Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!
Я набрал в грудь воздуху, сделал шаг вперед и взял протянутую руку Чешира. Сухая, сильная и до того жаркая — прямо обжигает. Я едва не шарахнулся. Ах да, у летателей же ускоренный метаболизм. Неужели и Томас будет пылать таким же жаром?
Мостик явственнее проступил из тумана. Он оказался длиннее, чем я ожидал, и к тому же был не прямым, а каким-то зигзагообразным. Я шел, но ноги у меня подгибались. Если бы не поддержка Чешира, я бы давно споткнулся и рухнул вниз.
Да, конечно, пронеслось у меня в голове, именно так он и поступил с Пери. Силком затащил девочку сюда, и получил свое — здесь, над бездной, хрупкая и длинноногая, она ослабла в его железной хватке, и аквамариновые крылья Чешира окутали ее, и сумерки опускались на серебряный мостик.
Чешир вел меня на середину мостика. Нас накрыло облаком и вокруг заплавали серые влажные клочья тумана. Ветер сносил их вниз, вниз, и я старался не смотреть, как они уплывают в пропасть.
— Мне необходимо знать, можно ли вам доверять. — Чешир перехватил меня уже не за руку, за плечо, стиснул пальцы — я едва не дернулся от боли. Вместо ровного сдержанного голоса — настоящий рык, полный ярости. — Вы ведь уже передали дело в полицию? Не сметь отпираться! Говорите правду!
Я посмотрел ему в лицо. Я и раньше догадывался, что Чешир установил за мной слежку, но только теперь, когда было слишком поздно, догадался, зачем он завлек меня сюда, да еще один на один. Для допроса! Видит, что я не в себе от высоты, и будет держать здесь насильно, пытать, пока не вытрясет правду. И дурак же ты, Фоулер. Сам отнюдь не святая невинность по части методов допроса, мог бы смекнуть, нутром почуять подвох, — так нет же, прошляпил. В бытность свою полицейским я неоднократно воочию убеждался, как быстро, порой мгновенно, деловитая беседа переходит в драку. Но когда работаешь в частном сыске, уловить такие тонкости заранее и уберечься гораздо сложнее. Когда именно Чешир решил, что я представляю для него угрозу? Когда мы превратились из клиента и сыщика в охотника и жертву? Наверно, все время колебались на этой грани — вот, например, в ту ночь, когда я спугнул Хищника благодаря Плюшу.
— Разумеется, вы можете вполне мне доверить… и положиться на меня, — выдавил я. «Он знает, что я лгу…Знает, что лгу!» — отчаянно стучало у меня в сознании в такт бешеному стуку сердца. Я изо всех сил старался не смотреть вниз, но боковым зрением все равно видел металлические конструкции опор, и мне казалось, что они поджидают меня, как паутина — муху, и хищно шевелятся, хотя на самом деле это плыли у нас под ногами клочья облаков. Я готов был сознаться в чем угодно, лишь бы Чешир отпустил меня подобру-поздорову. — Слушайте, не сообщал я в полицию! Попросил помочь старого дружка. Вот и все. Если бы я обратился в полицию, они бы уже давно до вас добрались. Так что все чисто. Я не вру.
Чешир сверлил меня глазами. Он надвинулся на меня и его горячее дыхание обжигало мне лицо. Пальцы впились мне в плечо стальными клещами, больно было адски, но я не шелохнулся — дергаться сейчас чистое безумие, самоубийство.
И тут у меня в кармане зажужжала инфокарта. Спасибо тебе, Боже! Сейчас я предъявлю Чеширу веское доказательство, что не лгу, и он выпустит меня отсюда живым и невредимым.
— Есть новости, — выдохнул я. — Здесь говорить не буду. Не могу. Насчет Хьюго. Срочные. — Длинные фразы мне уже не давались, я задыхался.
— Что? — спросил Чешир.
— Сначала уйдем с этого моста.
Чешир еще секунду-другую ел меня глазами, потом схватил за руку и повел, но не назад, а вперед! Из облачного тумана проступила прозрачная коробка — не лифт, а комната, в которую упирался мостик. Она висела над бездной, словно цветочный бутон на стебле. Час от часу не легче, но все-таки уже не так жутко. Едва переступив порог, я отошел как можно дальше от двери, извлек инфокарту и с облегчением вздохнул. Сообщение от Жанин! Наконец-то!
— Пришло доказательство. — Я помахал инфокартой перед носом у Чешира. Меня все еще колотило от пережитого ужаса и боли. — Пери держит путь в Город, Хьюго с ней, все согласно нашему уговору. Может, теперь перестанете за мной шпионить? Может, теперь поверите на слово?
Чешир, будто и не слышал последней фразы, ловко выхватил у меня инфокарту. Его счастье, что я врезал ему по надменной морде за эту сцену на мостике. Честно говоря, уже хотелось накостылять этому крылатому ублюдку как следует, до крови.
Впрочем, Чешир, едва прочитав сообщение, тотчас вернул инфокарту, и лицо его озарилось таким безудержным ликованием, что частичка этой радости передалась и мне, и теперь я был в смешанных чувствах. Я только что пережил резкий перепад — от смертельного ужаса к гневу, а затем облегчение, — и был опустошен. Иначе, наверно, мне стало бы неловко — оказаться свидетелем столь неприкрытого проявления отцовской любви, как ни крути, эмоции интимной. Ведь Чешир к тому же всегда держал себя в руках, а тут — прямо весь лучится, и весь мир ему лучший друг. Подумать только, и он же только что рычал от ярости и готов был сбросить меня в бездну.
— Прекрасные новости, — прерывистым голосом сказал Чешир. — Великолепные. Вы проделали отличную работу, Фоулер.
Его шатало от счастья, как пьяного, он даже ухватился за прозрачную стену комнаты. «Собственно, комнатой это сооружение не назовешь, больше смахивает на кокон, — подумал я, — четких границ между стенами, полом и потолком нет, все скругленное, и весь кокон прозрачен, как вода. У Руоконен кабинет выстроен из такого же материала. Только здесь за стенами сплошное небо и облака».
— Это мой кабинет, — пояснил Чешир.
И как я не догадался — вполне в его духе. Самое-пресамое главное и престижное место во всей постройке по проекту Чешира; естественно, он и занял его собственной персоной.
А ведь разговаривает со мной как ни в чем не бывало, мерзавец. Значит, дальше так и будем прикидываться, будто той сцены на мосту не было? Чешир не оставлял мне выбора. Придется подавить в себе ярость и проглотить оскорбление, раз он полагает, что я безоговорочно разделяю его ликование и на радостях все ему прощу.
Облака, которые плотно окутывали кабинет Чешира, разошлись, и сквозь прозрачное днище кокона я увидел далеко внизу некое подобие огромной шахматной доски — темные и светлые квадраты, обведенные по периметру поля темным парапетом.
— Я собирался вам кое-что сказать, так вот… — начал я.
Чешир, который деловито просматривал экран своей инфокарты, стоя у стола, встрепенулся. Глаза его тревожно расширились.
— “Sanctus Ivo erat Brito, /Advocatus, et non latro/Res miranda populo”, — тихонько пропел я на мотив «Гаудеамуса». Чешир изумленно воззрился на меня.
— Вы серьезно, Фоулер? Вы учились в школе св. Иво?
Я нашел в себе силы улыбнуться.
— Вот так удар был для вашего отца! Выпускник такой школы — и подался в полицию.
Если Чешир рассчитывал меня поддеть, ему это не удалось. Я громко рассмеялся.
— Нет. Впрочем, чего там, удар не удар, но разочаровал я его, было дело.
— Святой Иво был бретонец, святой Иво был юрист, но народ лишь удивлялся, как душой он честен, чист, — процитировал Чешир наш школьный гимн уже не на латыни. Затем добавил: — Помнится, я каждое утро смотрел на фреску с его изображением в нашем актовом зале. Юрист с книгой в руках, окруженный бедняками и богачами, истцами и ответчиками, и за плечом его ангел, а у ног его — лев. Помните его прозвище?
— Да, — кивнул я, — и помнил каждый день, пока обучался на полицейского. Святой Иво — защитник бедняков. Также считается покровителем судей, юристов, правоведов. И сирот. Занятный списочек подопечных.
— А также обездоленных и брошенных, не забудьте, — дополнил Чешир.
— И рад бы, да не забуду, — парировал я. — Сколько работаю, столько пытаюсь забыть.
Мне хотелось спросить у него: «Вы ведь спроектировали Церковь Святых Серафимов, и что теперь — посещаете ее, а не ту, куда ходили в детстве?»
Летатели не только возвели себе город в небесах, они еще обзавелись собственной религией и храмом. Этак ангелы останутся без работы, потому что в храме колготятся крылатые прихожане всех мастей — рвутся в свой собственный рай.
Чешир повел рукой, сработало дистанционное управление, и противоположная стена сначала помутнела и потемнела, утратив прозрачность, затем засветилась и на ней возникла сложная схема, которая, повинуясь движению его руки, начала вращаться. Карта Заоблачной цитадели, вернее, ее части.
— Посмотрите внимательно. — Чешир, не касаясь экрана, пролистывал фрагменты изображения — они разворачивались в архитектурные чертежи. Я впервые в полной мере оценил размах и сложность проекта — целый квартал, да что там, целый город, вознесенный в небеса, он многократно превосходил по размерам тот небоскреб, на верхушке которого мы находились. Он простирался так широко, что боковые его фланги затеняли весь центр Города. По сути, это был второй центр Города, только небесный. Заоблачная цитадель позволит летателям вести свою, отдельную от бескрылых, жизнь — в небесном городе предусмотрено все для автономного существования. Живи в небесах, работай, отдыхай, учись, совершай покупки, занимайся спортом — плаванием, полетными тренировками, чем пожелаешь, — и все это в небесах. Когда Заоблачную цитадель достроят, мы, бескрылые, вынуждены будем существовать в тени летательского мира. И это не образное выражение. Небесный город будет затенять наш, земной.
