ей не сразу удалось задуманное, но она выставила руку вперёд, а на ней лежали две золотые серёжки. Их крепления не блестели в свете фонаря от бордовой крови на них.
— Берите! Возьмите! Только отстаньте от нас! Уйдите! Уйдите!
Женщина металась от одного подростка к другому, не подходя к ним близко, но предлагая каждому ювелирное изделие. По её мочкам тонкими струйками стекала кровь, почти сразу сворачивавшаяся на холоде. Муж пытался обнять её, но жена яростно вырывалась.
— Заберите и валите! Что же вы не берёте, а?
В тот момент, когда она вновь гневно протянула руку к Лёне, тот не выдержал.
— Хватит!
После его отмашки, серёжки взмыли в воздух, и по дуге упали в снег в стороне от происходящего. Злоба на себя, на Лёшу, на войну, на людей, развязавшую её, на счастье чужих людей, имевших близких, выплеснулась через край. «К чёрту, мы уходим.»
Но большего он сделать не успел. Остальное произошло за секунду.
— Не трогай её!
Лёня только успел увидеть дуло, смотрящее прямо в него. Чёрная сталь резко дёрнулась. Раздался звук лопнувшего пакета с воздухом. Только очень сильный. Заложивший уши. Тонкий писк и звон влетели в голову парня. Они дезориентировали, убивали посторонние звуки, сужая известный мир до одной точки. И тут же что-то ударило парня в грудь.
Кажется, послышался новый хлопок. Вдалеке кто-то закричал, продираясь через писк в голове. Потом и этот приглушённый крик пропал в ещё одном хлопке.
Лёня стоял на месте, не в состоянии отделить звуки в голове друг от друга, или хотя бы разобрать какой-то один из них. Он смотрел на чёрную сталь в руке у мужчины. Лёгкий дымок тянулся из дула пистолета. Женщина сидела на корточках, одной рукой прижимая к себе ребёнка, а другую приложив к уху. Её муж без движения стоял на широко расставленных ногах недвижимым колоссом, сжимая левой рукой пистолет. Он смотрел на силуэт Лёши, падавший на снежный наст от прямых попаданий в грудь. Падал он почему-то слишком медленно, как в компьютерной игре. И времени как будто хватало взглянуть на себя самого до окончания этого падения. Лёня наклонил голову и обнаружил дыру в старой куртке. Из неё выходил слегка заметный белый пар. Он судорожно искал молнию на куртке. В грудине жгло. Ноябрьский холод отступил. Почему-то стало невыносимо жарко, а на лбу моментально выступила сетка испарины. С трудом Лёня отыскал собачку молнии и резко потянул её вниз. В сером свитере также зияла дыра. А из неё что-то сочилось наружу. Парень потрогал дыру указательным пальцем. Почувствовал только обжигающую боль и что-то липкое. В свете фонаря он рассмотрел палец. Верно, кровь.
Лёню затрясло. Жар завладел всем телом, а не только огнестрельной раной, из которой как будто пахло палёной плотью. Он поднял взгляд на стрелка. Тот продолжал стоять напротив в паре шагов от парня, что-то спрашивая. Звон мешал разобрать слова. А Лёня не умел читать по губам.
Женщина и ребёнок уже бежали к дому по нетронутому белому ковру, оставляя на нём некрасивые длинные следы. Ни Милены, ни Егора рядом не обнаружилось.
Всё как-то пошло не так. Не туда. Очень глупо. В глазах же Владислава читался не только страх, но и твёрдое убеждение в том, что он поступил так, как подобало. Он всё еще наставлял пистолет на Лёню, а тот смотрел прямо в дуло, и видел портал, засасывавший его. Туда он и провалился.
Внезапно ноги подкосились, и Лёня ничком грохнулся на спину, ударившись затылком об асфальт. Но боль почувствовалась не сильно, как будто обитала где-то далеко. Она сконцентрировалась по большей части в груди и не собиралась покидать её. Парень повернул голову влево. Странно, его щека не чувствовала снега под ней, колкой прохлады и покалывания. Как, наверное, уже ничего не чувствовал и Лёша. Его тело без движения лежало в стороне. Лёня провёл тыльной стороной ладони по снегу. Ничего.
Паника наконец накатила волной, закружив и подавив остальные эмоции. Осталась лишь она, звон в голове и горящая дыра в груди. Мысли рождались и тут же умирали. Перед этим путались между собой, завязываясь в узлы и уходя ко дну. О чём можно было сейчас думать? Лёня не мог ничего на это ответить. Он судорожно пытался взять себя под контроль, но ни его голова, ни его тело больше не слушались хозяина. Он