Паромщик - Джастин Кронин

Был ли у меня выбор? В морге лежал труп. Я понимал, что дешево отделался.

Я взял ручку и расписался везде, где стояли стрелочки.

Набиль торопливо убрал бумаги в портфель и выразительно щелкнул замком. В проеме двери появились двое охранников.

– Эймос, зачем этот цирк? Я что, не могу покинуть здание самостоятельно? Или вы думаете, что я начну все крушить?

– Проктор, существуют правила. – (Я не подозревал о существовании правил, касавшихся выдворения убийцы из присутственного места.) – Да, вот еще что. Пожалуйста, сдайте документы.

Это когда-нибудь кончится?

Я швырнул их на кофейный столик.

– Личные вещи собирать не надо, – сказал Эймос. – Мы их отправим с посыльным.

– Оставьте себе. Плевать мне на это барахло.

Отнюдь не все из того, что находилось в моем кабинете, теперь уже бывшем, было барахлом, но пусть.

– Проктор, мне жаль, что все закончилось вот так.

– Эймос, не надо лишних слов.

Я вышел. Уна стояла возле своего стола с глубоко несчастным видом.

– Ох, директор Беннет…

Она не договорила. В ее глазах блестели слезы. Мы обнялись – в первый раз за все то время, что работали вместе, и, надо думать, в последний.

– Нет больше директора Беннета. Теперь я Проктор, – сказал я. – Просто Проктор.

Вот так и кончилось мое директорство. За стенами помещений Шестого округа было тихо, как в доме, где все улеглись спать.

– Идемте, ребята, – сказал я охранникам.

Я впервые узнал, что от моего кабинета (еще раз: бывшего) до улицы – ровно сто восемьдесят шесть шагов.

Вопрос для размышления: на что человеку потратить целый день, когда еще нет девяти часов утра, а его прежняя жизнь перестала существовать?

Позвонить жене, чтобы вдоволь наораться и наскулиться в трубку? Отправиться в бар и мучить посетителей сетованиями на судьбу? Сесть на морском берегу, созерцать воду и думать о вечности?

Мой организм выбрал четвертый вариант: меня начало выворачивать в мусорный контейнер.

Внутри меня что-то прорвалось. Три раза подряд я исторгал свой скудный завтрак на брошенные в контейнер мятые газеты, бумажные кофейные чашки, сплющенные куски жевательной резинки и мешки с собачьим дерьмом, лежавшие на дне. Прохожие косились на меня. Ничего удивительного. Уродство притягивает не меньше, чем красота. Разве можно пройти мимо отталкивающего зрелища и хотя бы мельком не взглянуть на чужой позор? Когда рвотные позывы стихли, я взялся за стенки контейнера и выпрямился.

– Ну что глаза вылупили?

Мой вопрос наотмашь ударил по испуганному лицу пожилой женщины, выгуливавшей пушистую собачонку. Женщина в ужасе смотрела на меня.

– Проваливайте отсюда! – рявкнул я.

Ее как ветром сдуло. Во рту сохранялся вкус блевотины. С лица капал пот. Я осмотрел галстук, пиджак и носки ботинок. К счастью, одежда и обувь не пострадали.

Я пересек улицу и ступил на лужайку. Роскошная зелень, безупречно подстриженные деревья, живые изгороди, кусты в виде животных и птиц, цветочные клумбы – все это вдруг показалось смешным, частью какой-то большой космической шутки. Бродя по дорожкам, я не знал, куда отправиться. Разумнее всего было бы вернуться домой, но я лишился служебной машины, а к поездке на автобусе мое состояние совсем не располагало. Мелькнула мысль – не ворваться ли в кабинет Каллисты? – и тут же погасла. Довольно с меня унижения, пережитого на теперь уже бывшей работе. Следом явилась другая мысль: Элиза уже знает. Узнав о моем «добровольном» увольнении, Каллиста вполне могла позвонить дочери, тем более если знала, где та находится. «Дом принадлежит другу моих родителей. Вряд ли ты встречал этого человека и его жену».

Мне требовалось тихое, уединенное место, где я смог бы привести себя в порядок и собраться с мыслями. Галерея Тии находилась в пяти кварталах. Вряд ли она обрадуется моему внезапному приходу, подумал я, но других вариантов у меня не было.

Запертая дверь еще ни о чем не говорила; внутри горел свет. Я постучался в стеклянную дверь – никто не откликался – и наконец увидел кнопку звонка. Тия открыла почти сразу.

– Какой приятный сюрприз! – сказала она и тут же перестала улыбаться. – Выглядишь ты…

– Жутко. Сам знаю. Ты не против, если я войду? Мне нужно умыться и прополоскать рот.

Она молча окинула меня взглядом.

– Конечно. Входи.

Меня встретил прохладный, сухой воздух. Я мельком взглянул на картины, развешенные по стенам: океанские волны, пейзажи, уличные музыканты. Видя мое лицо, Тия скорчила гримасу:

– Я тебе говорила.

– Кто все это намалевал?

– Люди, у которых есть краски и избыток свободного времени. Идем в мой кабинет. Оттуда пройдешь в туалет.

Письменный стол Тии был завален бумагами. Вдоль стен громоздились ящики. Отгороженный уголок служил кухней. Я поспешил в туалет, где снял пиджак и рубашку. Смочив холодной водой полотенце, я провел им по лицу и груди. Мое отражение в зеркале выглядело ужасно. Кожа почти утратила естественный цвет, глаза глубоко ввалились. Об их выражении лучше было не говорить. Я обнаружил в аптечке флакон с жидкостью для полоскания рта и воспользовался им, затем умылся холодной водой. Стало легче, но я по-прежнему выглядел страшновато.

– Тебе лучше? – спросила Тия, когда я вышел из туалета.

– Немного.

Как все это отличалось от вчерашнего дня!

– Могу приготовить чай.

– Чай будет очень кстати.

Тия пошла ставить чайник. Я уселся на стул возле ее стола.

– Расскажешь, что с тобой стряслось?

– Меня уволили.

– Проктор, какой ужас! – воскликнула она, побледнев.

– Хочешь посмеяться? Я сам подумывал об увольнении. Казалось бы, мне помогли. Но от этого не легче.

Тия прошла на кухоньку, где свистел закипевший чайник, положила в кружки пакетики, наполнила их кипятком и отнесла на стол.

– Молока принести? Сахар нужен? – спросила она.

– То и другое. Спасибо, – промямлил я.

Я поднял чашку дрожащей рукой и подул на чай. Тия села напротив меня.

– Если хочешь, давай поговорим об этом.

– Вообще-то, я не имею права.

– Почему?

– Меня заставили дать подписку о неразглашении. «Все это – стандартная процедура, директор Беннет», – произнес я, подражая голосу Набиля и рисуя в воздухе кавычки. – В обмен на молчание мне пообещали не возбуждать уголовного дела.

– Неужели все так серьезно?

– Они по-своему правы. Мне нечего возразить. По их словам, я убил человека. Того охранника на причале.

Я ждал, что мои слова испугают ее. Еще бы: у нее в кабинете сидит убийца и попивает чай! Однако на Тию это не произвело никакого впечатлении.

– Почему-то тебя это не удивляет.

– Почему же? Удивляет. Я просто не могу свести концы с концами.

– Мне сказали, что, когда я разжал руку