Андрей Рубанов - Боги богов

Ракета погасла, и мрак стал гуще.

— Есть другие города, — прошептал Марат. — Я там жил. Их построили такие, как я. Там сверкают огни, и звучит музыка. Там чисто и красиво. Там все улыбаются друг другу. Там женщины веселы, а мужчины спокойны. Там можно быть в толпе, но в одиночестве. Там можно быть в одиночестве, но в безопасности. Там можно умереть от голода и старости, но нельзя умереть от скуки. Это великие города, и там есть всё. Каждый такой город и есть Узур.

Ведьма вздохнула, этот умный и вежливый вздох вызвал у Марата приступ злобы. Захотелось поднять пистолет и прижать дуло к ее виску. Напугать, унизить, подчинить — что угодно, лишь бы не видеть ее взрослой полуулыбки, лишь бы не обонять запах тыквенного спирта. Но пистолет не принадлежал ее миру. Ведьма просто не поняла бы грозящей опасности. Гнев исчез, Марат спрятал оружие, оперся спиной о камень стены.

— Я хотел построить здесь такой же город. Место, где все сходятся и делают мену… Каждый дает каждому, что может: тюленьи шкуры, черепашью икру… Мысли, улыбки, любовь… Я мечтал… Но не смог. Они обмениваются шкурами, но не любовью.

Марат хотел добавить, что пять лет назад они не знали медных ножей, и похлебок из черепашьих животов, и паруса, и домашних животных, и цифр, и луков со стрелами, а теперь у них есть это всё и еще многое другое — и вот итог: в благодарность за великие дары они собираются убить его.

— Нет, — ответила женщина. — Ты смог. Твой Город велик и прекрасен. Слава его гремит по всему берегу. Я ходила на север и на юг. Я знаю деревни, до которых пятьдесят дней пути, и семьдесят дней пути, и сто дней пути. Везде знают про твой Город, и когда я начинаю рассказывать про него — люди теряют дар речи. Твой Город — это Тжи, великое чудо, в которое нельзя поверить, пока сам не потрогаешь. Моя мать говорила мне, что в мире будет четыре Тжи, по числу лун на небе. Твой Город — это второй Джи.

— А первый?

Ведьма осторожно положила руки на грудь Марата.

— Первый Тжи — это Узур.

— А третий и четвертый?

— Их еще нет. Когда появится третий Тжи, четыре Первые Дочери возненавидят друг друга. Вода захочет погубить огонь, ветер решит погубить землю. Когда появится четвертый Тжи, Первые Дочери погибнут, и не будет ничего. Только Мать Матерей останется среди пустоты, и она начнет всё сначала.

Марат помолчал и произнес:

— Завтра ты отведешь меня в Узур.

Бродяжка улыбнулась.

— Конечно.

— А сейчас ты скажешь, где он находится.

— На юге. Там, где кончаются горы и начинается пустыня. Надо идти пятьдесят дней, а потом один день плыть на восток.

— Плыть? — переспросил Марат, ощущая злобу.

Женщина спокойно кивнула.

— Да. В городе говорят, что ты плохо плаваешь… Но это не страшно. Я помогу тебе… Я рождена дочерьми тлиу, далеко на юге. Дочери тлиу плавали к большой воде и ныряли за розовыми медузами, очень глубоко. Здесь, в твоем Городе, не умеют добывать розовых медуз… Но дочерей тлиу больше нет. В жаркий год появились пчеловолки и убили всех… кроме меня. Мне было четыре года, и я смогла взять на руки только одну маленькую девочку… Я стояла по горло в воде и ждала, когда пчеловолки улетят. Они боятся воды, не выносят ее запаха… Если пчеловолк подлетал слишком близко, я ныряла и сидела под водой, и вдувала свой воздух в ноздри девочки, чтобы она не захлебнулась… Потом, когда всё кончилось, я отнесла девочку в соседнюю деревню, а сама ушла и забыла свое имя… Но я помню род тлиу, и я могу плыть три дня и три ночи, и нырять туда, где не видно солнечного света…

Она шагнула к нему.

— Сейчас я могла бы быть матерью рода тлиу. Но я стала бродягой. И это хорошо. Если бы я стала матерью рода, я всю жизнь прожила бы с людьми тлиу и не встретила бы тебя…

Марат положил ладонь на ее бедро.

Старуха всё хорошо придумала.

Мы заманим его в воду и утопим.

Ты думал, они будут обмениваться мыслями и улыбками — извини, парень. Ты ошибся, пилот. Пока они обмениваются только тюленьими шкурами, заслугами, волосатыми рабами и котлами для изготовления черепашьей похлебки.

Ты думал, они полюбят тебя — с какой стати? Скольких ты убил, покоряя берег? Их кровь всегда будет на тебе. Лучшее, что ты можешь сделать, — утонуть в их теплом сладком океане, соблазненный нелепыми сказками про место, где всё есть.

Наутро Марат призвал Митрополита и обоих генералов, отдал секретный приказ о подготовке к походу. Вместо себя на хозяйстве решил оставить Хохотуна. Огромный предводитель старых воинов и начальник ударного отряда боевых носорогов давно стал сам похож на носорога. Отрастил кошмарный живот, заметно состарился — однако морщины даже добавили его облику свирепости; горожане боялись Хохотуна много сильнее, чем его заместителя Муугу. Хотя последний был гораздо более умелым воином и хитрым управленцем.

Остальное время дня пришлось потратить на возню со старым вором. Первоначально Марат собирался отговорить Жильца от участия — затея слишком опасна, цель эфемерна, глупо тащить с собой беспомощного инвалида, но Великий Отец устроил скандал, каких не помнили на вершине Пирамиды, назвал Марата имбецилом, императором обезьян и сопливым Хаммурапи, после чего объявил, что Узур ему нужнее, чем всем остальным, вместе взятым. Пришлось включить в состав экспедиции Нири, смастерить надежные закрытые носилки, а главное — спешно замуровать вход в капсулу. Впрочем, красть из нее уже было нечего.

Напоследок Марат переключил питание на бортовой журнал и оставил подробный рапорт. Изложил, опустив некоторые детали, всю историю покорения Золотой Планеты. Получившийся текст проверять не стал. Несколько минут подумал и добавил короткий постскриптум: «Сознаю, что вмешательство в судьбу неизвестной цивилизации было грубым, безграмотным и преступным, всю ответственность возлагаю на себя, смягчающих обстоятельств не имею, снисхождения не прошу».

В полночь отплыли, на огромном катамаране Сцая. Торговцу тюленьими шкурами объявили, что его корабль реквизируется как самый большой в Городе; такова воля Владыки и его Великого Отца; приказали скрытно спустить лодку на воду и прибыть на борт, взяв с собой шестерых лучших рабов-гребцов.

Были «дни спящей воды», иначе говоря — штиль, несколько дней безветрия, предшествовавшие наступлению ежегодного Большого шторма. Пошли на веслах, держа берег в километре по левому борту. Жильца положили по центру корабля, в хозяйской каюте, там же устроился и Марат.

На рассвете первого дня он откинул шкуру, выбрался наружу и увидел, что катамаран потерял ход. Сцай, занявший место рулевого, крепко спал, зажав под локтем до блеска отполированное кормило; спали гребцы, спала Нири, спал Муугу. Бодрствовала только ведьма: сидела на носу, подобрав под себя ноги и смотрела, как поднимается над горизонтом алый диск светила.

Она почувствовала взгляд Владыки, обернулась: свежее лицо, яркие губы, смуглые плечи; посмотрела молча, серьезно, то ли мрачно, то ли торжественно.

Если она участвует в заговоре, подумал Марат, то я приму смерть именно от ее руки. Все-таки сила ее мускулов удивительна, ночью я едва с ней справился… Ведьма нападет на меня, а Сцай — на генерала. Столкнет в воду и утопит. Хотя генерал — отменный боец, природный убийца… Потом настанет черед Нири. Жилец умрет последним. Безусловно, прежде всего заговорщики удовлетворят естественное любопытство: посмотрят, как выглядит загадочный Великий Отец, возможно, даже захотят поговорить. Старик не знает берегового наречия и очень скверно говорит на равнинном, но бродяжка владеет всеми языками в этой части материка, и она, если захочет, получит ответы на любые вопросы. Потом Жильца задушат. Или тоже утопят. Один из королей преступного мира Звездной Федерации окончит свои дни, умерщвленный троглодитами на планете, которая даже не нанесена на карты. Далее тела достанут из воды, снимут шкуры и выделают по всем правилам. Племя дочерей тюленя — самое многочисленное и влиятельное в Городе, и шкуры больших бродяг, натянутые на бамбуковые рамы, будут хорошим украшением для родового чувствилища.

Или не будет ни схваток, ни потасовок. Ночью они пробьют дыру в днище лодки; все, кто не умеет плавать, утонут сразу, и я останусь один против Сцая и ведьмы; вдвоем они легко со мной справятся. Достаточно один раз увидеть охоту на тюленей, чтобы понять: в океане люди берега преображаются. Тюленебой задерживает дыхание и ныряет на десять метров, привязав к ноге увесистый камень, и сидит на дне, иногда по полчаса, прячась в водорослях и дожидаясь, пока жертва не проплывет прямо над ним; затем — быстрое всплытие и удар острогой снизу вверх, точно в горло сильного, но медлительного и глупого животного.

Марат толкнул ногой Муугу. Генерал мгновенно вскочил, завращал глазами, выхватил оба своих коротких меча, но потерял равновесие и едва не упал за борт. Успел отшвырнуть один из клинков и ухватиться рукой за мачту. Прошипел ругательство. Марат молча ударил ладонью по его вцепившимся в дерево пальцам, нажал, гневно посмотрел в мутные со сна глаза дикаря: не спи, будь внимателен. Держись крепче, генерал, тут тебе не родная равнина, где ты мог убить камнем земноводную собаку, нажраться от пуза и уснуть, и так каждый день, всю жизнь…