Владимир Круковер - Исполнение желаний
Я прибыл в стойбище нгасанов вполне официально, как консул Новой Зеландии. (Документы Почетного консула многие страны продают, эти документы не дают обладателю никаких прав, за исключением иметь на машине консульский флаг страны и собственного удовлетворения. Но в России таких тонкостей не знают. Особенно на Таймыре).
У меня был спальный мешок из гагачьего пуха, весящий всего 300 грамм, компактный, позволяющий спать на снегу в сорокоградусный мороз. У меня были мощный аккумуляторный фонарик, мексиканский нож-тесак (мачете), аэрозольные репелленты, походный термос и всякие безделушки для подарков. Привезли меня в это место на вертолете по распоряжению администрации области. Считалось, что я изучаю жизнь малых народностей в России для Фонда гуманитарной помощи при ООН. Короче, важная фигура. Что не помешало трем охламонам (пилоту вертолета, привозившего наробразную тетку, механику этого же вертолета и бывшему зэку Норильсклага, работавшему кочегаром в отделе образования) превратить меня в объект своего преступления. Пилот видел, как я сунул тетке солидную пачку долларов. Он поделился впечатлением с механиком, тот — с кочегаром, его дружком.
Был составлен план захвата меня с целью выдаивания денег. Они были уверены, что смогут получить большую сумму. И вертолет взял курс на стойбище.
Я обычно спал на улице. При всей моей симпатии к простодушным нгасанам грязь и постоянный запах рыбьего и нерпичьего жира в их ярангах вызывал противоположную реакцию. Единственное, что мешало глубокому сну — солнце, не желающее и на миг прятаться за горизонт. Оно разгуливало по небу как алкаш, идущий вокруг афишной тумбы и восклицающий, что его замуровали.
Проводник предупредил меня об опасности. Еще тогда, после инфаркта, когда я поручил проводнику следить за моим здоровьем и корректировать опасные процессы в организме, я спросил его: может ли он предвидеть опасность? Проводник ответил, что может. И что может предупредить о любой опасности, но не может уберечь. Ответ в стиле Проводника — сказал все и не сказал ничего. Наверное, этого космического информатора программировали софисты. Или — суфисты.
Через два часа должен был прилететь вертолет с тремя «рыцарями удачи». У меня было три варианта защиты. Сообщить по рации в администрацию своему куратору, организовать оборону или слинять в тундру. Стрелять в людей мне не особенно хотелось. Приятно было позволить себя скрутить, а потом ждать милицейского воздушного патруля. Но эта приятность была чревата, а вдруг «рыцари» успеют смыться быстрей, чем прибудет правопорядок. Поэтому я пошел к шаману.
— Черная туча летит сюда, — сказал шаман. — От нее беда будет стойбищу. Спрятаться нельзя, всю тундру видит зло сверху при ясном солнце.
Любопытно, подумал я, этот экстрасенс чувствует опасность не хуже Проводника. Но почему он думает о неприятностях в отношении соплеменников. Ведь, это за мной летят. А, не найдя меня, станут допрашивать нгасанов. И, наверное, грубо допрашивать.
— Мы можем задержать злых, — сказал я, — у всех есть карабины, все охотники.
— Нгасан не поднимает ружье на человека, — ответил шаман грустно.
— Это не люди, оборотни, — сказал я.
— Где-то в глубине они все равно люди, — сказал шаман. — Некоторым предстоит стать ими уже в этой жизни, некоторым потом, в других жизнях. Нгасан не может вмешиваться в череду предназначенного.
Черт-те что, подумал я, откуда бы у заполярного племени знания буддизма?
— Что же делать, ты, наверное, понимаешь, что зло летит за мной?
— Ты пойдешь навстречу злу и оно иссякнет, — ответил шаман. И добавил очень рационально: — Я уже сообщил по рации, что нашему гостю грозит беда.
Ну, ну. Шаман двадцатого века, с рацией под подушкой.
— Ладно, — сказал я, — мне ружье дай, я не обязан заботиться о перерождениях этих двуногих ублюдков.
— Не надо, — сказал шаман. — Хуже будет. Зло, как камешек, брошенный в скалу, всегда летит обратно, в того, кто бросает.
— Тоже мне, толстовец заполярный, — возмутился я. — Ты что же, драться со мной будешь?
— Нет, я сказал. А ты поступай. Поступать ты можешь, а я могу говорить. Сейчас ты сам оборотень, твое тело думает, а не твоя голова.
Все это было очень мило, философские рассуждения шамана, суфийская информация Проводника. Но мне надо было протянуть время, дождаться ментовского вертолета. А вертолет искателей богатства уже жужжал вдали. Поэтому я снял с колышков винтовку, взял запасную обойму и пошел на окраину стойбища, туда, где за высоким скалистым выползнем хранили в земле запасы мяса и жира.
Собаки увязались за мной, я подумал, что если будет перестрелка, песики могут пострадать, шуганул их. Неужели, и о собаках подумал шаман, предупреждая, что от моего сопротивления всем будет плохо? Надо же, какой специалист по экстраполяции событий!
Я улегся за камнем, прямо на меховой крышке глубокого ледника, выкопанного в вечной мерзлоте. Винтовка у шамана была старая, но ухоженная. Пятизарядная трехлинейка. Чудеса, неужели охотники и оленеводы не заработали на современный карабин? В армии я неплохо стрелял, так что надеялся никого насмерть не грохнуть. Мне надо было лишь протянуть время.
Вертолет опустился в туче пыли, гул немного стих, собаки окружили машину, захлебываясь лаем. Вот они, о ком предупреждал Проводник, вертолетчики и бывший зэк. Вот они спрашивают шамана, надо же — сам пошел навстречу опасности, прикрывает своих подопечных, как курица-наседка. Так, шаман указывает в мою сторону. Ах ты, стукач… Хотя, он прав, он сейчас одного меня против жителей всего стойбища взвесил. Что ж… Взвешено, отмерено, сосчитано… Я прицелился в кабину вертолета и выстрелил…
4
Почему же Проводник не предупредил меня о другой опасности, о той, что навалилась на меня после выстрела. И шаман этот, он не только рационалист, он стратег и тактик: чтоб не рисковать племенем, послал охотников скрутить меня, а эти охотники к песцу умеют подобраться по голой тундре незамеченными, не то, что ко мне.
Короче, я только один раз успел выстрелить, хотя стекло кабины не пробил, срикошетила пуля скользом. И сразу на меня набросили оленью шкуру, сами навалились, закрутили в эту шкуру и доставили к вертолету, как ценный подарок в упаковке.
Спасибо тебе, шаман!
Я лежу на железном днище, меня трясет, в рот лезет противная жесткая шерсть. Уже больше часа летим. Я не дрыгаюсь, дергаться еще хуже. Лежу, советуюсь с Проводником. Он успокаивает, объясняет, что разбойникам выкуп нужен, что они меня беречь будут, как золотой запас страны. А это все временные неудобства.
Злость меня распирает. Не на шамана, даже, на людей. На двуногих хищников.
Ну вот, вроде приземляемся. Где бы это? До города часа три лета. Спрашиваю всезнающего, он передает мне в мозг картинку временного убежища похитителей. Балок прямо в тундре, раньше им пользовались буровики, сейчас в нем иногда ночуют охотники.
Вертолет жестко садится, меня выносят, кладут на землю, вертолет улетает. Чьи-то руки разрезают веревку, я наконец могу дышать свободно. Я встаю, сплевываю оленью шерсть. Судя по информации Проводника со мной остался бывший зэк, а те двое улетели. Конечно, вертолет все же казенный, им и так придется как-то объяснять свой незапланированный полет. Ладно, поговорим с зэком, дай-ка мне о нем информацию, Проводник.
Я достал сигареты, закурил, посмотрел на похитителя. Неказистый мужичок, лет сорока, лицо сморщенное, в пятнах давно обмороженной кожи. Глаза мутные какие-то. В руках шпалер, парабеллум, насколько я понимаю. Калибр 0,9, подходят патроны от «макарова», но при стрельбе ними большой разброс пуль. В юности я увлекался огнестрельным оружием, особенно пистолетами. Чуть не посадили за это.
— Ну что ж, Харьков Виктор Борисович, — сказал я сухо, — парабеллумом, значит, балуешься. Калибр ноль девять, подходят патроны от «макарова», но дают большой разброс при стрельбе. Родные патроны достать трудно, модель устаревшая, боезапас не производится. Срок ты, Виктор Борисович, отбывал за хищение в особо крупных размерах. Попал под амнистию президентскую. Все польза от политики. Сейчас в руках держишь не пистолет, а новый срок по статье 212 УК России, до двух лет за хранение огнестрельного оружия. Но это срок пустяшный, он уйдет поглощением за основной. А основной срок тебе грозит за похищение иностранного гражданина, до 12 лет без возможности амнистироваться. Тяжкие преступления под амнистию не попадают.
Глаза кочегара расширились. Я продолжил ковать железо:
— И ты, сявка позорная, на киче парашу лизать будешь, пока шнифты не выпадут. Ты на кого, лярва безумная, накатил, на самого Адвоката! Помнишь, небось, по пересылкам, как про меня всякое рассказывали? Как же это ты, мелочь, олень брупистый, мужик несчастный, на авторитета рот раззявил? А-а!?
