20 секунд - Кирилл Андреевич Кузин

Кирилл Кузин

20 секунд

Снежный кристаллик нежно коснулся кончика носа, мгновенно растаяв. Нос зачесался, а из глубины носоглотки вплотную подступило желание чихнуть. Но Лёня утерся грязным рукавом видавшей лучшую жизнь куртки. А затем и смачно сплюнул.

Остальные снежинки рассосредоточились подальше друг от друга, плавно выпадая из ночного неба. Холодный воздух поддерживал их, не давая расплавиться в полёте. Он также забирался под куртку, дотрагиваясь до боков и живота, раздражая своей навязчивостью, заставляя содрогаться. Ведь лица ему не хватало для потех. Лёня бы не чувствовал своих щёк и носа, но на помощь пришла бутылка прозрачной водки, найденной в одном из пустующих домов. Эта бутылка оставалась холодной, переходя из рук в руки, но жидкость внутри нее, с трудом затекая в горло, бодрила и подогревала изнутри. Градус позволял голове оставаться горячей, а вот живот и бока пока что вовсю бились с прохладой, ещё не достигнув окончательной победы.

Лёня плотнее прижался спиной к Милене. Так они согревались в позднюю ноябрьскую ночь: алкоголем и теплом ближнего. Остальные пока не участвовали в обогреве. Лёня нехотя повернул голову вправо. Там, на горе мусора, бывшего некогда чьим-то комодом, стоял Лёша, глотнувший минуту назад водки для тепла. Привстав на цыпочки, он глядел за стену в сторону города, сложив ладони наподобие бинокля. Егор пока не вернулся из похода в туалет в соседнюю комнату.

Тепло женского тела, пусть и чувствовавшееся не напрямую, а через две дырявые куртки и ветхое бельё, грело лучше всего. Близость девушки, забравшей бутылку себе вместе с мимолетным прикосновением к пальцу Лёни, немного заводила, несмотря на погоду. Хотелось прямо здесь придаться приятному действу, как часто происходило в их компании, но ночь прямо задавала вопрос: надо ли? И, к тому же, само окружение не располагало к сексу.

Ребята расположились в недавно разбомбленном доме. Его крыша сгорела дотла. В принципе, как и наполнение под ней. В черте выстоявших кирпичных стен остались разломанные части гарнитура, недогоревшие внутренности дома и несколько обуглившихся тел в дальних комнатах. В воздухе до сих пор стоял противный запах гари. Он витал вокруг, оседая на стенках горла и ноздрей. Казалось, что чем дольше ребята здесь находились, тем больший слой черноты они накапливали внутри себя. Этот запах старался выпроводить гостей из дома, но они пока никуда не собирались. Егор тихо зашёл в комнату. Его силуэт на секунду появился в проеме, а затем растворился в ночи, вскоре обнаружившись рядом с Лёней и Миленой. Бутылка продолжила свой путь. И вместе с горечью алкоголя на языке оседала гарь. Будто кто-то распылил вокруг черный уголь. Он таял на языке вместе со снегом, но не полностью, скрепя остатком на зубах. Окружение дарило лишь ощущение тревоги. Уже некоторое время на входе в гостиную за компанией следили два желтых глаза. Лёня часто бросал туда взгляд, ожидая, что огонёчки пропадут. Но нет. Чёрная кошка сидела на одном месте, светя глазами прямо в парня. Ему казалось, что сама ночь следит за ним. От этого мурашки бежали по телу не только от прохлады, но и от плохих мыслей, вызванных столь пристальным вниманием. И пока Лёня не бросил в сторону кошки уголёк, та не собиралась сходить с поста. Только после его краткого шипения и взмаха руки, кошка ретировалась. Вся компания обернулась на Лёню, а затем раздался звук ударившегося о стену уголька. Лёша приложил палец к губам и вернулся к обозрению окрестностей.

Вокруг стояла непроглядная тьма, спрятавшаяся вместе с ребятами в руинах. Она затекла сюда с последними лучами солнца, идеально обступая трапецию светового пятна от уличного фонаря, горевшего перед домом. Свет лежал на полу, вытесняя тьму в углы обуглившейся комнаты. Лёня несколько минут безотрывно смотрел на пятно со своего насиженного места, представляя себе, что на самом деле сейчас зазвучит звонок в дверь, дом придёт в движение, внутри него загорится свет и к радушным хозяевам зайдут милые гости. Да не с пустыми руками — с целым тортом. Шоколадным. Заиграет музыка, раздастся смех. Люди будут танцевать, не стесняясь своих неловких движений, будут веселиться, как никогда.

Но в ночи музыка не смела играть. Оттуда, куда всматривался Лёша, доносились совсем не мелодичные звуки. Они казались партией барабанщика, вдрызг пьяного, бьющего без разбора по множеству мембран, только бы его слышали соседи. И звуки долетали сюда с трудом, уже утратившие силу. Они с глухим стуком прилетали в стены и шлепались на землю, шипя эхом. Иногда издали доносились отзвуки вибрирующей жести или упавшей железной бочки. А порой что-то протяжно и монотонно жужжало. Раскаты грома доходили сюда изрядно уставшими, но всё равно устрашающими. Лёня встречал людей, на слух определявших какая теперь бомба взорвалась на линии фронта.

Прохлада не позволяла Лёне встать и присоединиться к Лёше. Двигаться совершенно не хотелось. Алкоголь не полностью отогрел одеревеневшее тело. А картина в стороне, куда смотрел Лёша, не менялась уже очень давно. Вот уже несколько месяцев ночь с северной стороны света на всем протяжении горизонта окрашивалась в ярко-рыжее зарево пожаров и взрывов. На его фоне тёмный город казался частью ночи, не сдавшейся огню. Однако в бинокль иногда можно было разглядеть в замерших высотных домах редкие проблески оконной жизни. Кто-то зажигал электричество в квартире. Или свечи, чтобы собрать при свете осколки довоенной жизни. Но подобные попытки обычно быстро пресекались яростным воем сирен и гудением ночных насекомых в небе. Они гудели то сильнее, то слабее, выявляя цели для поражения с воздуха. Поэтому город вновь погружался сначала в тьму, а затем в пожары.

Рука Милены не сразу отыскала руку Лёни, чтобы сомкнуть их в замок. От контакта лицо парня расплылось в улыбке. Он всё никак не мог привыкнуть к жизни, полной фатализма и опасностей, спонтанного проявления чувств и желаний. Когда их еще проявлять, если не сейчас? Если каждое мгновение имеет возможность стать последним воспоминанием? И вот такие моменты мягко напоминали, что кроме сложностей остаются и простые радости жизни.

Они без движения сидели втроем, не пытаясь заговорить. Никто не желал нарушить находящееся вокруг относительное спокойствие. Район, в который ребята проникли, даже в условиях близкого фронта охранялся по периметру, дабы беженцы не беспокоили местных жителей верхнего слоя среднего класса. Именно здесь горели редкие фонари, хоть как-то освещая низкие домики с живыми изгородями, умирающим в преддверии зимы. Они казались покинутыми,